Пламя зимы

Если у меня от голоса Мелюзины мороз прошел по коже, то что говорить о жене констебля: бедная женщина громко провозгласила, что Мелюзина может взять стул. Спустя мгновение две плотные служанки внесли его и установили подле кровати. Пока они не вышли, Мелюзина с настороженным видом стояла у дверей. Полагаю, именно таким было лицо этой женщины, во вторую брачную ночь, когда она пыталась вонзить нож мне в горло. Я почти забыл эту сторону жизни Мелюзины, однако теперь воспоминание услужило мне. Благодаря ему мне стали еще дороже ее заботливость и мягкость, с которыми она поправила на мне ночную сорочку и подвела с помощью цирюльника к стулу.

Мои ноги дрожали, словно заливное из рыбы, однако я напряг их изо всех сил и смог сделать несколько шагов, отделявших меня от стула. Мне удалось держать голову прямо, хотя Мелюзина, стоявшая сзади, была готова поддержать ее. И по окончании бритья, возвращаясь в кровать, я опирался на плечи Мелюзины и цирюльника не столь сильно.

Чувствуя себя прекрасно, я уже собрался было спросить Мелюзину, почему именно сейчас, когда я проголодался, нигде не видно ни тарелок, ни блюд, как вдруг в дверном проеме показался король, а за ним королева. Вероятно, лишившись бороды, частично скрывавшей худобу и бледность лица, я еще более напоминал скелет, потому что, увидев мою попытку приподняться, чтобы отдать хотя бы поясной поклон, король пришел в замешательство и закричал:

– Не надо, не двигайся!

Затем он подошел к постели и взял меня за руку.

– Я пришел попрощаться с тобой, мой дорогой Бруно, – сказал он. – Ты служил мне более беззаветно, чем я мог требовать от кого бы то ни было. Мне жаль оставлять тебя здесь, однако я должен принять на себя управление моим разваливающимся королевством и привести его в порядок, а ты, боюсь, нескоро будешь вновь пригоден для службы.

– Да, милорд, – сказал я. – Должен ли я последовать за вами после выздоровления?

Тут королева тронула Стефана за руку и вышла вперед. Наши взгляды встретились. Я пытался скрыть отчаяние, однако Мод всегда отличалась умением читать мои мысли, и я понял, что она увидела ужас, охвативший меня в предчувствии того, что должно последовать. На какое-то мгновение мне показалось, что этот ужас отразился и в ее глазах, однако затем, к моему изумлению, она наклонилась, поцеловала меня и взъерошила волосы на голове, словно я был ребенком, нуждавшимся в утешении.

– Дорогой Бруно, тебе еще долгое время придется усердно служить королю иным образом, однако твое место всегда будет оставаться за тобой. Мы будем рады принять тебя после выздоровления. Стефан, он не понимает, что мы имеем в виду. Ради Бога, дай ему грамоту!

Несколько мгновений король колебался, словно намереваясь возразить, – я уверен, что он собирался перед вручением награды вырвать у меня обещание быть верным ему, однако в конце концов он извлек свиток грубого пергамента, скрепленный восковым оттиском большой печати, и протянул его мне.

– Это, на мой взгляд, слишком мало за все, что ты сделал, – сказала Мод, – однако Мелюзина уверяла, что ты хочешь только Улль и другие мелкие поместья, невзирая на сильную запущенность тамошних земель и бедность людей. Я знаю, это именно то, что нужно Мелюзине, но если тебе понравятся какие-нибудь иные, более богатые земли, ты тоже их получишь.

– Нет, – прошептал я. – Мне нужен только Улль. Благодарю вас, сир. Благодарю вас, мадам. Я всегда был беден, поэтому Улль кажется мне богатым поместьем. Мне претит власть, и Улль не даст мне ее. Единственное мое желание – мир над этими высокими холмами с их реками, струящимися, словно серебристые волосы.

– Должно быть, ты и впрямь любишь эти земли, коль находишь для них такие слова, – сказала Мод. – Надеюсь, мне когда-нибудь удастся выбраться к тебе и взглянуть на твои холмы. – Она осторожно коснулась моего лица и отступила назад.

Стефан, уже оправившийся от небольшого удара, нанесенного самолюбию, засмеялся и хлопнул по лежащей у меня на коленях грамоте:

– А я надеюсь, что мне не придется наносить тебе визит, – сказал он, скаля зубы, – конечно же, этим он давал понять, что уверен в моей преданности и, что ему не придется вновь нападать на Улль. – Но ты должен будешь как-нибудь приехать ко мне, чтобы принести присягу.

– Приеду, когда бы вы ни послали за мной, – пообещал я. – Я уже однажды приносил клятву на верность вам и готов повторить ее в любое время.

Очень довольный таким ответом, он наклонился и поцеловал меня, после чего вместе с Мод удалился из комнаты. Я погладил грубый пергамент, не смея поверить в происходящее, и взглянул на Мелюзину, которая все еще стояла в реверансе у дверей, по-видимому ожидая, пока король с королевой не скроются из виду. Затем, подбежав, она обняла меня и, целуя, зашептала сквозь слезы: – Свободны! Бруно, мы свободны!

– Надеюсь, это так, – сказал я, – но как бы после отъезда короля с королевой констебль и его жена не вздумали убить нас.

– Я не боюсь этого! – Мелюзина выпрямилась. – Их драгоценный сынок спрятан в надежном месте, и если мы с тобой не явимся к сэру Джеральду в условленное время – называть его не стану: могут подслушать за дверью – тогда сэр Джеральд пришлет им ухо пленника. Потом будет посылать и другие части поважнее, и так до тех пор, пока мы не вернемся.

– Мелюзина! – воскликнул я. – Это чудовищно. А если я буду еще долго набираться сил?

– Что поделать? – сказала она. – Я не думала, что найду тебя полуживым от их небрежного обращения. Но если тебя беспокоит судьба этого юноши, поправляйся скорее. – И она подмигнула мне. – Кстати, – продолжала она, – я уже говорила тебе, что королева остается. Предполагается, что Стефана освободят, а королева и Юстас останутся заложниками. Когда Стефан доберется до Лондона, будет освобожден Роберт Глостерский, а его сын, лорд Вильям, останется заложником до освобождения королевы. С прибытием сюда лорда Роберта королева и Юстас уедут, и когда они будут вместе с королем, освободят лорда Вильяма.

Я покачал головой.

– Коль Роберт Глостерский будет здесь, нет нужды в других гарантиях нашего освобождения. Он очень славный.

– Ну, у меня не было случая убедиться в этом, – резко ответила она, – и потом, от подстраховки вреда не будет.

Я понял ее подмигивание как намек на то, что на самом деле она и не думала уговариваться с сэром Джеральдом о расчленении пленника и использовала эти слова лишь как угрозу, однако мне стало не по себе, когда я представил, сколь чудовищно жестокими и злобными могут быть женщины. Должно быть, она заметила мою тревогу, потому что ночью, когда мы уже были в постели и опасаться подслушивания не приходилось, она сообщила, что юный рыцарь цел и невредим и живет в Улле под опекой сэра Джеральда. Она видела, как жена констебля подслушивала у дверей во время визита короля и королевы, и была так раздражена, что решила задать этой женщине взбучку.

Затем, словно одна причина раздражения заставила ее вспомнить о другой, она рассказала, что сэр Джайлс уедет, и Улль к нашему прибытию будет возвращен. Вместе с ним в Улль будут посланы копия нашей грамоты и письмо от королевы с полным прощением сэру Джеральду всех его деяний, а также разрешение на передачу сэром Джайлсом опеки над имением сэру Джеральду.

– Я обещала сэру Джеральду, что ты отдашь ему Эфинг в вечное владение, – продолжала она. – Ведь ты не будешь против, Бруно? Король Дэвид предложил ему чудесное имение в Шотландии…

– Король Дэвид! – повторил я. – Только не утверждай, что ты уговорила его присоединиться к моей армии. Никогда не поверю.

Мелюзина засмеялась.

– А я и не прошу. Нет, это сэр Джеральд взял его в плен после разгрома в Винчестере, и Дэвид предложил ему имение взамен за возможность бежать. – Она рассказала, как было решено не отдавать короля Дэвида в руки королевы, и Хью, спрятав его среди своих людей, благополучно доставил к шотландской границе. – Но сэр Джеральд не захотел перебираться в Шотландию. Он сказал, что не желает начинать все заново среди чужаков. Ведь ты рад, что ему достанется Эфинг, не так ли?