Закон оружия

– Все, у кого консервы, тащи сюда, делить будем, – крикнул Бабай. Он разогрелся и чувствовал прилив сил. – Банка тушенки – на двух человек.

Мне почему-то решили выделить персональную, но я решительно отказался. Пришлось-таки согласиться. Оставшуюся половину поставил на костер. Возле него сушился и одновременно ковырял тушенку Сашка Черный.

– Ложку сломаешь! – заботливо предупреждал его товарищ.

– Сделай пять минут инкогнито! – сурово отвечал Черный Иванову.

– Ребята, кто наркоту потерял? – Саня крутил рыжей головой и показывал всем шприц-тюбик из индивидуального пакета.

– А ты его под тушенку оприходуй! – посоветовал кто-то.

– Что ты мне бублик от дырки крошишь?

– Говорят, у тридцати шести омоновцев новосибирских, которые в заложниках, крупнокалиберные пулеметы были, куча боеприпасов, «мухи», «шмели», бронетранспортер. «Чехи» все забрали, теперь в нас стрелять будут, – сообщил Рогожин. – До сих пор не разберутся, кто дал им команду не стрелять.

– Теперь уже не найдешь…

– Сдались, думали – уцелеют.

– Может, и уцелеют.

До самого вечера мы кормились слухами. Пришло известие, что расстреляна группа старейшин, которые пришли в село на переговоры, днем раньше прошла информация, что начался отстрел милиционеров-заложников. Эти новости подогревали страсти, правда, не совсем ясно было, чего конкретно хотели добиться бандиты этими казнями: быстрейшей развязки событий? Вся информация для журналистов шла по линии ФСБ. Ежедневно светловолосый парень самого простецкого вида (что не мешало ему иметь генеральское звание) собирал толпу журналистов и негромким голосом вещал в их камеры и микрофоны. Информация была противоречивой, и сам генерал это прекрасно сознавал, но делал вид, что развитие ситуации под контролем, просчитана наперед. Ему можно было посочувствовать. Но жестокие журналисты имели каменные сердца и крокодильи зубы. Они требовали пропустить их через заслоны и отвечать на любые вопросы без утайки. Здесь были настырные ребята из американской компании «WTN», корреспондент «Комсомолки» Витя, который показался мне знакомым – и точно, выяснилось, что он кадровый офицер погранвойск, лихая бригада из «НТВ» во главе с жизнерадостным увальнем Аркашей Быковым. А чего им было не радоваться: имели свою машину со спутниковой телефонной связью, которой я не преминул воспользоваться – накоротке переговорил с шефом. Он обрадовался, и кажется, ни черта не запомнил из всего того, что я ему передал. Он все просил меня поберечься. Такими же беспощадными бродягами были двое искателей приключений из телерадиостудии МВД – небритый, как кавказское лицо, Серега и флегматичный оператор Саня – точная копия Шурика из «Операции "Ы",» только более пожилая. Оба они, как и я, хронически дрожали на ветру, потому что тоже не имели привычки одеваться тепло, уходя на работу.

До вечера мы, то есть водитель из местных Мага, смуглый, как индус, доктор, которого звали Егорыч, молодой стажер Игорь и я, заправили горючим автобусы, тронулись обратно. По пути заметили кучу кривых бревен. Они были грязными, мокрыми, но жизнерадостному стажеру по имени Игорь пришла идея забрать их с собой. Правда, Егорыч сказал, что ну их на фиг, возиться с ними: в автобусе и так не протолкнуться. Но я решил исход дела: с жаром схватился за дело. Меня хлебом не корми, дай бревнами поворочать. Чисто ленинская, к слову, черта. Коммунистическая. Признаю, добавилось количество брани на квадратный метр – недорубленные ветки торчали во все стороны, мы ходили по ним, как по баррикаде.

Автобус подогнали почти к исходному рубежу. Тут выяснилось, что нам предстояли новые погрузочные работы, о которых к стыду и позору не подумали. Войска наступающие могут обойтись без бревен и даже без пищи. Но не смогут пройти и десятка шагов без патронов, гранат и снарядов.

Вокруг собрались наши. Они с интересом смотрели на полезную площадь автобуса, занятую бревнами. Голоса разделились: одни стали кричать, что бревна во что бы то ни стало нужно сохранить – ночью все околеют от холода, другие орали, что некуда класть боеприпасы. Победила вторая сторона. С грохотом и матом мы выбросили бревна на улицу. Вместо них стали грузить ящики с патронами, гранатометы, огнеметы и прочие полезные штуки. Часть людей осталась на позициях, остальные, вымороженные и злые, ввалились в автобус.

Я понял, что война не начнется ни сегодня, ни завтра. Мышеловка захлопнулась. Но чтобы достать зверька, надо было просунуть руку, рискуя получить смертельный укус бешенства. Можно раздавить его вместе с мышеловкой, но тогда жизнь несчастных заложников будет не дороже кусочка сыра.

Я забился в углу, но все равно чувствовал, что мешаю, что в этой давке и тесноте – инородное тело, и очень странно, что меня еще не вышвырнули на улицу. Неожиданно объявили, что совсем рядом, метрах в ста, раздают горячую гречневую кашу и сладкий чай. И я тут же предложил своему соседу Сане Иванову смотаться на прикорм. Но он хорошо устроился и сквозь сон пробормотал:

– Сходи сам. Заодно и на меня возьмешь.

Мне захотелось быть полезным обществу, я взял котелок, потом еще два, просунутых мне из темноты, три фляги и, крикнув Маге, чтоб открыл заднюю дверь, ринулся вниз. В следующее мгновение я покатился по ребрам ступеней в десять раз быстрей, чем на эскалаторе. За это краткое время я отшиб себе край печени, бок и позвоночник. Дикую боль ощутил уже в грязной луже. Мой сдавленный крик утонул в шуме ветра и гуле мотора. Я мужественно встал, ощутив безобразную, незаслуженную боль. К счастью, котелки и фляги даже не коснулись земли. Дальше надо было идти по жуткой грязи почти в полной темноте. Шагов через двести на мои штиблеты нависло по три кило отборной глины, тут я и заметил лампочку, которая освещала серое скопище голодных. Я сумел ловко съехать по грязи под откос, балансируя тарой в вытянутых руках. В конце концов, ничего страшного, что зад у меня мокрый. Зато как хорошо, по-домашнему, пахнуло разваренной гречкой. Дородный прапор возвышался над полевым котлом, щедро наваливая кашу в протянутые котелки. Минут через десять подошла и моя очередь. Потом пришлось долго ждать чая: какой-то начальствующий нахал умыкнул единственную кружку и, пыхтя, долго хлебал из нее. Остальные почему-то ждали и не рыпались. Наверное, подобрели. Или отморозились. Наконец я полностью нагрузился и, обжигая пальцы, пошел обратно. Некий длинный человек весело предложил мне посветить дорогу. Голос у него был хороший: хмельной. Перед подъемом на шоссе он остановил меня:

– Тут осторожней: я шел сейчас и провалился здесь под лед. Нога по колено мокрая. Тебе надо идти вон туда! – Он прочертил лучом направление. – Но прямо не надо, а возьмешь правее!

Я сердечно поблагодарил и взял правее, почувствовав сразу под ногами лед. Следующий шаг мой не нашел опоры, я рухнул в воду, но спасительный инстинкт сделал свое дело: успел бросить котелки и фляги на лед и сам плашмя бросился на него. Я взвыл от тоски и досады. Одежда и сам я в ней представляли самое печальное зрелище. Перчатки, грудь, колени были полностью в грязи, вдобавок одна нога промочена по колено. Стряхнув комья жирной глины с перчаток, нанизал на пальцы ручки котелков, стараясь, чтоб в кашу не попала грязь – поленился взять крышки. В другую руку взял фляги.

– Ах е..! – раздалось отчаянно за спиной.

Я резко обернулся: в полынье барахтался мой провожатый. Через минуту он успешно выскочил наружу: хорошо, не глубоко.

– Вторую промочил! – радостно сообщил он. – Все равно, что одну сушить, что две – по времени одинаково.

Корчась от смеха, я еле заполз на склон, почапал к автобусу. Таким грязным я еще никогда не был. Даже бомжи чище. Я превратился в настоящую свинью. Можно жрать из корыта, утопив в нем свою харю и злобно закрутив штопором ложку.

Подлец Мага долго не открывал дверь. Бок мой сильно болел: я отшиб жизненно важные органы. Теперь буду сикать учительскими чернилами. Еще я сделал маленькое открытие. Я грохнулся потому, что все чистюли соскребали на ступеньках грязь с ботинок. По ней-то я и заскользил.