Страница 58 из 98
Караван повернул на восток, на серые горные тропы. Приближалась зима, но снег, на счастье путников, еще не выпал. Отси собиралась переждать зиму возле Киамо-Ко, а как сойдет снег, продолжить путь на север и через Угабу и Пертские холмы вернуться в Страйу рудокопов, а дальше — в Изумрудный город.
Эльфаба подумывала было послать с Отси письмо Глинде — если, конечно, та все еще живет в Пергских холмах, — но потом так и не решилась.
— Завтра, — сказала Отси, — мы прибываем в Киамо-Ко. В горную крепость правящих арджиканцев. Ты готова, сестра Эльфаба?
Бывшей монахине не понравился ее веселый тон.
— Я больше не сестра, я ведьма, — сказала она и попыталась направить на Отси ядовитую мысль, но та была, видать, сильнее характером, чем повар. Провожатая только усмехнулась и отошла.
Караван остановился на берегу маленького горного озера. Путники умывались, фыркая от ледяной свежести. Эльфаба равнодушно посматривала со стороны. Ее больше заинтересовал островок посреди водной глади — крохотный, с одним голым деревцем, выглядевшим как драный зонтик.
Что-то пошевелилось на этом островке. Прежде чем Эльфаба успела приглядеться — а темнело в эту пору рано, особенно в горах, — Килиджой, привлеченный движением или необычным запахом, бултыхнулся в воду и поплыл к острову. Там он уткнулся мордой в траву и своими страшными волчьими зубами поднял за голову какого-то зверька.
Или ребенка.
Отси ахнула. Лир вскрикнул. Килиджой разжал клыки, но только чтобы поудобнее перехватить добычу.
Не соображая, что делает (для нее плыть означало верную смерть), Эльфаба прыгнула в озеро. Ее ноги ударили по воде, но вода ударила чем-то снизу. Чем-то твердым. Льдом! Вода замерзала под ногами с каждым шагом. Серебристый ледяной мост стремительно мчался к острову…
…Туда, где можно отругать Килиджоя и вытащить из его пасти младенца, хотя Эльфаба и не надеялась успеть. Но успела, разжала челюсти пса и подхватила малютку. Малыш дрожал от холода и страха и смотрел на нее большими черными глазами, готовыми к осуждению, обиде или любви.
Спасенный малыш удивил путников едва ли не больше, чем ледяной мост (видимо, какой-то путешествующий волшебник или колдунья наложили на озеро чары). Это была маленькая обезьянка, брошенная матерью и всем своим племенем или, может, разлученная с ними несчастным случаем.
Килиджой малышу не понравился, зато теплый фургон пришелся по душе.
Они разбили лагерь, немного не доехав до Киамо-Ко. Вверху, между черными скалами, возвышался мрачный угловатый замок, словно орел в гнезде. Его башенки, зубчатая стена с амбразурами и опускные решетки не могли скрыть прежнего здания Водного совета, которым был когда-то Киамо-Ко. Внизу тянулся широкий приток реки Мигуньи. Когда-то, в период жестоких засух, регент Пасгориус собирался перегородить ее и направить воду в Манчурию. Потом арджиканский князь взял Водный совет штурмом, превратил его в крепость, а после смерти завещал своему единственному сыну Фьеро. Так по крайней мере помнила Эльфаба.
Эльфаба собрала свои скромные пожитки. Пчелы жужжали (чем больше она к ним прислушивалась, тем интереснее становились их песни); Килиджой недовольно поглядывал на отнятую добычу; вороны, почувствовав перемены, отказывались от пищи, а обезьяныш, названный за попискивания Чистри, разомлел от тепла и безопасности и трещал без остановки.
За ужином у костра говорились слова прощания, поднимались тосты и даже высказывались сожаления из-за предстоящей разлуки. Вечернее небо было чернее прежнего: возможно, из-за снежных пиков вокруг. Из фургона вылез Лир с сумкой и каким-то музыкальным инструментом и тоже стал прощаться с Отси.
— И ты идешь в Киамо-Ко? — спросила Эльфаба.
— Да, я с тобой.
— Со мной? — переспросила Эльфаба. — С воронами, обезьяной, пчелами, собакой и ведьмой?
— Куда же мне еще деваться?
— Понятия не имею.
— Я могу заботиться о собаке, — предложил Лир. — И собирать для тебя мед.
— Как хочешь, — безразлично ответила она.
— Хорошо.
И мальчик начал готовиться к тому, чтобы идти в Киамо-Ко. В дом своего отца.
ЯШМОВЫЕ ВРАТА КИАМО-КО
1
— Сарима, — позвала младшая сестра. — Просыпайся. К нам гости, а я не знаю, готовить на ужин курицу или нет. У нас их так мало осталось. Если теперь приготовить, потом яиц может не хватить. Ты как считаешь?
Вдовствующая арджиканская княгиня застонала.
— И стоило меня будить ради такой мелочи? Неужели сама решить не могла?
— Я-то могла, — сварливо отозвалась сестра. — А вот когда кончатся яйца, без завтрака останешься ты.
— Ах, Шестая, голубушка, не слушай меня, я еще не проснулась, — сказала Сарима. — Ну, что за гости? Опять какой-нибудь старик с гнилым ртом и рассказами об охоте пятидесятилетней давности? Зачем мы их только пускаем?
— Нет, это женщина. В некотором роде.
— В некотором роде? — Сарима села в кровати. В зеркале отразилось все еще красивое лицо, белое, как молочный пудинг, но уже заплывающее жиром, который, подчиняясь закону тяготения, тут же обвис дряблыми складками. — Не ожидала от тебя, Шестая. Пусть мы уже не стыдливые девицы, как раньше. Но то, что ты младшая из нас и все еще можешь найти у себя талию, не повод издеваться над другими.
Сестра надулась.
— Ну хорошо, просто женщина. Так готовить курицу или нет? Если да, то пойду скажу Четвертой, и начнем готовить. А то ведь так до ночи без ужина просидим.
— Нет, пусть лучше будут сыр, фрукты, хлеб и рыба. У нас ведь она еще в колодце не перевелась?
Рыба не перевелась. Шестая повернулась было идти, но тут вспомнила.
— Я тебе чашку чая принесла. Вон там, на тумбочке.
— Спасибо. Ну а теперь скажи, только без шуток, — какая она собой, наша гостья?
— Зеленая, худая и страшная, старше нас всех. В черном платье, как старая монтия, только все-таки помоложе. На вид ей лет тридцать, может, чуть больше. Она не представилась.
— Зеленая, говоришь? Какая прелесть!
— Прелесть — не совсем то слово, которое приходит на ум.
— Так она что, на самом деле зеленая? Не зеленая от ревности или, там, от злости?
— Уж не знаю, от чего она позеленела, может, и от ревности, но только зеленая — это точно. Как трава.
— Надо же! Ну раз она в черном платье, то надену-ка я белое. Для разнообразия. Она одна?
— Она приехала с караваном, который мы видели вчера в долине, и привела с собой звериную компанию: овчарку, рой пчел, нескольких ворон и маленькую обезьянку. И с ней еще какой-то мальчишка.
— И что она собирается со всем этим делать зимой в горах?
— Сама спроси. — Шестая сморщила носик. — У меня от нее мурашки по коже.
— Да у тебя от всего мурашки по коже. Когда будет ужин?
— В полвосьмого. Эта страшила мне весь аппетит отбила. Исчерпав слова отвращения, Шестая ушла, а Сарима еще долго пила чай, лежа в постели. Перед сном сестра развела ей огонь в камине и задернула занавески, но теперь Сарима раздвинула их и выглянула во двор. С тех пор как арджиканцы разогнали Водный совет и укрепили замок, планировка Киамо-Ко почти не изменилась. По форме он напоминал букву «П»: центральный зал, от которого вдоль круто спускавшегося дворика тянулись вперед два боковых крыла. По углам замка, опираясь на естественные возвышения горы, высились башни. Когда шел дождь, вода бежала по мощенному камнем двору, вытекала из-под резных дубовых ворот, покрытых яшмовыми плитами, и струилась вниз мимо деревенских домиков, ютившихся вблизи крепостных стен. Сейчас, вечером, двор был сер, холоден и усыпан пучками соломы и опавшими листьями. Светились окна в мастерской старого сапожника, и из трубы, отчаянно нуждавшейся в ремонте, как и Все в этом ветхом замке, шел дым. Сарима предвкушала, как проведет гостью в главный дом. Только ей, арджиканской княгине, принадлежала честь приглашать гостей в свои покои.