Каштановый омут

– Вам не нужно судиться со мной, – зло ответила Джиллиан. – Как я вам уже сказала, моя собственность все равно по договору перешла к Осберту. А что касается вашего обладания этими землями, сам сатана был бы здесь мне милее, чем Осберт.

Джиллиан знала, какой большой грех совершает женщина, критикуя или выказывая неприязнь даже к самому отвратительному из мужей. Женщине надлежало выйти замуж, за кого велят, и принимать с благодарностью любое обращение человека, которому она отдана. Поэтому она ожидала, что недовольство и неодобрение на лицах мужчин усилятся. Возможно, на этот раз она зашла слишком далеко, и ее все-таки побьют. Но это не имело значения. Ничто не имело значения, кроме презрительного выражения на лице человека, чей голос был предметом всех ее грез. Однако, как ни странно, его лицо не омрачилось. Оно скорее даже просветлело. Глаза еще были настороже, но выражение презрения исчезло.

ДляАдама, который вырос в семье, где женщина владела и управляла своими землями, мать которого всегда была очень щепетильна в вопросах прав и собственности, последние злые слова Джиллиан неожиданно послужили лишь подтверждением правдивости ее утверждения, что этот брак был насильственным. Ее замечание, что она отдала земли по договору, послужило для Адама явным доказательством того, что Джиллиан не желала этого брака. Конечно, ее желание самой владеть землями не снимало подозрения, что она могла убить человека, который прежде владел ими.

Однако это почему-то не слишком трогало Адама, во всяком случае, не так сильно, как мысль, что она сразу от гроба мужа поспешила в объятия поджидающего любовника.

Когда опасения ее не оправдались, Джиллиан, вместо того чтобы испытать облегчение, расстроилась еще больше. Таких людей она прежде не встречала. Хотя она была в полной их власти, они не запугивали ее и не били. Судя по их лицам, они даже склонны были поверить, что она не желала брака с Осбертом. Теперь она вынуждена вновь вызвать их недоверие кажущейся угрозой. Нервно потирая руки, она сказала:

– Я должна сказать вам еще кое-что. Вы рассердитесь, но я ничего не могу поделать. Когда Осберт уехал отсюда четыре дня назад, он сказал, что отправляется к принцу Людовику и принц приедет сюда сам или отправит армию, чтобы уничтожить вас и забрать замок обратно.

И вновь реакция оказалась совершенно противоположной тому, чего ожидала Джиллиан. Адам расхохотался.

– Бог милостив к нам! – воскликнул он, а затем, отсмеявшись, с надеждой взглянул на Иэна.

Иэн тоже улыбался, но, прежде чем он заговорил, Джиллиан услышала, как в зал вошел третий, по имени Джеффри. Он приблизился, держа в руке лишнюю, непарную перчатку.

– Джеффри, – обратился к нему Иэн, поманив рукой, – леди Джиллиан сказала нам, что Осберт де Серей уехал, чтобы привести против нас Людовика.

Золотистые глаза пронзили Джиллиан.

– Откуда он знал, что мы идем?

– Те, кто спасся из армии Саэра, вернулись сюда. Что они рассказали ему, я не знаю. Я была… – Джиллиан запнулась. Она боялась напоминать о смерти Гилберта. Как только она упоминает об этом, их лица сразу же излучают опасность. – Я была не в себе около недели. Все, что я знаю, я рассказала вам.

– А почему вы рассказали нам? – любезным голосом спросил Джеффри.

– Какое имеет значение, почему леди Джиллиан рассказала нам об этом? – нетерпеливо перебил Адам. – Важнее, правда ли то, что она рассказала.

Наступила тишина, пока мужчины задумчиво разглядывали Джиллиан. Это предупреждение могло быть просто средством либо запугать их, чтобы они убрались отсюда, либо попыткой, наоборот, задержать их в Тарринге. Последнее, казалось, более правдоподобным, но почему Джиллиан желала, чтобы они остались, оставалось неясным. Возможно, то, что они задержатся здесь, служило каким-то целям Осберта или Людовика где-нибудь в другой части страны. Поглядывая то на Джиллиан, то друг на друга, они в ее присутствии не могли обсудить то, что им хотелось.

– В одном я могу уверить вас, – заметил Джеффри, – в замке для нас опасности нет. Те немногие мужчины, которые привыкли иметь дело с оружием, слишком тяжело ранены, чтобы сделать что-нибудь.

– А что до твоего вопроса, Адам, – добавил Иэн, – правда или нет то, что Людовик придет сюда, он придет наверняка не сегодня. Поэтому, раз мы здесь в безопасности, мы можем немного расслабиться, – он повернулся к Джиллиан и кивнул. – Мне не хотелось бы быть назойливым, леди Джиллиан, но мы остаемся здесь. Мы, конечно, предпочли бы, чтобы вы считали нас своими гостями. Могу ли я попросить вас, чтобы нам предоставили комнаты для отдыха? Мы были бы рады вашей компании, если бы вы оказали нам такую любезность, однако я не хотел бы, чтобы у вас создавалось впечатление, что мы требуем от вас услуг. Если наше пребывание здесь оскорбительно для вас, вы можете удалиться в женские покои.

У Джиллиан пересохло в горле, и кровь прилила к щекам. Рука ее потянулась к губам.

– Ох, простите меня, – пробормотала она, сообразив, что, сделав нужные распоряжения насчет обеда, она позабыла об остальных обязанностях хозяйки дома. – Я, конечно, сейчас же займусь вашим устройством. Я сегодня несколько ошеломлена случившимся.

– Что ж, вполне естественно, – добродушно согласился Иэн. – Здесь нет вашей вины, но худшее позади, так что давайте попробуем вернуться к обычному распорядку жизни.

Едва смея поверить в свою счастливую звезду, Джиллиан поспешила распорядиться, чтобы служанки сняли и проветрили постели Саэра и Осберта и застелили постель, которой пользовался сэр Ричард. Правда, она не слишком надеялась, что эта приятная ситуация продлится долго. Она уже привыкла наслаждаться хотя бы кратковременными радостями, пряча подальше будущие страхи. Возможно, доброта, с которой с ней обращались, была лишь разновидностью западни. Если это и так, Джиллиан не хотела думать об этом. Она говорила и действовала совершенно искренне во всех вопросах, кроме, правда, смерти Гилберта, так что ни в какую ловушку себя завести не могла. А беспокоиться о проблемах, которые были вне ее понимания и опыта, бессмысленно. Джиллиан будет счастлива, пока позволяют обстоятельства.

– Вы думаете, она действительно была уверена, что мы хотели убить ее? – спросил Иэн.

Адам чувствовал, что краснеет от обиды за Джиллиан, и прикусил язык, чтобы сдержать горячие возражения. Каждый раз, когда он разговаривал с ней, ему казалось совершенно ясным, что она столь же невинна и простодушна, как красива. От силы поразившего его чувства Адаму было не по себе, и он испытал заметное облегчение, услышав, как Джеффри возразил за него.

– Я сомневаюсь, что де Серей – отец и сын – обращались с ней с излишней душевностью, – лицо Джеффри стало задумчивым. – Я даже сомневаюсь, что с ней обращались достаточно вежливо. Мне кажется, было бы нетрудно убедить ее в справедливости нашего дела.

– Убедить ее? – переспросил Адам. – Ты же слышал, что она сказала насчет де Серей: он вынудил ее, и она ненавидит его. Она и так уже с нами. Нужно только…

– Женщины… – одновременно выпалили Джеффри и Иэн. Оба тут же остановились, и Иэн продолжал один, пользуясь большим авторитетом в этой области: – Женщины верят, что значение имеет только конечная цель. Средства, которыми женщина готова воспользоваться для своих целей, могут привести в ужас любого мужчину. В них нет чести, и правое и неправое для них определяется лишь тем, лучше это или хуже для их интересов.

– И это правда, Адам, – подтвердил Джеффри. – Ты должен помнить об этом. Однако их в этом даже упрекнуть нельзя, – справедливости ради добавил он. – Что женщина еще может сделать? Не может же она бросить тебе вызов, чтобы столкнуться с тобой лицом к лицу на ристалище!..

Адам и Иэн громко рассмеялись.

– Да, да, – весело произнес Иэн. – Такому вызову немногие мужчины способны сопротивляться или выйти победителем.

– Ладно, ладно, можете смеяться, – отозвался Джеффри, – но про осторожность не забывайте. Вы сами знаете, что очень трудно отказать женщине в ее просьбе в такую минуту.