Любовники поневоле

– Как вы, должно быть, счастливы, храня такие чудесные воспоминания, – заметила Кэт во время одной из таких бесед. Томас, казалось, сильно удивился, что она может считать его счастливым, но изменил свое мнение, когда Кэт привела страдальцу образец своих собственных воспоминаний о семейной жизни с Мики.

– Кэтлин! – воскликнул Томас Зинтермут, и улыбка осветила его серьезное лицо, когда Кэт появилась в его конторе. – Как я рад тебя видеть!

– Как поживаешь, Томас? Надеюсь, тебе лучше?

– Не совсем. – Его лицо снова приняло мрачное выражение. – Но с твоей стороны очень мило, что ты зашла ко мне.

– На самом деле я пришла к тебе с предложением, которое может стать весьма выгодным для нас обоих.

– Правда? – удивился Томас, но внимательно выслушал Кэт. Когда она закончила, банкир с сомнением произнес: – Обычно, мы не ссужаем денег женщинам. Как к этому относится Коннор?

– Томас, ты меня разочаровал! – воскликнула Кэт, одаривая собеседника притворно неодобрительной улыбкой. На самом деле ей хотелось зарычать на него. Мужчины поистине несносны. – Я являюсь владелицей ранчо неподалеку от Диллона, – продолжала она. – Коннору это неинтересно, так что ты должен оценить мое предложение по достоинству, принимая во внимание, что Я разведала месторождение «Девушка из Чикаго» и МНЕ принадлежит половина этого рудника.

– Это верно, – задумчиво произнес Зинтермут.

– Полагаю, я могла бы предложить тебе процент от доходов рудника или ранчо, но сначала скажи мне, как по-твоему, смогу я продать масло или нет.

– О, Господи, – сказал Томас Зинтермут, – масла всегда не хватает. Я сам стану первым покупателем. Честно говоря, не пойму, почему до сих пор колеблюсь. – Его лицо осветила радостная улыбка. – Наши фонды в твоем распоряжении, моя дорогая Кэтлин.

Кэт не только получила заем, но и сам президент банка Томас Зинтермут лично провел ее, как королеву, по банковскому залу, пол в котором был выложен красивой плиткой. По пути домой Кэт беспокойно размышляла, что помогло ей получить кредит: ее хитроумный план использовать пристрастие горняков к маслу или способность сочувственно выслушать человека, который мог одолжить ей деньги. Теперь Кэт припомнила, что на вечеринке «добро-пожаловать-домой-после-похищения» Томас явно расстроился, узнав, что они с Коннором решили пожениться, но, разумеется, это ей всего лишь показалось.

«Дареному коню в зубы не смотрят», – говаривала ее мать, и Кэт вовсе не думала поступать так по отношению к банковскому кредиту. Если Зинтермут дал ей денег потому, что страдал от неразделенной любви, она все равно возьмет их. Теперь нужно начинать обзаводиться покупателями масла на каждой рудничной кухне, в каждом пансионе, в каждой бакалейной лавке графства. Коннор, конечно, будет возражать, так как погода неподходящая для путешествий, но Кэт собиралась воплотить свой проект в жизнь, что бы он там ни говорил. Этот самоуверенный индюк думал, что она не получит заем. Ха!

– Том дал тебе денег?

– Конечно, ведь мы хорошие друзья, – с важным видом ответила Кэт.

– Ты и Томас Зинтермут? – сказал Коннор.

– А почему бы и нет? Он приятный молодой человек. С хорошими манерами. И он видит большие возможности в развитии рынка масла, который, кстати, я собираюсь незамедлительно исследовать. Думаю начать с Десятимильного каньона.

Коннор кивнул, и Кэт заметила, как он переглянулся с Августиной Макклауд, словно они были рады, что Кэт уезжает. С большим трудом удалось ей затушить пламя ревности, вспыхнувшее в ее сердце. Она уезжает на три дня, а Коннор ведет себя так, будто ему все равно. Наверное, он только плечами пожал бы, скажи Кэт, что не приедет на Рождество.

ГЛАВА 28

Кэт вернулась домой двадцать четвертого декабря. Стоял прекрасный зимний день; пощипывал морозец, но никакого снегопада не ожидалось. Тот снег, что выпал днем раньше, утоптался и лежал плотным слоем. Никто не откликнулся на ее зов из проходной комнаты. Тогда Кэт, решив, что никого нет дома, сняла теплую накидку и прошла в кабинет Коннора, чтобы написать за его письменным стулом коротенькое письмецо Мейв с рассказом о ее новом проекте по производству масла и ответить на вопрос матери, что даты венчания еще не назначили из-за упрямства Коннора, возражавшего, чтобы церемония проходила в церкви.

– Ну, пожалуй, пора.

Кэт подпрыгнула. Она не думала, что в это время Коннор может быть дома, и с досадой ждала критических замечаний по поводу производства масла и банкира, который согласился финансировать такое гиблое дело. В то утро, когда Кэт уезжала, Коннор пробормотал, что со времени смерти Клары деловое чутье стало изменять Томасу Зинтермуту.

Кэт безмерно удивилась, когда Коннор схватил ее за руку и потащил через весь дом, обронив лишь:

– Пошли.

– Я наверх не пойду, – запротестовала, она. – Ты ведь знаешь, эта башня напоминает мне… о нем.

– Сделай милость, не перечь мне, – сказал Коннор, увлекая ее за собой вверх по лестнице. Здесь Кэт обнаружила, что комната совершенно преобразилась. Темные рамы и двери были выкрашены белой краской. Обои, наклеенные Дидериком, заменены шелковистыми бледно-зелеными. Подержанная мебель, которую она сюда поставила, исчезла. Теперь здесь стояли резные шкафы: из золотистого дуба, а на окнах и на балконной двери висели белые кружевные занавески и темно-зеленые гардины с золотой бахромой и с золотыми кистями. Большая кровать с пологом на четырех столбиках такого же дуба, что и шкафы, покрытая покрывалом, в котором сочетались зеленый, белый и золотистый цвета, стояла наискосок от приоконной скамьи с подушками, обтянутыми такой же материей. На полу лежал красивый ковер, а для освещения предназначались лампы с цветными стеклами и подсвечником. Кэт медленно поворачивалась, потрясенная красотой комнаты, потом вопросительно посмотрела на Коннора.

– Это мой рождественский сюрприз, подарок тебе, – объяснил он. – Я все-таки думаю, что мы тут будем мерзнуть, но мне хотелось, чтобы эта комната понравилась тебе и больше не напоминала о Дидерике.

«Как же ему удалось устроить все так, чтобы я ничего не знала?» – удивилась Кэт.

– Может быть, поставить здесь печку? – размышлял Коннор, раздвигая занавески и открывая вид на заснеженные горы. Потом он повернулся к Кэт и сказал: – Наконец-то мы одни. – Ладонями он обхватил ее талию и наклонился, чтобы поцеловать. Застигнутая врасплох, Кэт попыталась уклониться. – В чем дело? – спросил Коннор.

– Ни в чем, – последовал краткий ответ. От поцелуя у Кэт перехватило дыхание и по телу пробежала дрожь.

– Хорошо. Давай ляжем.

– Коннор, среди бела дня!

– Ну и что?

– В любую минуту кто-нибудь может войти…

– Не войдет.

– Но не можем же мы…

– Почему нет? Ведь смогли же три раза до этого. Если ты не хочешь выходить за меня замуж, то должна удовлетворять мои мужские желания без благословения церкви.

– Ничего такого я делать не буду, – сказала Кэт слабым голосом, теряя решимость из-за его насмешливого тона.

– И потом, есть еще и твои женские желания. – Коннор поднял ее на руки и понес к новой кровати. – Охотно признаю, что они меня удивили, когда я впервые обнаружил их.

– Ты пытаешься меня смутить.

– Я пытаюсь овладеть тобой или позволить тебе овладеть мной. – Он уложил Кэт на шелковое покрывало, окидывая ее насмешливо-решительным взглядом.

«Он шутит», – решила Кэт, но Коннор снова поцеловал ее, убеждая, что настроен серьезно. Его руки были повсюду, распутывая завязки, шнурки, расстегивая пуговицы, его поцелуи воспламеняли до тех пор, пока у Кэт не осталась лишь одна мысль – о том, чтобы как можно быстрее слиться с его телом.

– Так-то лучше, – вздохнул Коннор. Они плыли по волнам любви, но взрыв страсти захватил влюбленных раньше, чем те успели насладиться прикосновениями и поцелуями друг друга. – Это всего лишь проба, любимая, – прошептал Коннор. – Так ты не захочешь слишком долго ждать.