Страница 6 из 14
Вторая половина выпуска новостей — обзор экономической, культурной жизни Внеземелья. Сообщение о делах на Меркурии, как и всегда, напоминало хвалебную оду. Меркурий — гордость Земли; крупнейший во Внеземелье металлургический комбинат, растущий как на дрожжах комфортабельный мегалополис Аркад с трехсоттысячным населением. По объему промышленного производства мерку рианский жилищно-индустриальный плацдарм давно «натянул нос» плацдармам Венеры, Марса, Луны, и все там, естественно, вертится вокруг комбината… О положении дел на верфи «Вулкан», флагмане орбитальных верфей Меркурия, сообщили скупо: «люстровый» суперконтейнероносец «Тобол» и однотипный его собрат «Лена» (правильнее было бы сказать: его систер-шип) выйдут на ходовые испытания в конце текущего года. И ни слова о том, что помешало выпустить эту пару сверхкораблей хотя бы в резервные сроки. Зато включили в обзор информацию для гурманов: коллектив опытно-производственного объединения «Плод» преподнес корабелам «Вулкана» хороший подарок — новый урожай цитрусовых местной плантации. Именно цитрусовыми занимается на Меркурии Валентина…
Сообщение из Приземелья: Луна готовится отметить юбилей основания первого в истории человечества внеземного города, заложенного сто лет назад на равнинном участке Моря Спокойствия. Город?… Речь, по-видимому, идет о двух городках — Гагарине и Армстронге. Впрочем, согласно «Истории внеземной космодромии» уже с момента закладки оба лунно-экспедиционных городка не были полностью автономны, поскольку обслуживал их один космодром и общий командно-телеметрический комплекс. А лет сорок спустя обитаемый регион Моря Спокойствия действительно превратился в интернациональную базовую систему четырех плотно связанных между собой городов: Гагарина, Армстронга, Леонова и Королева. В последние годы их поглотил плацдарменный мегалополис, и теперь потерявшие коммунальную самостоятельность города образовали нечто «вроде четырех главных районов не слишком-то удачно распланированной, но достаточно комфортабельной столицы Луны. В Гагарине обосновался штаб космодесантных формирований и разведэкспедиций УОКСа, в Леонове — сектор летного состава объединенного космофлота, Армстронг мало-помалу превратился в центр по всестороннему обеспечению научно-исследовательских организаций и групп Внеземелья, а Королев сосредоточил в себе учреждения, которые координируют деятельность планетарных и орбитальных верфей. Очевидно, поэтому бывшие города все еще называют „городами“ или даже „базами“, и никого не смущает новый статус главрайонов лунной столицы. Итак, старушке стукнуло сто… Диктор Информвнезема устал рассказывать о прибывающих делегациях. Судя по количеству гостей, в столице намерены произвести триумфальное шествие или гостиничный кризис. Естественно, самая крупная делегация ожидается от УОКСа. Именитые делегаты от Управления космофлота будут развешивать мемориальные доски, резать красные ленточки, аплодировать, приятно и широко улыбаться, а в кулуарах незаметно для окружающих выслушивать доклады спецреферентов о ходе следствия на „Скайрафте“ и тут же, буквально за спинами веселящихся, вникать в очередные сверхнеотложные дела, которые в этом гигантском ведомстве возникают ежеминутно…
Спортивные новости Внеземелья он слушать не стал. Финальный бой боксеров полутяжелого веса ему удалось посмотреть во вчерашнем выпуске, а все остальное мало его волновало.
Повернув голову, отыскал взглядом рысь. Охота была удачной — зверь нес в зубах глухаря. Издали мертвая птица походила на растрепанный черный зонт… Он вспомнил морозную ночь, когда по собственному недомыслию застрял в тайге и боялся, что медведь-шатун найдет его раньше, чем люди. Ему не было и девяти лет, однако хватило ума не удаляться от поломанных эленарт, не делать попыток выбраться из заснеженных дебрей самостоятельно, и участники ночного поиска (в основном работники зверофермы) очень его за это хвалили: след машины упростил им задачу. Они еще не знали, какой удар ожидает их утром: спасенный ими юный шалопай, сын руководителя селекционной лаборатории зверофермы, ухитрился выпустить на свободу красношерстиого соболя по кличке Рубин — едва ли не единственного в мире соболя с изумительным по красоте и драгоценнейшим по достоинству темно-алым мехом. Срочно были организованы розыски, но таежный участок, где он выпустил эту живую драгоценность из багажника эленарт, накрыла пурга; поисковая группа вернулась с пустыми руками… Решив избавить своего любимца от пожизненного заточения в лабораторной клетке, он самонадеянно полагал, что логика добрых намерений обладает свойством неуязвимости и уже одно это дает ему право не пасовать пород грозным неудовольствием взрослых. Выдержал, не спасовал.
А потом, неделю спустя, из соседнего лесничества прикатила винтогусеничная машина, и отец заставил его влезть в заиндевелый кузов — взглянуть на последствия добрых намерений. У него потемнело в глазах, когда он потрогал мертвое тельце Рубина, холодное и твердое, как полено… Рожденный в клетке не имел представления, как вести себя в зимней тайге, и дорого заплатил за миг свободы, в которой ничего не смыслил. Зверька оторвали от сытной кормушки, а вместо нее дали свободу, в которой он не нуждался. «Свобода нужна тому, кому она нужна, — сказал отец. — Знакомство с будущей своей профессией ты начал с ошибки.» Освободитель забился в самый темный угол гаража и просидел там весь вечер. «Ты уже знал, что жестокость — это очень нехорошо, — сказал отец. — Теперь ты знаешь, что можно убить милосердием.» Да, теперь он это узнал. Он сидел в темноте, и слезы капали ему на руки, горячие слезы на озябшие пальцы. Плакал и видел себя руководителем селекционной лаборатории на Луне. У него был шикарный белый скафандр, сверкающий блестками желтых и пурпурных катофотов, с эмблемой биологов. Отчетливо видел уютную звероферму в оборудованном под оранжерею лунном цирке, сочную зелень, черное небо и жгуче-йодистые лучи солнца, ослабленного светофильтровой защитой, пахнет фиалками, и никакого запаха со стороны вольеров и клеток, и никаких клеток, а просто красные соболи среди незнакомых растений, сто рубиновых соболей, и всю эту сотню красавцев он решает отправить в подарок отцу, родной звероферме, и вот серебристый биоконтейнер везут к лунодрому на платформе многоколесного вездехода, но по пути какой-то мальчишка (тоже в белом скафандре) из жалости к пленникам выпускает их на бугристой равнине Моря Спокойствия, и они гибнут без воздуха все до одного…
— Пожалуйста, — прошелестел над ухом голос медавтомата, — сделайте полный выдох в приемник газоанализатора.
Андрей нащупал трубку приемника, дунул — внутри прибора взвизгнули пленки мембран. Он чувствовал: медосмотр тянется дольше обычного.
В первый прилет Луна поразила его обыденностью ландшафтов. Они оказались такими, какими он их представлял себе в детстве. Или почти такими. Быть может, поэтому всякий раз его искушала идея: выкроить время и побродить в одиночестве по каменистой равнине где-нибудь вдалеке от столичного мегалополиса. В скафандре, расцвеченном катофотами. И всякий раз, покидая Луну, он сожалел, что снова как-то не выпало случая осуществить эту свою пустяковую в принципе, но не очень простую по исполнению прихоть. Прихоть туриста. К услугам туристов — роскошные гостиницы в столичном центре и «блуждающие отели» вне мегалополиса. Коттеджи, шале и бунгало в обеспеченных воздухом зонах каньонов, ущелий, цирков, террас. Наконец — галерейные поезда, экскурсионные вездеходы и катера. Все что угодно — пожалуйста. Кроме скафандров. Скафандры современных вакуум-лунных моделей высшего класса на спецучете в контрольных органах службы космической безопасности, и пользуются ими только те, кому положено. Он не был туристом, но и прямого отношения к работам на лунной поверхности не имел.
Далеко не все правила лунного быта ему нравились. Однако не было среди них более тягостного, чем обязательный трехсуточный «арест» в зоне спецкарантина СК-1.