Страница 19 из 23
Благоговейное промчалось: «Аллилуйя!»
Так стыдно в этот миг, так больно стало мне,
Что на Всевышнего восстал я, негодуя,
И ропот мой пред ним раздался в тишине;
Я видел в будущем обиды и страданья
Всех этих трепетных, беспомощных людей,
Я понял их печаль, я слышал их рыданья, —
И пламя жалости зажглось в груди моей.
Любовь великая мне сердце наполняла,
Любовь меня звала, — и я покорно шел,
На Всемогущего я рать мою повел
За мир, за бедный мир, и битва запылала…
И дрогнул в небесах сияющий престол —
Я говорил себе: отдам я жизнь мою,
Но жалкий мир людей создать я не позволю
И человечество пред Богом отстою!
О пусть я ныне пал, низверженный громами,
Пускай тройная цепь гнетет меня к земле
И грудь изрезана глубокими рубцами,
И выжжено клеймо проклятья на челе, —
Еще мой гордый дух в борьбе не утомился,
Еще горит во мне великая любовь,
И будущность — за мной, и я воскресну вновь, —
Я пал, но не сражен, я пал, но не смирился!
Не я ли пробудил могучий гнев в сердцах,
Не я ли в них зажег мятежный дух свободы?
Под знаменем моим сбираются народы:
Я цепи их разбил, — и мир в моих руках!
Придите же ко мне, страдающие братья, —
И я утешу вас, и на груди моей
Найдете вы приют от Божьего проклятья:
Придите все ко мне, — я заключу в объятья
Моих измученных, обиженных детей!
Восстаньте, племена, как волны пред грозою,
Как тучи темные, наполним мы весь мир,
Необозримою, бесчисленной толпою
Покроем небеса и омрачим эфир.
Так много будет нас, что крики, вопли, стоны
Все гимны ангелов на небе заглушат, —
И язвы грешников им воздух отравят,
И в черной копоти померкнут их короны.
Дождемся, наконец, мы радостного дня:
И задрожит Аллах, и разобьет скрижали,
Поймет, что за любовь, за правду мы восстали,
И он простит людей, и он простит меня.
Как будут там, в раю, блаженны наши слезы,
Там братья-ангелы придут нас обнимать
И кровь из наших ран с любовью вытирать
Краями светлых риз, и пурпурные розы
С блестящих облаков на грешников кидать.
Как утренняя тень, исчезнет наше горе,
И небо, и земля тогда сольются вновь
В одну великую безгрешную любовь,
Как в необъятное сияющее море…
1886
САКЬЯ-МУНИ
По горам, среди ущелий темных,
Где ревел осенний ураган,
Шла в лесу толпа бродяг бездомных
К водам Ганга из далеких стран.
Под лохмотьями худое тело
От дождя и ветра посинело.
Уж они не видели два дня
Ни приютной кровли, ни огня.
Меж дерев во мраке непогоды
Что-то там мелькнуло на пути;
Это храм — они вошли под своды,
Чтобы в нем убежище найти.
Перед ними на высоком троне —
Сакья-Муни, каменный гигант.
У него в порфировой короне —
Исполинский чудный бриллиант.
Говорит один из нищих: «Братья,
Ночь темна, никто не видит нас,
Много хлеба, серебра и платья
Нам дадут за дорогой алмаз.
Он не нужен Будде: светят краше
У него, царя небесных сил,
Груды бриллиантовых светил
В ясном небе, как в лазурной чаше…»
Подан знак, и вот уж по земле
Воры тихо крадутся во мгле.
Но когда дотронуться к святыне
Трепетной рукой они хотят, —
Вихрь, огонь и громовой раскат,
Повторенный откликом в пустыне,
Далеко откинул их назад.
И от страха все окаменело, —
Лишь один — спокойно величав —
Из толпы вперед выходит смело,
Говорит он богу: «Ты не прав!
Или нам жрецы твои солгали,
Что ты кроток, милостив и благ,
Что ты любишь утолять печали
И, как солнце, побеждаешь мрак?
Нет, ты мстишь нам за ничтожный камень,
Нам, в пыли простертым пред тобой, —
Но, как ты, с бессмертною душой!
Что за подвиг сыпать гром и пламень
Над бессильной, жалкою толпой,
О, стыдись, стыдись, владыка неба,
Ты воспрянул — грозен и могуч, —
Чтоб отнять у нищих корку хлеба!
Царь царей, сверкай из темных туч,
Грянь в безумца огненной стрелою, —
Я стою, как равный, пред тобою
И, высоко голову подняв,
Говорю пред небом и землею,
Самодержец мира, ты не прав!»
Он умолк, и чудо совершилось:
Чтобы снять алмаз они могли,
Изваянье Будды преклонилось
Головой венчанной до земли,
На коленях, кроткий и смиренный,
Пред толпою нищих царь вселенной,
Бог, великий бог лежал в пыли!
1885
ЭСКИЗЫ
ЛЕГЕНДА ИЗ Т. ТАССО
Стальными латами одет,
Близ древних стен Иерусалима,
Как мощный лев, неустрашимо
Сражался доблестный Танкред.
Пред ним трепещут сарацины;
И поражая мусульман,
Мечом он гонит их дружины,
Как волны гонит ураган.
Уже рубцами вся покрыта
С крестом тяжелая броня,
И окровавлены копыта
Его могучего коня…
Как вдруг воитель незнакомый,
Наперевес копье подняв,
Отважным замыслом влекомый,
Вперед кидается стремглав.
С мольбой о помощи трикраты
Танкред Спасителя призвал
И сарацина шлем косматый
Железной палицей сорвал;
И что ж? рассыпалась кудрями,
Как златоструйными волнами,
Густая девичья коса,
Пред ослепленными очами
Открылась дивная краса,
Румянец отрочески нежный
И мрамор шеи белоснежной.
Клоринда, враг его жестокий,
Клоринду в ней он узнает,
Чье имя громко на Востоке, —
Неверных гордость и оплот.
Тяжелый меч, разить готовый,
Невольно рыцарь опустил.
И пред красавицей суровой
Благоговейно отступил.
Помочь Танкреду в бой кровавый
Из строя рыцарских дружин
Летит, исполнен жаждой славы,
Гьюскар, отважный палладин;
И над прелестной головою
С челом нежней эдемских роз
Он святотатственной рукою
Секиру тяжкую занес.
Но от смертельного удара
Танкред Клоринду защитил, —
Оружье пылкого Гьюскара
Он, негодуя, раздробил.
Коснулось шеи лебединой
Оно слегка, — и кровь на ней,
Как драгоценные рубины,
Зарделась в золоте кудрей.
Он поднял мрачное забрало —
И благородно, и светло
Любовью чистою дышало
Его открытое чело.
…………………………….
Скажи, Клоринда, что с тобою,
Зачем ты медлишь оттолкнуть
Гяура с гордою враждою?
Ужель под медною бронею
Трепещет любящая грудь?
Но вот, потупив взор лазурный,
Молчанье строгое храня,
Ты понеслась, как вихорь бурный,
Пришпорив быстрого коня.
В лучах полуденных сверкает,
Как из огня, доспех на ней,
И ветер ласково играет
С волнами вьющихся кудрей.
Не меч, не пролитая кровь, —
Ту битву грозную решила
Лишь красоты благая сила,
Миротворящая любовь.
Ноябрь 1882