Страница 74 из 105
– А затем, – прорычал один из молодых норманнских баронов, – даже если он не начнет открытую войну из-за страха перед Папой Римским, он будет грабить наших сенешалей и вассалов. Когда мы вернемся, он уже завладеет Нормандией.
Английские бароны не выглядели более счастливыми. Старый граф Лестерский умер в начале осени, и его сын приехал на Сицилию, чтобы король даровал ему земли и титулы. Он привез с собой такие новости о проделках Лонгкемпа, что даже Ричард забеспокоился. И все же король пока никак не реагировал на все оскорбления.
– Ничего нельзя будет исправить, – сказал Лестер, когда Элинор остановила его, чтобы поговорить о проблемах сэра Андрэ.
– Он не король Англии, – добавил он горьким шепотом, когда они сошлись в фигурах танца.– Его ничто не беспокоит. Лорд Джон любит англичан. У него есть недостатки, но…
– Возможно, это скорее отсутствие понимания, чем равнодушие. Вы знаете, лорд Роберт, когда один говорит об одном, другой – о другом, то все кажется таким незначительным, что король просто не замечает, что все не удовлетворены. Надо, чтобы все английские лорды собрались вместе и пожаловались. Они должны это сделать сейчас, пока королева здесь. Возможно даже, что она присоединит к ним свой голос. Это поможет.
– Это очень мудрая мысль, леди Элинор. Вообще-то, король – великолепный человек. Как он мог быть благосклонным к такому существу, как Лонгкемп? – граф Лестерский понизил голос и с опаской огляделся.
– Я уверена, что епископ Илийский многое скрывает от короля, – успокоила его Элинор.– Каждый защищает своего господина.
Но крестоносцев занимали не только политические проблемы. Даже те, кто не боялся ни короля Филиппа, или Вильяма Лонгкемпа, были обеспокоены. Молодой Нойтевин оплакивал свое полное безденежье. Он настаивал на том, что они должны вернуться домой.
– Мы отправились в путь год назад. Целый год мы находимся здесь, проедая наши состояния. Что я должен делать? Я очень хочу исполнить волю Бога, но скоро мои люди и я будем голодать. Если нам придется остаться здесь, пока король не женится на принцессе, без всякой возможности пополнить свои кошельки из сокровищ неверных, я не знаю, что станет с нами. Я желаю, чтобы король женился и произвел наследников. Это самое необходимое, но…
– Возможно, король получит разрешение на брак но время великого поста, – успокаивала его Элинор.
– Этого не может быть. Вы знаете, как медленно решает папа, а король и папа Клемент не очень-то любят друг друга. На то, чтобы получить разрешение, уйдет больше сорока дней.
– Как Вы думаете, будет ли это большим преступлением против Бога, если король возьмет принцессу с собой? Он сможет все начать сразу с того, как закончит свои дела с королевой Элинор, – невинно предположила Элинор.
– Почему он должен обидеть Бога? Цель союза между мужчиной и женщиной – зачать плод, но для нежной леди такое путешествие будет опасным и очень трудным.
Элинор засмеялась.
– Вы говорите это мне, той, кто ехал верхом рядом с королевой? Вы когда-нибудь путешествовали в компании королевы Элинор? Мы, хрупкие женщины, взбирались на горы в разгар зимы. Я знаю, что леди Беренгария горит от нетерпения, чтобы увидеть победы короля в Палестине. Об этом она открыто говорила мне. Для этой цели она не побоится ни трудностей, ни опасности. Хотя Элинор не смогла снова увидеться с Саймоном, она почувствовала, что день не прошел даром. Она заснула в самом хорошем настроении, решив, что пошлет слугу за ним завтра. Все-таки он был в некоторой степени ее стражем, и она хотела спросить у него совета.
Но Элинор не представилось такой возможности. Как только она разговелась на следующее утро, ее вызвала к себе королева. Сначала Элинор лениво размышляла о причине вызова, но потом вдруг занервничала. Возможно, она слишком много болтала во время танцев. Когда она увидела, что вместе с королевой были король и епископ Руаенский, ее колени задрожали так, что она с трудом пересекла комнату и присела в реверансе. Хмурый вид короля не ослабил ее напряжения.
– А вот и наша маленькая писательница, – сказала королева.
Элинор сделала над собой усилие, чтобы не упасть от удивления и облегчения.
– Мадам, но она ведь почти ребенок, – запротестовал епископ.
– Да, – прорычал Ричард, – и я не верю, что Вильям будет оказывать давление на Ваших людей, матушка. Что бы он ни сделал, никто не заставит меня поверить в то, что он мне не предан.
– Вам, моя любовь, он абсолютно предан, – согласилась королева.– Я никогда не утверждала обратное. Возможно, большинство проблем возникло из-за того, что он был слишком предан.
– Тогда зачем ему надо было засылать к Вам шпионов? Вы моя мать. Вы не можете желать мне зла.
– Сердце мое, свет очей моих! То, что он Вам предан, не значит, что он предан мне. Он знает, что англичане обращаются ко мне, жалуясь на него. Он хотел знать, поддерживаю ли я их и что я думаю делать. Он почувствовал, что должен защитить себя.
– А разве он не прав? Разве Вы не находитесь здесь, выступая против него?
– Да, конечно, и я не пытаюсь скрыть это от него. Я позволяла его людям снимать копии с каждого письма, которое писала Вам. Тем не менее, я не понимаю, почему Вильям Лонгкемп должен читать мое сердце, когда я открываю его своим дочерям, или мстить человеку, чьи жалобы я считаю справедливыми. Для этих целей я использовала писца, который, я знаю, был неподкупен, по крайней мере, Лонгкемпом. Я хочу рассказать Вам, к чему привело вмешательство Лонгкемпа, – голос королевы стал холодным и злым.– Ваш брат Джон, пребывавший в мире с Вами и всем королевством, живя спокойно на землях, подаренных Вами, довольствуясь проявлением Вашей любви, вдруг стал подозрителен. Чтобы обеспечить свою собственную безопасность в случае, если с Вами что-то случится, Лонгкемп заключил союз с шотландцами о поддержке притязаний Артура на трон при условии, что Лонгкемп останется канцлером, пока Артур еще молод.
– Я имею право назвать моего собственного наследника, – со злостью сказал Ричард.
– Любимый мой, конечно же, да. Разве я сказала хоть слово против этого? Но Вы же сами написали, что это следует держать в секрете, что я и делала.
– От Вашей маленькой писательницы тоже? – огрызнулся Ричард.
– Конечно. Элинор никогда не видела Вашего письма ко мне и никогда не писала ответа от меня Вам. После того, как Лонгкемп предал Вас, я писала Вам сама, своей собственной рукой. Ричард, сердце мое, постарайтесь поверить в то, что епископ Илийский преследуется не из-за каких-то глупых женских выдумок.
– Милорд, – вмешался епископ Руаенский, – Ее Величество говорит правду. Я не в ссоре с епископом Илийским, но то, что я слышал от моих друзей, создает довольно мрачную картину мира в Англии. Лонгкемп оскорбляет и угнетает их так же, как и баронов.
– Ричард, если будет война в Англии, – а я ручаюсь, что она будет, если Вы не обуздаете своего человека, – Вы не получите ни одного пенса в помощь Вашему крестовому походу. У меня был граф Лестерский и просил поговорить с другими баронами, чтобы умолить Вас употребить свою власть и исправить обиды, нанесенные Лонгкемпом. Я говорю Вам, что англичане похожи на свой собственный уголь. Они разгораются очень медленно, но жгут горячо и очень, очень долго.
– Хорошо, хорошо. Мы уже обсудили эти дела раньше. Я все же спрашиваю Вас, почему Вы доверили эти секреты почти ребенку?
– Поскольку она многое слышала, уже поздно говорить об этом. Но хочу сказать Вам, что Элинор ничего не может получить от Лонгкемпа, никакой выгоды. Я также сомневаюсь, что у него есть сейчас достаточно денег, чтобы подкупить ее. Кроме того, он причинил зло двум дорогим для нее людям: сэру Андрэ Фортескью, который был как отец для нее, и сэру Саймону Леманю, в которого, как я подозреваю, она влюблена. И, кроме этого, я думаю, что Элинор хоть немного любит меня, и…
– Я не имел в виду, что она посылала записки Вильяму, но она может разболтать все другим женщинам.