Страница 12 из 75
Сейчас он, властелин мира, со смесью ярости и удивления смотрел на эти два жалких создания, которые осмелились противиться его воле и теперь, скованные, лежали ниц перед грудой ковров и шкур, служившей ему троном. Третий раз в его жизни человек противостоял ему, не обладая никаким оружием, кроме мужества.
Однажды это была странная, нежная и гордая женщина, которая во имя бога любви преградила ему путь в Лютецию. В другой раз – дряхлый старец, одетый в белое, вышел с крестом в руке ему навстречу по дороге в Рим, славя имя того же бога. Что. сказал ему тогда папа Лев, дабы отвратить его неукротимые войска от Святого Града, было тайной, которую он сохранил в своем сердце и никогда не поведал ни одному человеку. Но эти двое, которые даже не поклонялись богу христиан, восстали против него лишь во имя любви! Гнев его не знал границ.
Большими голубыми глазами, полными ужаса, смотрела Ильдико на Атиллу, Божьего Бича. Он был невелик ростом и скорее уродлив, когда сидел, развалясь, на своих подушках, но у него были плечи борца, широкая грудь и необычное лицо с раскосыми глазами, в которых тлел опасный огонек. У него была смуглая кожа, полные чувственные губы, приплюснутый нос азиата, большие скулы, черные с проседью волосы, а вокруг уголков рта жесткие морщины, которые лишь подчеркивались тонкими, длинными, на китайский манер, усами. Он походил на хищную кошку, приготовившуюся к прыжку, и девушка чувствовала, как ее все сильнее охватывает ужас. Но Казар, несмотря на цепи, сохранял надменность. На него теперь был направлен взор Атиллы.
– Ты брат моей первой жены, Казар, и я выращивал и вскармливал тебя как своего собственного сына. Однако ты осмелился украсть мое имущество – пленницу, которая принадлежит мне. Что ты скажешь на это?
– Ничего, великий Чакхан… я знаю, что заслужил смерть. То, что я похитил эту женщину, произошло потому, что я люблю ее и кровь кипит в моих жилах. Ты можешь пролить эту кровь, это твое право.
– Не беспокойся, ты умрешь, – рассвирепел Атилла. – Но может быть не так скоро, как ты думаешь. Что же касается тебя, женщина, то ты тоже сотни раз заслуживаешь смерти. Если я не ошибаюсь, твой народ бросает в болото женщину, покинувшую мужа, которому она обещана.
Вопль ужаса был ему ответом. Девушка сникла и закрыла лицо руками. Судорога сотрясла ее тело, а по губам Казара скользнула презрительная усмешка.
Гунн наблюдал за всем этим из-под набрякших век. Неожиданно он вскочил и подошел к распростертой на земле девушке. Он отвел рукой ее великолепные золотистые волосы, которые закрывали ей лицо, и властным жестом взял ее за подбородок.
– Не бойся, ты не умрешь. Будет справедливо, если умрет лишь тот, кто пренебрег своим долгом. Ты слишком прекрасна и пойдешь той дорогой, которая тебе предназначена. Сегодня вечером…
Его рука покоилась теперь на ее светлых волосах.
— Да, это было бы прискорбно. Никогда я не видел красоты, которая могла бы сравняться с твоей. Для меня будет большим счастьем, когда ты станешь моей.
Его хриплый голос несколько смягчился на последних словах. Но Ильдико вновь подняла голову.
– Нет! – закричала она. – Нет! Я не хочу!
Она трепетала, как лист на осеннем ветру, но взгляд ее больших ясных глаз был решителен. Тело ее страшилось плотских мук, но душа противилась позору. Ошеломленный, Атилла отнял руку и отступил на несколько шагов, нахмурив лоб.
– Что?! Ты предпочитаешь умереть?.. Знаешь ли ты, что люди могут умирать мучительно долго, что самые выносливые, самые мужественные из них громко взывают об избавлении? Знаешь ли ты, что я могу пытать тебя много дней, не позволяя умереть?
Чтобы не видеть холодной жестокости, которую источали глаза завоевателя, Ильдико опустила веки. Она дрожала, но голос ее был тверд.
– Я знаю это, – шепнула она. – Но я знаю также, что люблю его и его любовь – это то единственное, о чем я прошу. Делай со мной все, что хочешь, но я принадлежу только ему.
В то время как на лице Атиллы проступала краска гнева, лицо Казара выражало радость и облегчение. Атилла яростно прижал девушку ногой к земле, так что цепь до крови оцарапала ей лоб.
– Ты не свободна выбирать свою судьбу, – прошипел властелин гуннов. – Если я сказал, что ты будешь принадлежать мне – значит, так и будет. И я тебе скажу еще кое-что: ты сама придешь ко мне – с охотой и добровольно.
– Никогда.
– Придешь… и чем быстрее ты это сделаешь, тем будет лучше для этого человека, которого ты осмелилась полюбить. Слушай меня внимательно: ты будешь приходить сюда каждый день и говорить, хочешь ли ты стать моей женой. Ты видишь, я знаю тебе цену. Твое мужество заслуживает того, чтобы ты была не просто наложницей, но моей женой. Я люблю смелых людей, даже когда они противятся мне.
– Благодарю тебя, но я не сделаюсь ни твоей женой, ни твоей наложницей.
На плоском лице монгола появилась жестокая усмешка.
– Сделаешься. Каждый день, я сказал, ты будешь приходить сюда и говорить, согласна ли ты повиноваться или нет. После каждого отказа Казара будут пытать. Мои палачи умеют долго сохранять жизнь испытуемого. Я захочу – и он будет умирать месяцами, если ты не окажешься благоразумной. Но если ты окажешься благоразумной…
Девушка оперлась на руки, глядя на него с надеждой во взоре:
– Ты помилуешь его? Освободишь?
– Нет, ибо он преступил мой закон и восстал против моей власти. Но наутро после нашей брачной ночи ему наконец отсекут голову. Он не будет больше мучиться.
Со вздохом склонила Ильдико лицо к земле. Казар взмолился: – Будь тверда, Ильдико, не отдавайся ему. Покажи, что твоя любовь сильнее него. Я предпочту сотни раз быть замученным до смерти, чем представлю себе, что ты лежишь в его объятиях… не сдавайся.
Атилла ударил связанного кулаком по лицу.
– Не тебе решать, а ей. Быть может, Казар, ты сам вскоре будешь умолять ее подчиниться мне.
– Не рассчитывай на это. Я не страшусь боли.
Вместо того чтобы ответить, завоеватель ударил в большой гонг, который висел у входа в шатер. Появились два воина. Он указал на пленных – гордо выпрямившегося Казара и всхлипывающую, распростертую на земле Ильдико.
– Мужчину уведите в темницу, а с нее снимите оковы и отправьте к женщинам. С ней не должно ничего случиться.
Деревянный дворец Атиллы находился на небольшом возвышении. Дерево было выстругано тщательнее, чем на других домах, а сам дворец был обнесен украшенной башенками оградой. За ней, кроме дворца, находилось еще одно маленькое здание – дом для женщин, и ярко разукрашенное сооружение из неотесанного камня, где располагались бани.
Дом для женщин также был разукрашен рисунками, и на четырехугольной, на азиатский манер, крыше были развешены колокольчики из бронзы, которые звенели на ветру. Внутри обстановка была скудной, но в избытке имелись ковры из шерсти, шелка и войлока, которые пестрели всеми цветами радуги.
Двумя днями позже на своем ложе, состоявшего из груды ковров, сидела Крека, любимая жена Атиллы, и разглядывала Ильдико, обеими руками сжимавшую голову. Снаружи доносились свистящие удары бича, они были слышнее, чем ропот возбужденной, кровожадной толпы, которая собралась там. Время от времени жертва кричала и стонала от боли, и толпа отвечала ей ревом.
Крека, опершись на локоть, взяла с одной из стоящих рядом с ней тарелок пропитанное медом лакомство, положила его в рот, вытерла липкие пальцы о свое белое, украшенное золотом, шерстяное платье, затем, издав довольный вздох, бросила презрительно:
– Как ты глупа, бедная малышка, ну что ты плачешь целый день… Тебе больше нечем заняться?
Ильдико подняла голову, сквозь слезы взглянула на грузную, лениво разлегшуюся женщину, и сказала с трудом:
– Ты что, не слышишь? Это Казар, которого твой муж опять приказал бичевать, как вчера и позавчера. Его раны опять посыпят солью и заставят кричать от боли. А я должна слушать. Но тебе это безразлично, ведь ты ешь!
Черные, узкие глаза Креки – единственное, что осталось от ее былой красоты, – загадочно блестели. Она вновь улеглась на ложе.