Страница 71 из 73
— Кто поведёт корабль? — спросил я.
— Всеволод Оплетин. Да ты его знаешь. Он победил на конкурсе. Отправляется большая экспедиция — двадцать три человека. А начальником экспедиции… поскольку от тебя не было ответа, начальником утверждён Робин. Ты слышишь меня? — спросил он встревоженно.
— Слышу.
— А то мне показалось, ты опять… Никто лучше Робина не знает всех обстоятельств, связанных с Сапиеной, понимаешь? И он настоял…
Мощный грозовой разряд заглушил его слова. Из трещины повалил пар. Леон невольно шагнул назад, подальше от разлома. Он посмотрел на часы:
— Улисс, надо торопиться. У нас мало времени.
— И ты специально прилетел сюда, чтобы…
— Да. Понимаешь, я оказался самым незанятым из твоих… твоих друзей, — закончил он с запинкой. — Я прилетел за тобой… Улисс, послушай, ты потратил большой кусок жизни, чтобы добиться этого. Теперь это наступило, наступило! Корабль уйдёт за орбиту Плутона. Начинается новая эра, Улисс!
Как все было ясно, как просто и прямо развёртывалась жизнь, пока он не прилетел…
— Спасибо тебе, Леон, — сказал я, — но теперь уже поздно. Я не полечу на Луну. У меня много дел, и я не хочу…
— Не верю тебе! — взорвался Леон. — Не каменный же ты! Безумно жаль, что не ты пойдёшь к Сапиене, тут уж ничего не поделаешь, но ты хотя бы… Улисс! Свершилось дело твоей жизни, и ты просто не имеешь права не быть при старте!
— Дело моей жизни — здесь. — Изо всех сил я старался держать себя в руках. — Передай самые добрые пожелания Робину… и Всеволоду… всем членам экспедиции…
У Леона как-то странно сморщилось лицо.
— Ну что же, — сказал он, отвернувшись. — А я-то мчался сюда… Самарин специально направил внерейсовый, чтобы ты поспел к старту… Прощай, Улисс.
Он медленно пошёл к самолёту сквозь белесое колыхание пара.
Я отвёл глаза в сторону. Никогда не было мне так тягостно и душно. На лбу и щеках выступила испарина.
А ведь сейчас он заберётся в самолёт, скажет пилоту — лети… и все будет кончено, кончено навсегда, бесповоротно… я не увижу, как уйдёт корабль в звёздный рейс, все будет без меня…
— Стой, Леон! — крикнул я и побежал за ним так быстро, как только позволял громоздкий скафандр. — Постой! Постой же!..
Глава двадцать седьмая
ВЫ, СКАЗКИ И МИФЫ ДРЕВНОСТИ…
В коридорах Селеногорска — сплошной человеческий поток. Было похоже, что чуть ли не все население Земли слетелось сюда, чтобы проводить звездолёт.
Леон куда-то запропастился в этой сутолоке. Я пробирался коридорами к Узлу космической связи, то и дело прижимаясь к стене, уступая дорогу спешащим, занятым, оживлённо переговаривающимся людям. На меня внимания не обращали, разве кто-нибудь мельком взглянет на мой потёртый, необычного вида костюм. Ведь я — прямо из ундрел, не было времени даже заехать домой, чтобы, переодеться.
И хорошо, что не обращали внимания.
Навстречу шли трое в пилотских комбинезонах, со значками пилотов первого класса. Ладно они шли, в ногу, плечом к плечу, гулко вбивая шаг в упругий пластик пола: бух-бух-бух… Крайним слева был Всеволод. Правильно, первый пилот всегда слева. Да, это уже не желторотый юнец-практикант — твёрдые губы плотно сжаты, плечи вольно расправлены, глаза с кошачьей зоркостью смотрят вперёд.
Я вжался в стенку, пропуская пилотов. Бух-бух… Вдруг стройный ритм нарушился. Всеволод очутился передо мной, схватил за руку.
— Привет, старший! — гаркнул он на весь Селеногорск. — Вот здоров?!
Он тряс мою руку, чуть не оторвал. Второй и третий стояли рядом с ним, плечом к плечу, и смотрели на меня, улыбаясь и не совсем понимая, что происходит. Оба они были из нового поколения пилотов, я их не знал.
— Здорово, что ты прилетел! — Всеволод бросил своему экипажу: — Это Улисс Дружинин.
Я убедился, что управление звездолётом будет в надёжных и крепких руках, очень крепких. У меня даже слиплись пальцы.
— Пойдём с нами, старший, — сказал Всеволод. — Сейчас на корабле начнётся последний инструктаж. Потом — генеральный осмотр и проверка механизмов. В семнадцать ноль-ноль — старт.
У него был твёрдый командирский голос. Да, все правильно, абсолютно правильно…
— Мне надо на Узел связи, — сказал я.
— К Робину? Его там нет. Говорю же тебе — весь штаб на корабле. Пойдём.
Я покачал головой. Как писали в старинных романах — неведомая сила? Неведомая сила влекла меня на Узел космической связи. Ничего я не мог с собой подедать: мне нужно было постоять в аппаратной перед большим экраном, возле кресла, в котором сиживал Дед, — как-никак все началось именно в этой аппаратной…
Даже лучше, если там никого нет.
— Тогда сделаем так, — сказал Всеволод. — Если уж тебе непременно надо на Узел, то загляни туда, а потом приходи в шлюз. Грегори подождёт тебя в шлюзе и привезёт на корабль. Подождёшь, Грегори?
— Конечно, — улыбнулся белокурый атлет. Он стоял крайним справа и был, очевидно, третьим пилотом.
Они все решили за меня, оставалось только согласиться.
Я свернул в боковой коридор, здесь было почти безлюдно, ещё поворот — и вот он, Узел связи. Табло не горит, толкни дверь и входи…
Была освещена только та часть холла, где стояла вычислительная машина. Она работала, горели индикаторные лампы. А перед машиной сидел на корточках человек с узкой, худой спиной и, как мне показалось в первый миг, огромным птичьим гнездом на голове. Пол вокруг него был густо исписан формулами, и он продолжал быстро писать красным карандашом.
Я смотрел на Феликса со смутным, тревожным ощущением — будто меня схватили за шиворот, больно сдавив горло, и перенесли на дюжину лет назад, в нашу молодость, в пережитое, отшумевшее, отболевшее…
Феликс не видел меня. Он передвинулся вправо вслед за невообразимо длинным уравнением, которое выписывал. Потом уселся на пол, запустил пальцы в свои заросли. Только теперь я заметил, что в его рыжеватые волосы густо вплелась седина. Даже человек, расслоивший время, подвластен времени.
Уйти, не мешать занятому человеку?
Не уйду.
Из пасти вычислителя поползла плёнка, но Феликс этого не замечал.
Я сказал негромко:
— Машина выдала ответ.
Феликс вздрогнул и вскочил на ноги.
— Улисс?.. А я не слышал, как ты вошёл…
— Раньше ты был более чуток.
Он смотрел все тем же странным своим взглядом — рассеянным и беззащитным. Он был плохо выбрит и одет в мятый-перемятый костюм не по росту, с оттопыренными набитыми карманами и оторванной от куртки застёжкой.
— Что-то в тебе переменилось, — сказал Феликс.
Он вытянул плёнку из вычислителя, посмотрел и бросил на пол — просто выпустил плёнку из рук.
— Не то, что нужно? — спросил я.
— Ещё один вариант тупика. Если бы я знал, как сформулировать… — Он замолчал.
— Та же проблема? Расслоение времени?
— Что? Нет, это другое… Расслоение времени — частный случай асимметрии. Я иду дальше и… прихожу к таким чудовищным парадоксам… — Феликс опустил голову и нервно потёр лоб. — Года два назад мне казалось, что я близок к математическому выражению механизма всеобщего взаимодействия материи. Но это оказалось иллюзией… Возникла такая невероятная картина, противоречащая всем нашим представлениям о мироздании, что… я чувствую, что бессилен… Ладно, оставим это…
Мне стало жаль Феликса, но я не знал, как его утешить. Да и не в утешении было дело.
— Улисс, — сказал он вдруг, тряхнув головой с какой-то отчаянной решимостью. — Я рад, что ты здесь… Все эти годы я вёл с тобой нескончаемый разговор — мысленно, разумеется. И надо наконец…
— Не надо, Феликс, — быстро сказал я. — Все прошло, и не надо больше ни о чём.
— Хорошо. Запоздалые объяснения действительно ни к чему. Но видишь ли, Улисс, я не очень приспособлен к так называемой практической жизни… всегда кому-то приходилось решать за меня. Так было и тогда…
— Знаю. Она сама сделала выбор, и хватит об этом.
— Она сама сделала выбор, — повторил он, — но ты должен был её удержать, Улисс. Ты мог это сделать, потому что…