Песнь сирены

Обоих обнаружили утром. Капитанов охватил ужас, они боялись, что их обвинят в этой смерти. Но у них оставался главный вопрос – крепость. Они со злостью огляделись, а потом уже с гораздо большим интересом посмотрели в направлении города, который им не разрешили грабить. Моджер уверял: в городе нет ничего стоящего; этот Вильям обобрал его до нитки и забрал все себе, такой он скряга. Но стоило ли ломиться сейчас в крепость, потеряв немало времени и жизней, когда можно забрать все, что еще осталось в городе (там по крайней мере должны быть женщины), а затем побыстрее убраться отсюда и доложить о смерти Моджера.

На рассвете защитники Марлоу послали разведчиков. Приоткрыли ставни на двух окнах, выходящих во двор крепости под разными углами, чтобы опытные латники могли следить за действиями неприятеля. Разведчики были удивлены царившим вокруг спокойствием. Об этом довольно подозрительном обстоятельстве было доложено Диккону, который только презрительно фыркнул. Вероятно, Моджер дал еще один день и ночь на разгул своим людям, выказывавшим неповиновение и недовольство сражением. Тем не менее Диккон приказал внимательно вести наблюдение, напомнив всем о предательской натуре Моджера и о том, что он может приготовить еще один сюрприз.

Когда нападавшие начали снимать палатки и укладывать снаряжение, Вильям несколько минут стоял у окна. Он наблюдал за приготовлениями, но его мозг напряженно искал причину необъяснимого. Они уходят: лошадей вывели из конюшен, а скот выгнали из загонов; в телеги загружали зерно и копченое мясо. Решетка ворот поднята, мост опущен.

Отдельные отряды уходили пешком. За ними следовали телеги с ранеными и добычей.

– Что там такое, Вильям? – тихо спросила Элизабет, увидев, как побелели суставы его рук, сжимавших ставни.

– Они уходят, – сказал Вильям низким голосом. – Я не могу поверить в это, но они уходят.

– Может быть, это ловушка? – предположила Элис.

– Что это за… – Вильям замолчал.

Уходившие жались к краям моста, чтобы освободить дорогу одиннадцати всадникам, один из которых был рыцарем в роскошном одеянии. Когда рыцарь повернулся лицом к трем приблизившимся к нему людям, которых он подозвал, стал виден его щит.

– Это д'Арси! – выдохнул Вильям.

Он был мрачен, но ничего не сказал больше. Незачем рассказывать Элис и Элизабет, что д'Арси использовался Генрихом для выполнения самых щепетильных низкопробных поручений. Вильям продолжал пристально смотреть во двор крепости, где, очевидно, происходил какой-то спор. Уж не призывает ли д'Арси людей вернуться и штурмовать крепость? Зачем это нужно? Где Моджер? Вильям обернулся в зал и крикнул, есть ли тут человек с хорошим зрением. Описав Моджера тому, кто, прихрамывая, вышел вперед, он приказал ему осмотреть весь двор. Однако тот нигде не увидел Моджера и заверил Вильяма, что его нет и среди тех троих, разговаривавших с д'Арси. Спор, по-видимому, стал более напряженным, наемники беспокойно задвигались, как будто им не терпелось отбросить свою поклажу и схватиться за оружие. Так оно и было: д'Арси запретил им штурмовать город, требуя быстро очистить территорию.

Следующая сцена была еще удивительнее. Теперь уже Вильям распахнул ставни и высунулся, насколько мог, из окна. Он услышал звуки рога, трубящего тревогу. Они доносились с дороги за крепостью. Еще один всадник проскакал через мост, спешился и отозвал в сторону трех капитанов, беседовавших с д'Арси. На этот раз разговор был коротким. Поднялся адский шум. Люди качали в спешке убегать через мост. Двое из людей д'Арси спешились и пошли к каменному амбару. Сам д'Арси быстро поехал куда-то.

Только теперь Вильям заметил палатку Моджера. Он хорошо знал ее еще по Уэльсу. Отряды уходят, а Моджер остается? Это невозможно. Однако у него не было времени раздумывать об этом, так как стало твориться нечто еще более невероятное. Его скот и лошади брели назад через подъемный мост, подгоняемые криками нескольких человек из отряда д'Арси.

– Я схожу с ума! – простонал Вильям. – Ты видишь то же, что и я?

Элизабет засмеялась и поцеловала его.

– Вильям! – воскликнула она. – Я иду сообщить раненым, что мы спасены! Радость – великий целитель всего. Дай им ее, и облегчишь боль.

Элис молчала. Ее глаза засверкали. Очевидно, Раймонд добился своего и спас их. Это было ясно и Вильяму, но он не мог понять, почему к нему возвращается его имущество. Даже если бы король запретил штурм, который уже был предпринят до прибытия приказа, ничего уже не исправить. Вероятно, именно об этом и спорил д'Арси. Вильяма удивило, что д'Арси не зовет его, а опять помчался куда-то. Это несколько обеспокоило Вильяма, однако последние отряды покидают крепость и не возвращаются.

Вильям уже хотел было отойти от окна, чтобы приказать снять с двери засов и спустить лестницу. Но тут вернулся д'Арси с Ричардом и Раймондом, и они втроем поскакали к крепости. Теперь, конечно, не было никаких сомнений. Все ставни широко раскрылись, с двери сняли засов, лестницу опустили вниз. Вильям собрался уже сойти вниз, но дочь потянула его назад.

– О нет! Пусть они подойдут к тебе. Ты в третий раз откроешь плечо, и оно никогда не заживет. Смотри, папа. Ричард идет.

Она выглянула в дверь, чтобы поприветствовать графа и попросить его подняться вверх, прежде чем отец спустится вниз.

Однако лучезарная улыбка, с которой она встретила Ричарда, потускнела, когда Элис увидела тревогу на его лице, а затем и совсем исчезла, как только он сказал, кто лежит в палатке Моджера.

– Мартин? – спросил Вильям. – Не верю. Что Моджер мог его пытать – согласен. Но чтобы Мартин мог вырвать нож и нанести ответный удар… никогда! Даже если бы Мартин был сильным, а он таким не был, он не мог этого сделать. Это не Мартин.

– Мартин ударил первым, Вильям, – мягко сказал Ричард. – Нож твой – у него ручка из оленьего рога в виде какой-то болотной птицы. Ты говоришь, Мартин не мог… ради себя не мог, согласен… но ради тебя и Элис?

– Убийство? Мартин? Нет! – упорствовал Вильям.

– Ты ведь не совершал убийств, когда сражался со своими людьми на стенах. И Мартин считал, что его участие в войне – единственное действие, на которое он способен.

– Не важно, о чем он думал, – сказала Элис. – Вы правы. Он сделал это ради нас. Папа говорил, что эти люди – наемники, не связанные долгом верности. Мартин понял: если он убьет Моджера, некому им будет платить и они уберутся отсюда.

– Да, – согласился Вильям. На мгновение он закрыл лицо ладонями. – Я буду скучать по нему. Он был моим вторым «я».

Он повернулся и проревел на весь зал плотникам, чтобы те сколотили лестницу. Вильям хотел было спуститься, но Ричард остановил его, сказав, что Раймонд задержался внизу.

– Но он ничем не может ему помочь, – сказала Элис, – и понадобится для других дел. Я не могу допустить, чтобы Мартин лежал в крови. Я пойду вниз. Нет, тебе не надо, папа. Не доставляй мне лишних тревог и хлопот Элизабет, причиняя вред и себе. Он не обидится, если ты не сойдешь к нему сейчас же. – На этих словах ее голос сорвался, и она, рыдая, прижалась к отцу. – Я не буду плакать, – сказала Элис спустя мгновение и отошла. – Он не выносил моего плача… как и ты, папа.

– Нет, – сказал Вильям. – Здесь не о чем плакать, Элис. Мартин всей душой хотел отплатить мне за спасение его жизни, и это было самым сокровенным его желанием. Вероятно, он умер очень счастливым, в любви и вере, что должен это сделать. Он сделал свой выбор. И мы обязаны согласиться с ним.

Элис позвала нескольких женщин. Одну из них она послала за Элизабет, чтобы та ухаживала за отцом, другим приказала приготовить все необходимое для омовения тела. Вильям стоял, глядя в окно на палатку Моджера, затем вытер глаза от навернувшихся слез. Ричард отошел к фамильному креслу у камина, чтобы дать Вильяму возможность прийти в себя. Там сидело и праздно смотрело на огонь, хотя кругом все снорали, занятые делами, самое прелестное существо, которое он когда-либо видел в своей жизни. Ничего удивительного, что Вильям так очарован, а Раймонд вздрагивает при упоминании ее имени.