Волхв из Навьего мира

Арка 1. Падение в Навь. Глава 1.Спор, который разорвал мир

Вечер мягким, чуть пыльным светом лампы расползался по комнате, и этого света хватало лишь для того, чтобы выхватить из полумрака диван, заваленный подушками, и стопки книг, разбросанные на полу. На столе между ними стояли две кружки: одна с мятой и лимоном, другая с остывающим чаем, а на подоконнике потрескивала свеча, отбрасывая тонкий огонёк. Лана пододвинула ноутбук, чтобы он не мешал чашке, и протёрла пальцами переносицу, пытаясь прогнать усталость, накопившуюся за день.

Фёдор, устроившийся на противоположном конце дивана, придерживал на коленях свёрток — то ли футляр с ножом, то ли мешочек с амулетами. Он вертел что-то в руках, постукивал пальцем по крышке, словно выжидал удобный момент, чтобы начать разговор. Затем он выдержал паузу и, наконец, решился заговорить.

— Слушай, я сегодня опять думал про обряд у славян. Ну, тот, о котором я тебе показывал статью, — произнёс он, развязывая тесьму и вытягивая плоский деревянный амулет. — Это ведь не просто украшение для красоты. Там была идея, что человек связан с родом, с землёй, с чем-то большим.

Лана слегка приподняла бровь, не отрывая взгляда от ноутбука.

— Фёдор, пожалуйста, только не начинай снова, — устало ответила она. — У меня сегодня было три консультации, два звонка от рецензентов, и ещё этот проклятый отчёт висит надо мной. Я действительно не в состоянии сейчас спорить о ритуалах.

Фёдор наклонился чуть ближе к ней, словно пытаясь сократить расстояние между ними.

— Я не хочу спорить, — возразил он. — Ты сама говорила, что хочешь понять, почему меня это так волнует. Я пытаюсь объяснить, а ты сразу обрубаешь, будто это ерунда.

— Это не потому, что я считаю это ерундой, а потому, что я устала, — резко ответила Лана, но тут же смягчила тон. — Хорошо, ладно. Что ты хотел сказать?

Он приободрился, глаза его загорелись, и он поднял взгляд.

— Смотри, — начал он, поворачивая амулет к свету. — Это не про жестокость, не про варварство, как ты иногда говоришь. Это про свободу. Люди жили проще, но у них была связь с миром. Не нужно было притворяться кем-то другим. Ты рождался — и уже был частью рода, частью мира.

Лана коротко, чуть горько усмехнулась.

— Свобода, говоришь? — переспросила она. — Пока какой-нибудь старейшина не решал, что ты неправильно разжёг огонь или проявил неуважение к духам. И всё — тебя вычёркивали из жизни.

Фёдор энергично мотнул головой, словно отгоняя её слова.

— Сейчас тебя тоже вычёркивают, если ты не вписываешься в чьи-то стандарты, — возразил он. — Посмотри, что сделал твой кафедральный совет. Они растоптали твою статью, хотя там всё было подкреплено фактами.

Лана подтянула к себе плед, будто защищаясь от его слов.

— Не надо об этом, — тихо, но твёрдо сказала она. — Серьёзно. И сравнивать коллектив кафедры с человеческими жертвоприношениями — это, знаешь, перебор.

— Никто никого не резал просто так! — вспылил Фёдор, вскинув руку, словно отмахиваясь от назойливой мухи. — Это была символика! Это было мировоззрение!

— Фёдор, почему ты так зациклился? — Лана сжала кружку ладонями, пытаясь согреть озябшие пальцы. — Ты ведь умный человек, но иногда так цепляешься за эту картинку, что я не понимаю, слышишь ли ты меня вообще.

Он нахмурился и наклонился ещё ближе.

— А ты слышишь меня? — спросил он. — Ты постоянно твердишь: «жестокость», «жертвоприношения», «страшные обряды». Прочитай что-нибудь без этих клише. Там была идея общности, поддержки, того, что человек не один.

— Поддержки? — Лана вскинула голову, и её глаза сузились. — Поддержки, когда тебя выгоняли, если ты не сделал, как велено? Или ещё хуже? Прекрасно, очень тепло, очень по-родственному.

— Ты всегда сводишь к худшему! — Фёдор вскочил с дивана, не в силах усидеть на месте. — Как будто там не было нормальных людей, обычных. Как будто все только и ждали, кого бы наказать.

— Я ничего не свожу, — возразила Лана, тоже поднимаясь, но медленнее. — Я занимаюсь этим профессионально, Фёдор. Я изучаю источники, анализирую раскопки. У меня нет цели идеализировать прошлое.

— А у меня есть цель понять, почему меня к этому тянет, — перебил он. — А ты каждый раз отмахиваешься: «ерунда», «сказки». Попробуй хоть раз взглянуть на это без презрения.

Лана выдохнула и посмотрела в сторону окна, где за стеклом мигали огни, а отражение свечи дрожало на витрине напротив.

— Я не презираю, — тихо сказала она. — Я просто боюсь, что ты всё глубже уходишь в это. И я не успеваю за тобой. Ты начинаешь видеть в прошлом какой-то идеальный мир, которого никогда не существовало.

Фёдор раздражённо провёл рукой по затылку, взъерошив волосы.

— Я знаю, что его не существовало! — воскликнул он. — Я не глупый. Просто есть что-то, что меня цепляет. Как будто я там нахожу ответы о себе, а здесь — нет. Вот и всё.

— Тогда так и скажи, — Лана повернулась к нему лицом. — Скажи, что тебе здесь плохо, что ты устал, что тебе хочется сбежать в мир, где нет жалоб, отчётов и проваленных проектов. Дело не в духах.

Он опустил взгляд на амулет, будто тот вдруг стал неподъёмно тяжёлым.

— Не сбежать, — пробормотал он. — Просто хочется верить, что жизнь может быть проще. Что можно опереться на что-то настоящее.

— А я? — Лана замолчала, подбирая слова, затем выдохнула и опустилась обратно на диван. — Я стараюсь быть этим «чем-то настоящим». Но иногда кажется, что ты смотришь сквозь меня. Не специально, просто тебя здесь нет.

Фёдор медленно сел рядом, и его плечи слегка опустились, словно он признал поражение.

— Я здесь, — серьёзно сказал он. — Просто иногда я путаюсь. Ты мне нужна. Я не спорю ради спора. Я хочу, чтобы ты поняла, почему меня это так волнует.

— Я понимаю, — ответила Лана, потирая пальцем край чашки. — Но мне больно, когда ты воспринимаешь мои доводы как атаку. Я не хочу тебя унизить или назвать глупым. Я хочу, чтобы ты видел реальность, а не только её красивую часть.

— Лана, я не думаю, что ты считаешь меня глупым, — произнёс он, осторожно касаясь её колена. — Просто, когда ты говоришь резко, мне становится тяжело, как будто я должен защищаться.

«Боже, я звучу как школьник», — мелькнула у него мысль.

— Прости, — почти шёпотом ответила Лана. — Я перегибаю, когда устаю. Мне легче оттолкнуть, чем разбираться с твоим восторгом. Он иногда пугает меня. Кажется, что ты бросишь всё ради этого. Даже меня.

Фёдор резко повернулся к ней.

— Что? — воскликнул он. — Ты серьёзно? Я же не... Это просто хобби. Интерес. Не замена жизни.

— А выглядит порой иначе, — тихо добавила она.

Они замолчали на несколько секунд, и только свеча продолжала потрескивать на подоконнике.

— Хорошо, — сказал Фёдор, стараясь звучать спокойно, хотя голос слегка дрожал. — Я понимаю, что ты переживаешь. Но, пожалуйста, не делай из меня фанатика, хорошо?

— Я не делаю, — тут же возразила Лана, вскинув голову. — Я говорю то, что вижу. Если бы это было раз в неделю — ладно. Но это каждый вечер, Фёдор. Каждый. Ты приходишь домой, и у тебя уже книги, амулеты, разговоры об обрядах.

Фёдор нахмурился и всплеснул руками, словно её слова ударили его.

— Боже, Лана, что мне делать? — воскликнул он. — Сесть и смотреть в стену? Или обсуждать с тобой рецензентов, которые снова тебя критикуют? Я не против, но ты сама избегаешь этих тем.

— Потому что я устала! — сорвалось у неё. — Я не хочу каждый вечер пережёвывать одно и то же!

— И я не хочу! — выкрикнул Фёдор, вскакивая на ноги. — Думаешь, мне нравится ходить кругами и оправдываться за то, что мне интересно?

— Я не прошу оправдываться! — Лана тоже поднялась, но резче. — Я прошу видеть, что у меня есть жизнь помимо твоих обрядов и мечей!