Страница 5 из 105
За последние триста лет многие мыслители разных стран выражали сомнения в достоверности такой истории. Один из самых интересных и серьёзных критиков — наш соотечественник, Николай Александрович Морозов (1854–1946). Его многотомный труд «История человечества в естественнонаучном освещёнии» превышает 5 тысяч страниц; учёный отдал ему более сорока лет жизни. Работа больше известна под названием «Христос», — такое название предложили издатели в 1920-х годах. В этой работе Морозов на основании различных научных методов даёт новую периодизацию древней и средневековой истории. А мы обратим внимание на оригинальное название: учёный предпринял работу по разоблачению традиционной истории, как мифической, применив для этого знания и методы естественных наук.
У Н. А. Морозова были предшественники: Исаак Ньютон (1643–1737), немало потрудившийся для исправления хронологии; Генри Бокль (1821–1862), который писал историю, исходя из географического детерминизма, и другие. Кстати, Морозов отмечает и неизбежность появления фальшивок, долженствующих «подкрепить» господствующие версии истории:
«С психологической точки зрения вполне понятно, что искателю редких документов, совершившему за ними отдалённейшее путешествие с огромными затратами собственного времени и нередко чужих средств, почти немыслимо, если он не герой добродетели, вернуться домой ни с чем, особенно когда головы соотечественников, как и его самого при начале путешествия, были переполнены фантазиями насчёт груд древних обломков и всяких клинописных надписей, валяющихся там чуть ли не на каждом шагу. Да и кто поверит, если возвратившись, он объявит, что там их ещё меньше, чем у него на родине, где тоже можно копать землю в разных местах целую жизнь и всё-таки не найти ничего особенно сенсационного? Соблазн подделать с отчаяния чего-нибудь тут почти непреодолим. Вот почему и надо строго отличать учёного историка от коллектора сырых исторических материалов. Это две совершенно разные категории людей и каждая категория совершенно различной психической закалки. Коллекторы всегда склонны к авантюризму, и при случае не прочь мистифицировать, а вторые, особенно очень узкие специалисты, которым трудно сделать широкие обобщения, часто слишком доверчивы, тем более, что история, как серьёзная наука, ищущая в кажущемся хаосе исторических явлений естественной причинности и эволюционной закономерности, возникла лишь со времени выхода в 1858 году гениальной книги Томаса Бокля „История цивилизации в Англии“. Правда, что первые попытки этого рода были сделаны ещё Вольтером во второй половине XVIII века и отчасти Огюстом Контом в первой половине XIX века. Но Бокль впервые стал на естественнонаучную и фактическую почву, а потому и реальную „историческую науку“ приходится начинать только с него, и это моё исследование только надстройка заложенного Боклем исследования».
Теперь надо идти дальше. Не только разоблачение официозной истории, которую следовало бы называть политизированной историографией, но и построение действительно научной истории человечества, с опорой на все данные естественных наук, — вот какая задача встаёт перед наукой. Такая работа нисколько не умаляет роль историков, археологов, палеографов и т. д. Наоборот, для них открывается колоссальное поле деятельности по созданию именно научной дисциплины истории, свободной от каких-либо идеологических установок. Также нельзя забывать, что развитие цивилизации, или культуры, со всей необходимостью требует учёта: есть или нет ресурс для такого развития. Ресурс — это не только материальные возможности той или иной местности, но также и такие человеческие качества, как интеллект (умение понимать, как можно использовать ресурс) и опыт (накопленные обществом примеры приложения интеллекта к ресурсу).
Переходы от фазы к фазе, или «скачки» на этом пути освоения ресурса ясно видны в техническом прогрессе человечества, — их только немного затеняет мифическая «античность». Вспомним опять историю развития морского флота, и такое явление, как использование катапульт. Если верить ныне принятой версии истории, на палубах античных галер батареями возвышались разные катапульты, аркбаллисты, дориболы, онагры и прочие камнемётные приспособления. Стрельбу по неприятельским кораблям они вели как булыжниками, так и заострёнными кольями и горшками с «греческим огнём».
Катапульты, говорят, были установлены на палубе. На какой? Конструктивной особенностью галеры является как раз отсутствие чистой палубы, за исключением маленьких площадок в носу и корме — бака и юта. А катапульта есть сооружение разлапистое, у неё много длинных движущихся деталей. Допустим, мы всё-таки умудрились втиснуть на бак и ют по одной (больше не войдёт). Что будет дальше? Читаем Г. Д. Костылёва:
«Предположим, зарядили мы катапульту пудовым булыжником и героически выстрелили! И куда мы попали? Отвечаю: пальцем в небо. 102 % гарантии, все наши булыжники будут либо с силой втыкаться в воду прямо у борта, либо бессильно кувыркаться в поднебесье. Тот, кто всё это выдумал, попросту никогда не выходил в море на небольшом, по нынешним меркам, судне. Заметьте, я уже не говорю о гребле — чёрт с ней, просто выйди в море. Чем отличается палуба от городского сквера? Правильно, она всё время качается. Всё время и любая. Чем меньше судно, тем заметней качка. Спокойным, как зеркало, море бывает чрезвычайно редко. Можно всю жизнь посвятить морю и не встретить такого явления. Отсутствие/наличие ветра роли не играет: здесь тихо — значит, где-то штормит, и волны оттуда (зыбь) прикатят сюда, и будут валять нашу галеру с боку на бок. И кто-то считает, что в таких условиях, с такими прицельными приспособлениями (вообще без оных) можно попасть с движущейся платформы по движущейся цели?! Даже с появлением артиллерии меткая стрельба корабля по кораблю оставалась сложной задачей, а устранить влияние качки принципиально смогли только… — когда б вы думали? — ко Второй мировой войне, с созданием гироскопических стабилизаторов приборов управления огнём. Но, допустим, свершилось чудо: булыжник наш попал прямо в борт вражеской квадриремы. Что произойдёт? А ничего. Он просто отскочит, ещё 102 % гарантии…»
Теперь становится понятным, как могло быть на самом деле. С изобретение тяжёлых камнемётных приспособлений появилось множество видов катапульт, как оно и положено на «первом этапе». Но, во-первых, применять их на флоте было затруднительно, а во-вторых, на волне подобных изобретений появилось ещё одно камнемётное приспособление, только бросало оно камень не упругостью скрученных жил, а ударом пороха — пушка. Поэтому вполне можно согласиться с выводом Г. Д. Костылёва:
«…никаких катапульт на боевых кораблях никогда не было, и кулеврины, бомбарды и фальконеты — это ПЕРВОЕ оружие повышенного могущества, принятое на вооружение флота. А до того? А всё то же: лук, праща, копьё и меч».
…Люди находят новое сырьё, или придумывают новые технические приспособления. Это «первый» этап эволюции. Затем наступает время накопления опыта в использовании какого-либо природного (сырьё, материалы) и человеческого (знания, технологии) ресурса. Это «второй» этап, когда происходит эволюционирующее тиражирование продукции. Опыт приводит к новым открытиям и изобретениям, наступает период освоения нового ресурса (или нового качества уже известного ресурса). Так рождается новая технология, происходит техническая революция, которая переводит цивилизацию на качественно более высокий уровень. Снова начинается эволюционирующее тиражирование, и т. д.
Причём, как уже сказано, надо учитывать (а это весьма сложно), что в разных местах земли имеется разный набор ресурсов, а их освоение происходит с разной последовательностью. Именно вследствие этого мы имеем столь разные типы цивилизации на планете.
Без учёта законов естественной эволюции систем, без понимания значения ресурсного обеспечения, к ХХ веку вся традиционная история, основанная почти исключительно на изучении письменных текстов, превратилась в сборник плохо датированных мифов. История оказалась совершенно оторванной от реального бытования конкретных сообществ людей на конкретной планете, с конкретными природными условиями на местах.