Смерть под зонтом

Возведенная из железобетона, она была без окон и украшений, если не считать бюст основателя секты на крыше. А изнутри изображала церквушку из нетесанных бревен, которую Иеремия Александер в 1822 году построил примерно в том же месте.

Стены, скамьи, простой алтарь и примитивная кафедра, с которой Ионатан Крюдешанк обычно выступал со своими проповедями, – все это было из той же необработанной древесины. О современности напоминали лишь неоновые светильники и электрические провода, которые тянулись от микрофона на кафедре к громкоговорителям.

Церковь могла принять около двухсот богомольцев. Крюдешанк был достаточно разумен, чтобы понять, что больше не привлечь ни повышениями по службе, ни доплатами за безбрачие.

Зайди он сейчас сюда, его наверняка хватил бы удар. Алтарь был превращен в столик забегаловки. На разостланных газетах стояли бутылки «Александрийского нектара» вперемешку с початками кукурузы и ломтиками консервированной колбасы. Вокруг алтаря на скамьях сидело человек десять.

– Непомука Берлунда кто-нибудь видел? – спросил начальник полиции.

– Вот я, – поднялся навстречу долговязый мужчина лет тридцати в джинсовом костюме и ковбойской шляпе. Он сделал основательный глоток из бутылки, не спеша закусил кукурузой и колбасой и сказал: – Хорошо, что пришли, Абуш, я уже собирался…

– Неужели вы не испытываете неловкости? – начальник полиции выразительно покосился на алтарь. – Я отнюдь не моралист, но это, по-моему, смахивает на кощунство.

– Я бы назвал это скорее деликатностью, – усмехнулся Берлунд.

– Разве лучше, если бы мы выпивали в консервном цехе у всех на виду? Кое-кто из бывших рабочих Крюдешанка не может себе позволить и кружки пива. А здесь на нас взирает один господь бог, которому нечего нам завидовать…

– Ведь он от выпивки воздерживается, – засмеялся кто-то из компании. – Не сердись, начальник, пока Крюдешанк нам платил, мы были готовы поверить всему, даже тому, что завтра наше озеро перестанет смердеть. Кому же теперь нам верить, Винценту Басани, что ли?

Дождь немного стих. Мы с Берлундом уселись под навесом на прозрачных коробах. В них пестрели этикетки, которым не доведется украсить некогда прославленные консервы «Посейдона».

– Что на сердце? – начал разговор начальник полиции. – Если окажется, что ты меня вытащил сюда, чтобы выжать десятку еще на бутылку-другую, то я засажу тебя по шестому дополнению к статье 121 уголовного кодекса.

– Шестое дополнение? – Берлунд нахлобучил свою ковбойскую шляпу. – Обман с целью незаконной наживы, если мне не изменяет память.

– Не изменяет, – подтвердил Грегор Абуш. – Предусмотрено наказание от одного до трех лет. В случае чистосердечного признания обвиняемый, если не был ранее судим, может надеяться получить год условно.

– Обвиняемый согласен. Но прежде всего десятку! – протянул руку Берлунд.

Обмену этими репликами не сопутствовала ни одна улыбка. Тогда я еще не знал, что одна из особенностей александрийского юмора – серьезное, даже мрачноватое выражение лица, что придавало их шуткам особый смак.

Я был готов выложить эту десятку Берлунду из собственного кармана – такое облегчение почувствовал, убедившись, что мои недобрые предчувствия лопнули как мыльный пузырь.

Однако, к моему удивлению, Берлунд начал совсем в другом тоне:

– Я не уверен, но мне кажется, что полиции… – он остановился, недоверчиво взглянув на меня.

– Латорп мой старый приятель, – успокоил его Грегор Абуш. – Говори смело. Что случилось?

– Карпентер обещал быть через четыре часа, чтобы выплатить нам остальные деньги. Исчез, словно в колодец упал. Всю Александрию обзвонил, никто его не видел.

– Карпентер?

– Да. Главный оператор фильма, в котором я принимаю участие в качестве рядового гангстера… Я собрался с духом, позвонил даже режиссеру, ну, этому Ричарду Бейдевану. Похоже, он проглотил всю годовую продукцию винокурни Басани. Послал меня ко всем чертям.

– Повода для беспокойства не вижу, – пожал плечами Грегор Абуш. – Вероятно, надрался с горя.

– С какого там еще горя?

– Оттого что период дождей наступил раньше обычного. Съемки придется отложить на неопределенное время.

Берлунд коротко рассмеялся в ответ:

– В таком случае могу вас поздравить! Во-первых, из пьяного бреда режиссера я сделал вывод, что он Карпентера сегодня вообще не видел.

– А во-вторых? – спокойное, обычно не слишком выразительное и подвижное лицо Грегора Абуша напряглось.

– Важнейший эпизод фильма «Частная жизнь Долли Кримсон» уже снят.

– Вы ошибаетесь! – воскликнул я. – Дэрти только сегодня уехал в Новый Виндзор встретить главного оператора… Как там его зовут… Да, Карпентера. Кроме того, мне доверено снять документальный киноочерк об Александрии, в котором, между прочим, будет показано, как снимается упомянутый вами гангстерский фильм.

– Что вы хотите этим сказать? – прищурил глаза Берлунд.

– То, что без меня ни один важный эпизод снят не будет!

– Вы осмеливаетесь назвать меня лжецом?! – рука Берлунда молниеносно скользнула к широкому ковбойскому поясу, имитируя характерный жест, которым герои вестерна выхватывают из кобуры пистолет. – Ах, да, совсем забыл: мой револьвер заложен в ломбарде!

Он скорчил смешную мину, на всякий случай глянув на меня, оценил ли я его юмор.

– Ну ладно, согласимся, что я лгун. Когда Дэрти поехал за Карпентером в Новый Виндзор?

– Где-то около десяти.

– Но у меня есть добрых двадцать свидетелей, лицезревших Карпентера ровно в десять в съемочном павильоне. И по меньшей мере вдвое больше народу видело его в банке с половины одиннадцатого до одиннадцати. После этого его никто не встречал… Ладно, я не какой-нибудь садист, играть на ваших нервах больше не буду. Под руководством Карпентера мы снимали сегодня эпизод ограбления банка.

– Что?! – воскликнул я.

– Что слышали. То обстоятельство, что в съемках не участвовали ни режиссер, ни исполнительница главной роли, с самого начала показалось мне подозрительным. Когда Карпентер, который обещал нам тотчас же привезти деньги, куда-то подевался, я счел нужным позвонить начальнику полиции. Судя по тому, что вы сказали, здесь определенно что-то не в порядке.

– Где ближайший телефон?! – Грегор Абуш моментально оторвал свое тяжелое тело от ящика, на котором сидел.

– Берлунд! Поздравляю! – Абуш бросил трубку. – Ты, вероятно, единственный человек в мире, который ограбил банк, сам того не подозревая!

– Вот так штука! – фыркнул Берлунд. – Мне за это ограбление полагается сотня, к тому же половина улетучилась вместе с Карпентером, а вот ему и Альберту…

– Альберту? – Я в смущении переводил взгляд с одного собеседника на другого, словно в поисках поддержки. На какое-то мгновение даже показалось, что меня разыгрывают.

– Голова кругом идет, – признался я. – Скажите прямо и ясно. Банк ограблен?

– И еще как! – подтвердил Грегор Абуш. – Очистили главный сейф.

– Какая сумма похищена?

– Это знает, вероятно, только сам Крюдешанк. Вам надо учесть, Латорп, это не общественный банк, контролируемый акционерным обществом, а маленькая частная лавочка, где, кроме хозяина, никто не знает, соответствуют ли занесенные в гроссбух цифры действительности.

– Ну так позвоните Крюдешанку!

– Уже звонил. Он не в состоянии говорить. Сейчас у его постели хлопочет наш лучший врач Метьюзал. Известие о нападении на банк свалило Крюдешанка. Доктор опасается, не инсульт ли это. В таком случае его придется перевезти в Новый Виндзор, у нас даже приличной больницы нет. Сторожа банка уже увезли туда… А теперь, Латорп, простите… Хочу, наконец, послушать, что расскажет Берлунд.

– Для протокола? – Берлунд поморщился. – Допросите какого-нибудь другого участника ограбления. Моя манера изложения не очень подходит для официальных документов. Разве не помните? Именно поэтому начальство в Новом Виндзоре решило, что с таким языком, как у меня, на полицейской службе делать нечего. Хорошо еще, что полудохлые рыбы, с которыми пришлось после этого иметь дело на заводе, особенно не возражали.