Страница 1 из 3
Габриэль Гарсия Маркес
Женщина, которая приходила ровно в шесть
Дверь открылась скрипя. В этот час ресторан Хосе был пуст. Било шесть, а Хосе знал: постоянные посетители начинают собираться не раньше половины седьмого. Каждый клиент ресторана был неизменно верен себе; и вот с последним, шестым, ударом вошла женщина и, как всегда, молча подошла к высокому вращающемуся табурету. Во рту она держала незажженную сигарету.
— Привет, королева, — сказал Хосе, глядя, как она усаживается.
Он направился к другому краю стойки, на ходу протирая сухой тряпкой ее стеклянную поверхность. Даже при виде этой женщины, с которой был дружен, он — рыжий краснощекий толстяк — всегда разыгрывал роль усердного хозяина.
— Что ты хочешь сегодня? — спросил Хосе.
— Перво-наперво я хочу, чтобы ты был настоящим кабальеро.
Она сидела на самом крайнем в ряду табурете и, облокотившись о стойку, покусывала сигарету. Заговорив, она выпятила чуть-чуть губы, чтобы Хосе обратил внимание на сигарету.
— Я не заметил, — пробормотал он.
— Ты вообще ничего не замечаешь, — сказала женщина.
Хосе положил тряпку, шагнул к темным, пахнущим смолой и старой древесиной шкафам и достал оттуда спички. Она наклонилась, чтобы прикурить от огонька, спрятанного в грубых волосатых руках. Он увидел ее густые волосы, обильно смазанные дешевым жирным лосьоном. Увидел чуть опавшую грудь в вырезе платья, когда женщина выпрямилась с зажженной сигаретой.
— Ты сегодня красивая, королева, — сказал Хосе.
— Брось свои глупости, — сказала женщина. — Этим я с тобой расплачиваться не стану, не надейся.
— Да я совсем о другом, королева, — сказал Хосе. — Не иначе, ты съела что-нибудь не то за обедом.
Женщина затянулась крепким дымом, скрестила руки, все так же облокотившись о стойку, и стала глядеть на улицу сквозь широкое стекло ресторана. На лице ее была тоска. Привычная и ожесточенная тоска.
— Я тебе сделаю отличный бифштекс.
— Мне пока нечем платить.
— Тебе уже три месяца нечем платить, а я все равно готовлю для тебя самое вкусное, — сказал Хосе.
— Сегодня все иначе, — мрачно сказала женщина, не отрывая глаз от улицы.
— Каждый день одно и то же, — сказал Хосе. — Каждый день часы бьют шесть, ты входишь, говоришь, что голодна как волк, ну я и готовлю тебе что-нибудь вкусное. Разве что сегодня ты не говоришь, что голодна как волк, а что, мол, все иначе.
— Так оно и есть, — сказала женщина. Она посмотрела на Хосе, который что-то искал в холодильнике, и почти тут же перевела взгляд на часы, стоящие на шкафу. Было три минуты седьмого. — Сегодня все иначе. — Она выпустила дым и сказала взволнованно и резко: — Сегодня я пришла не в шесть, поэтому все иначе, Хосе.
Он посмотрел на часы.
— Да пусть мне отрубят руку, если эти часы отстают хоть на минуту, сказал он.
— Не в этом дело, Хосе. А в том, что я пришла не в шесть, — сказала женщина. — Я пришла без четверти шесть.
— Пробило шесть, моя королева, ты вошла, когда пробило шесть, — сказал Хосе.
— Я здесь уже четверть часа, — сказала женщина.
Хосе подошел к ней. Приблизил свое огромное багровое лицо и подергал себя за веко указательным пальцем.
— Ну-ка дыхни!
Женщина откинулась назад. Она была серьезная, чем-то удрученная, поникшая. Но ее красил легкий налет печали и усталости.
— Брось эти глупости, Хосе. Ты сам знаешь, что я не пью уже полгода.
— Расскажи кому-нибудь другому, — сказал он, — только не мне. Готов поклясться, что вы вдвоем выпили целый литр.
— Всего два глотка с моим приятелем, — сказала женщина.
— А-а! Тогда ясно, — протянул Хосе.
— Ничего тебе не ясно, — возразила женщина. — Я здесь уже четверть часа.
Хосе пожал плечами.
— Ну пожалуйста. Четверть так четверть, если тебе хочется, — сказал он. — В конце концов, какая разница — десятью минутами раньше, десятью минутами позже.
— Большая разница, Хосе, — сказала женщина и, вытянув руки на стеклянной стойке, с безразличным, отсутствующим видом добавила: — Дело не в том, что мне так нужно, а в том, что я уже четверть часа здесь. — Она снова посмотрела на стрелки. — Да нет, уже двадцать минут.
— Пусть так. Я бы подарил тебе весь день и ночь в придачу, лишь бы ты была довольна. — Все это время Хосе что-то делал за стойкой, что-то переставлял с места на место. Играл свою привычную роль. — Лишь бы ты была довольна, — повторил он. Вдруг резко остановился и повернулся к женщине: Ты знаешь, я тебя очень люблю.
Женщина холодно посмотрела на него:
— Да ну! Какое открытие, Хосе. Думаешь, я бы пошла бы с тобой хоть за миллион песо?
— Да я не об этом, королева, — отмахнулся Хосе. — Ручаюсь, за обедом ты съела что-то несвежее.
— Вся штука в том… — сказала женщина, и голос ее немного смягчился, — вся штука в том, что ни одна женщина не выдержит такого груза даже за миллион песо.
Хосе вспыхнул, повернулся к ней спиной и стал смахивать пыль с бутылок. Он продолжал говорить, не глядя в ее сторону:
— Ты сегодня злая, королева, тебе лучше всего съесть бифштекс и отоспаться.
— Я не хочу есть, — сказала женщина. Она снова смотрела на улицу, разглядывая в сумеречном свете города редких прохожих.
На несколько минут в ресторане установилась неясная тишина. Лишь Хосе чем-то шуршал в шкафу. Внезапно женщина отвела глаза от улицы и заговорила совсем другим голосом — погасшим и мягким:
— Правда, ты меня любишь, Пепильо?
— Правда, — не глядя на нее, кратко ответил Хосе.
— После всего, что я тебе наговорила… — сказала женщина.
— А что ты наговорила? — спросил Хосе все так же сдержанно и все так же не глядя на нее.
— А про миллион песо.
— Я уже забыл об этом, — сказал Хосе.
— Значит, ты меня любишь?
— Да, — сказал Хосе.
Потянулось молчание. Хосе по-прежнему что-то искал в шкафу, не оборачиваясь к женщине. Она выпустила изо рта дымок, легла грудью на стойку и настороженно, с сомнением покусывая губу, словно остерегаясь чего-то, спросила:
— Даже если я не стану спать с тобой?
Вот тут Хосе взглянул на нее:
— Мне этого не надо, потому что я тебя слишком люблю. — Он шагнул к ней. И остановился. Опираясь могучими руками на стойку и заглядывая женщине в самые глаза, сказал: — Я так люблю тебя, что мог бы убить каждого, с кем ты уходишь.
В первый момент она вроде бы растерялась. Потом посмотрела на него очень внимательно — во взгляде ее вместе с жалостью проступала насмешка. Потом задумалась в нерешительности. И вдруг разразилась смехом:
— Да ты ревнив, Хосе. Ну и ну, ты, оказывается, ревнив?!
Хосе снова покраснел, засмущался откровенно, даже беззастенчиво, как бывает у детей, когда разом открываются все их тайны.
— Ты сегодня какая-то бестолковая, королева, — сказал он, утирая пот тряпкой. И добавил: — Вот что с тобой сделала такая скотская жизнь.
Но теперь лицо женщины стало другим.
— Значит, нет, — сказала она. И посмотрела на него пристально, странно блестя глазами, вызывающе и одновременно грустно. — Значит, не ревнив.
— Ну не скажи, — возразил Хосе. — Но не так, как ты думаешь. — Он расстегнул воротничок и долго тер тряпкой шею.
— Тогда объясни, — сказала женщина.
— Понимаешь, я тебя так люблю, что не могу больше видеть все это, сказал Хосе.
— Что? — переспросила женщина.
— Да то, что каждый вечер ты уходишь с первым встречным.
— А правда, ты бы убил любого, только чтобы он не пошел со мной? спросила женщина.
— Чтоб не пошел — нет, сказал Хосе. — Я бы убил за то, что пошел.
— Не все ли равно? — сказала женщина.
Напряженный разговор будоражил обоих. Женщина говорила тихо, мягким и вкрадчивым голосом. Лицо ее почти вплотную приблизилось к багровому добродушному лицу толстяка. Он сидел не шелохнувшись, будто околдованный жаром ее слов.