Песнь сирены

Элис посмотрела на него презрительно.

– Не имею понятия, – огрызнулась она, – но если ваш зад такой же ущербный, как ваши мозги, не представляю, как вы заслужили звание рыцаря. Вы полагаете, что много узнаете, если все ваше внимание будет направлено на то, чтобы сдерживать жеребца? Отец и тот ездит на этой лошади. Вы лучше его?

– Почему мне понадобится сдерживать жеребца? – спросил Раймонд.

– Просто вы не имеете представления, как объезжаются владения, – сказала Элис, смерив его взглядом сверху вниз. – Разве в вашей стране не принято объезжать владения? Разве ваши крепостные не подбегают к вам, особенно дети? Нет, я вижу по вашему лицу, вы удивлены тем, что я говорю. Да, таково положение дел. И я не хочу, чтобы ваш жеребец потоптал людей отца.

Раймонд открыл было рот, намереваясь резко возразить – это будет их собственной виной, если они недостаточно осведомлены, что нужно держаться подальше от боевых лошадей, но вовремя вспомнил, кем здесь является и слова сэра Вильяма: не только обычаи, но и люди здесь другие, чем во Франции. Раймонд считал дурным тоном, если лорд защищал крепостного, но уловил предупреждение в голосе Элис. По какой-то причине она не разделяла его точку зрения, и Раймонд решил, что неразумно настраивать ее против себя.

Это казалось абсолютно логичным. Раймонд кивнул головой, вдруг осознав, что как он и его отец время от времени останавливались в своих владениях, в особых случаях навещая своих вассалов (женитьба или посвящение в рыцари сына), так и Элис, дочь меньшего вассала, наносила визиты в лачуги, чтобы оказать честь своим слугам. Знай он положение вещей, это не показалось бы для него таким неприемлемым. Раймонд начал спрашивать о сроках владения землей, о ренте, о числе крепостных и вассалов. Элис с готовностью отвечала.

Возвращаясь обратно, они уже весело спорили о преимуществах взимания ренты деньгами или натурой, использования труда крепостных или свободных крестьян. Время от времени Раймонд терял нить их рассуждений, засмотревшись на свежие розовые губки, с которых так легко слетали слова.

Элис совсем не терялась в разговоре, потому что хорошо разбиралась в таких вопросах и ее мысли едва ли на половину были заняты поиском нужных аргументов. Остальное время она размышляла о Раймонде. В том, что он отпрыск знатного рода, больше не было сомнений. Оценивать размер ренты в марках, а не в пенсах, отдавать предпочтение рыцарской службе, а не севу и жатве – это могло быть свойственным только сыну знатной особы.

Элис, однако, нисколько не приблизилась к пониманию намерений Раймонда. Он не выказывал ни презрения, ни равнодушия к тому, что она рассказывала. И его интерес не казался ей притворным. Похоже, он был целиком поглощен разговором, но иногда был каким-то рассеянным. Причина была очевидна, это читалось в его глазах и отражалось на лице. И от этого он становился для Элис все привлекательнее. Глаза Раймонда горели от восхищения, но ни одного слова похвалы или мольбы не слетело с его уст. В свою очередь сдержанность Раймонда восхищала Элис, а живость его ума действовала на нее освежающе. Все больше и больше Элис находила его самым очаровательным молодым человеком из тех, кого она когда-либо встречала.

Если бы только она могла узнать, каковы его намерения – намерения короля. Если недобрые, Элис заставила бы себя относится к Раймонду с такой неприязнью и недоверием что он вскоре уехал бы. Но Элис страстно наде-ялась на чистоту помыслов Раймонда. Она желала общества какого-нибудь молодого человека из своего сословия. Она скучала по Гарольду, с которым они ездили на соколиную охоту и играли. Было бы так замечательно, если бы…

Чтобы обуздать свои предательские чувства, Элис решила сообщить о своих наблюдениях отцу сразу по возвращении в крепость. Он был там, где она надеялась его увидеть, поглощенный окончанием своего письма к Ричарду Корнуолльскому.

– Раймонд не простой рыцарь, папа, – сказала она сразу, как только закрыла за собой дверь.

Вильям поднял на нее глаза.

– Нет, я так не думаю. Рассказывал ли он тебе…

– Он мне ничего о себе не рассказывал, но я показала ему все наши владения, как ты…

– Ты показала ему! – взорвался Вильям, бросив перо и скомкав бумагу. – Я считал что у тебя хватит ума не ездить одной с человеком, о котором мы ничего не знаем. Какого черта…

– О, папа, не будь таким глупым. Что он мог мне сделать, сидя верхом на лошади? Кроме того, я не такая уж дура. Я ехала на Витесс, а его заставила взобраться на Бонте.

Это рассмешило Вильяма, хотя он был все еще рассержен на Элис. Ему пришлось согласиться, что никакая опасность ей не угрожала. Старому мерину никогда уже не вернуть былую скорость. Элис вряд ли можно было поймать, и все же…

– Что заставило тебя поехать с ним? Он уже в том возрасте, когда могут объезжать хозяйства в одиночку и не заблудиться.

Ему не нравился интерес, проявляемый Элис к молодому рыцарю. Возможно, ему следует выбросить из головы мысли выдать ее замуж за Обри. Эгоистично с его стороны желать замужества дочери только потому, что она останется жить рядом с ним. Казалось, можно не спешить с замужеством, так как он никогда не видел в Элис ни малейшего интереса к кому-либо из мужчин, молодых или постарше, проезжавших через Марлоу. Однако, если ее сердце созрело для любви, лучше попросить Ричарда о подходящей для нее партии. Кроме того, Обри и Элис, должно быть, не подходят друг другу. Они были очень дружны, но всегда соперничали в том, кто должен верховодить, и Элизабет говорила… Сердце Вильяма дрогнуло при мысли о ней.

– В чем дело, папа! – воскликнула Элис. – Сэр Моджер сказал, что Раймонд опасен для нас?

– Нет, совсем нет, – ответил Вильям, сердясь оттого, что не смог бы объяснить свою несдержанность. – Это не имеет к нему никакого отношения. А почему тебя это так беспокоит и почему просто Раймонд, а не сэр Раймонд? Я хочу знать, почему ты решила выехать с ним?

– Потому что он совсем не говорит по-английски, папа. Что тут плохого? Почему я должна называть сэром Раймондом того, кто не намного выше слуги в нашем доме? Я предпочла поехать сама, а не посылать Диккона или кого-нибудь из мужчин, так как хотела узнать о нем побольше. И… и он не тот, за кого себя выдает. Он не знает вещей, в которых разбирался даже Гарольд, и знает то, в чем ему разбираться не следовало бы. Можно я выпровожу его, папа? Я могу сделать это при помощи…

– Нет, – прервал ее Вильям, успокоенный желанием Элис отделаться от Раймонда. – В том, что рассказал Моджер, нет ничего бросающего тень на Раймонда, хотя Моджер именно это имел в виду. Я расскажу тебе об этом позже. Что касается положения Раймонда в прошлом, я думаю так же, как и ты. Его манеры, изящество говорят о хорошем воспитании.

– Что он тогда здесь делает? Почему он солгал нам?

– Не думаю, что он нам лгал, – ответил задумчиво Вильям. – Он не сказал ничего, кроме желания найти место в моих владениях, и я верю, это правда. Думаю, для его семьи настали тяжелые времена. Возможно, они разорились из-за своего честолюбия или пороков, но наиболее вероятно, из-за того, что впали в немилость во Франции.

– Понятно. Конечно, он бы стыдился этого и не захотел ничего рассказывать нам или кому бы то ни было. И это веская причина для того, чтобы покинуть свою страну, где его знали и могли отказать в доверии или испытывать жалость. Да. Вполне возможно, папа. Но что же сказал сэр Моджер?

– О, он ничего не знает о Раймонде. По-видимому, Раймонд не был при дворе до его отъезда. Моджеру не понравилось то же, что и всем нам – все возрастающая подозрительность Генриха ко всем и всему.

Элис вздохнула.

– Тогда он может быть шпионом. Он…

Вильям расхохотался.

– Шпионить за чем? Сколько рождается ягнят? Элис, будь хотя бы немного благоразумнее. Ты знаешь, я не могу влиять на события в Винчестерской епархии и у меня нет никаких прочных связей в Уэльсе.

– Уэльс? Что…

Стук в дверь остановил ее, а Вильям крикнул: