Песнь сирены

Вильям не стал одеваться, а просто крепко подпоясал свою ночную рубашку, надел башмаки и вышел на крепостную стену Он тоже совершил обход, всматриваясь и прислушиваясь ко всему, особенно со стороны города, с запада.

– Будить людей? – спросил Раймонд.

– Нет. Зачем лишать их сна без надобности? Нам всем его будет не хватать, прежде чем все закончится. Сегодня они не нападут. Если бы это предусматривалось, они были бы лучше сгруппированы и давно уже начали бы. Нет, я не думаю, что они выступят на рассвете или даже завтра.

Раймонд казался удивленным и впервые за время своей службы у Вильяма был готов вступить в спор.

– И я не выдаю желаемое за действительное, – сказал Вильям. – Если бы Моджер мог застать нас врасплох, он сделал бы это. Раз этого не случилось, у него нет под рукой, я уверен, всего необходимого для немедленного штурма. Ему потребуется время для подготовки приставных лестниц, для перегораживания и осушения рва…

– Он вполне мог распорядиться сделать их в Хьюэрли и потом переправить через реку на лодках или лошадях, – предположил Раймонд, всматриваясь во тьму, словно желая увидеть то, о чем говорил.

– Умно, очень умно, – с восхищением сказал Вильям после паузы. – До такого и я бы не додумался, и сомневаюсь, что додумался Моджер. Он был вне себя, отправляясь сюда, если верно то, о чем говорят Элис и Элизабет. Трудно поверить, что он основательно все продумал. Впрочем… удвой число стражников и вели им внимательно следить за рекой.

– Поднять тревогу? Даже если мы не пошлем всех на стены, не кажется ли вам…

– Нет, – твердо сказал Вильям, все еще вглядываясь в ночь. – Нельзя показывать, что мы боимся, Раймонд. Если мы лишим мужества эту неотесанную деревенщину, то пропадем. Помни, что это не закаленные в сражениях латники, привыкшие сами оценивать степень опасности, знающие, что для штурма крепости требуется четырех – или даже пятикратное преимущество в численности людей. Эти же будут оценивать свою удачу только по нашему поведению и по нашим приказам. Удвоение числа стражников – вполне разумная предосторожность, но поднять всех людей – значит, посеять в них чувство, что атака неизбежна, вселить страх и панику.

Это было вполне разумным. Раймонд прекрасно знал, насколько жалкими и недостаточными были их приготовления. Они трудились на пределе своих возможностей, но за такое короткое время не могли подготовить крепость к отражению атаки. Всем было ясно, что нужно еще не менее двух-трех недель для доставки людей из Бикса, зерна, овощей и скота с ферм. К тому же новых людей надо было обучить, как обороняться на стенах крепости. Гораздо разумнее, полагал Раймонд, выглядеть уверенными в своих силах.

– Хотел бы я знать, сколько их там, – сказал Раймонд. Вильям пожал плечами.

– Моджер не такой простак, чтобы прийти с меньшим числом людей, чем это необходимо для взятия Марлоу. Если он располагает только минимумом, то, возможно, мы выдержим до подхода Ричарда. Если же у него больше… – Он снова пожал плечами. – Вот что, я, пожалуй, пойду прилягу, чтобы завершить прерванный сон. Завтрашний день обещает быть весьма беспокойным.

Вильям не успел еще и повернуться, как Раймонд схватил его за руку.

– Сэр…

Едва сдержавшись, чтобы не закричать: «Оставьте меня в покое! Дайте мне время подготовиться к гибели своих надежд и встретить ее так, как подобает мужчине!» – Вильям молча ждал, что тот скажет дальше.

– Даже не знаю, как сказать. – Раймонд почувствовал, как напряглись мышцы руки Вильяма под его рукой, а по юм расслабились.

– Если ты хочешь уйти и избежать плена, мое тебе…

– Нет! – закричал Раймонд.

– Прости меня, – тут же попросил Вильям, – прости меня за это предположение, но у тебя был такой вид…

– О Господи! – прервал его Раймонд. – Не знаю, инк я когда-либо… я не знаю, как сказать вам… но Элис…

– Я не слепой, – мягко сказал Вильям, – не волнуйся. Я и сам виноват. Я прочил тебе Элис…

Голос его дрогнул, а взгляд опять заскользил поверх стены. Бедный Раймонд! Но Элис вне опасности. Худшее, что может с ней случиться, – Моджер попытается заставить ее выйти за него замуж. Но Ричард должен вернуться вовремя и не допустит этого.

– Вы не поняли, – сказал Раймонд, – я хочу вам сказать нечто, что могло бы… не о том, что я люблю Элис, а я люблю ее всей душой. Мне не стыдно в этом признаться. Но…

– Нельзя ли подождать до завтра? – спросил Вильям.

– Нет, – ответил Раймонд. – Потому что… потому что, если я… Нет. Вы должны выслушать меня сейчас, поскольку должны сказать, как мне быть.

– О чем это? – Вильям почувствовал, что весь дрожит от усталости и холода. Он не ощущал его, обходя стены, не то что теперь, стоя без движения. – Пойдем. По крайней мере посидим у огня в моей комнате.

Раймонд был рад короткой передышке и теперь растягивал ее, закрывая ставни на окнах, зажигая свечи, поддерживая огонь в камине. Пока он собирался с мыслями, в дверях показалась Элизабет. Посмотрев на нее, Раймонд вдруг понял, откуда Элис черпает свои силы. Глаза Элизабет широко раскрылись от испуга, но лицо оставалось спокойным, а голос ровным.

– Мне разбудить Элис и других женщин?

– Нет, любовь моя. Возвращайся в кровать. Сегодня нам ничто не угрожает.

Взгляды их встретились, и Раймонд отвел глаза: столько интимного было в этом взгляде. Как они любят друг друга, как близки их души! Хотя Элизабет и знала, что именно ее присутствие здесь поставило их перед угрозой нападения, выражение ее лица совсем не говорило о том, что она собирается оправдываться. На лице Вильяма было написано, что он ни в чем и не винит ее, не собирается сказать: «Я делаю это, бросаю все ради тебя». Они были только счастливы быть вдвоем столько, сколько угодно их судьбе.

Перед тем как отвести глаза, Раймонд уловил на лице Вильяма тень беспокойства. Элизабет вернулась в спальню. Раймонд понял вдруг, какими драгоценными казались им эти последние часы покоя, но сообщение, которое он намеревался сделать, могло подарить им целую жизнь, а не эти несколько часов.

– Как непросто это для меня! – сказал он хрипло. – Могу сказать вам откровенно, что я – старший сын и наследник Альфонса, графа д'Экса, внебрачного сына Раймонда Беранже, графа Прованского, и, значит, я – племянник, хотя и не по прямой линии, королевы Элеоноры.

Долгое время Вильям не двигался и не произнес ни слова. Первое, что он подумал, – уж не повредился ли рассудок Раймонда перед надвигающейся опасностью, но на смуглом лице и в блестящих глазах, в которые он смотрел, не было страха. Только решимость в крепко сжатых губах и застывших скулах, печально нахмуренные брови. «Нет, – подумал Вильям, – он говорит правду.»

– Тебе следовало сказать мне об этом раньше, – наконец заговорил он, – нечестно было позволять Элис полюбить тебя, когда ты должен был понимать…

– Это не имеет никакого отношения к Элис. Я женюсь на ней, даже если от этого будет зависеть моя жизнь, – решительно сказал Раймонд. – Когда мы будем в безопасности, я попрошу ее руки должным образом и вы сможете сказать все, что думаете обо мне. Заранее согласен с любыми условиями, которые вы предложите мне как условия нашего брака, но…

– Но для этого ты должен жить. Понимаю. Я понимаю также, что племяннику королевы, не важно, по какой линии, нет смысла погибать в какой-то маленькой крепости.

Лицо Раймонда побагровело, когда он уловил саркастические нотки в голосе сэра Вильяма, но тот вдруг умолк и покачал головой.

– Какая ерунда! – воскликнул Вильям. – Я говорю, как истеричная женщина! Ты рисковал своей жизнью ради меня в Уэльсе более чем убедительно. Подумай о королевском благоволении, которое получил бы Моджер, верни он тебя невредимым твоей тетке. Выходит, ты не прячешься за спинами других. – Он бросил на Раймонда еще один, теперь уже несколько сердитый взгляд. – Раймонд, если ты поднял меня и мою Элизабет с постели только для того, чтобы очистить свою совесть, я прикончу тебя здесь и сейчас же… несмотря на мое любопытство.