Змеиное гнездо

Эл Фоджер из «Майами геральд» спросил:

– Похоже на то, что вы называете президента лжецом и мерзавцем, генерал. Довольно сильно сказано, вам не кажется?

– Я говорю только, что мы должны точно понимать, чему и кому мы верим. Тогда мы сумеем выдвинуть кандидата, которым можно гордиться – я говорю это и ничего больше. Мы должны знать правду о нескольких последних днях… что задумал Боб Хэзлитт? Что случилось с его самолетом? Получив ответы на эти вопросы, мы увереннее сможем продвигаться вперед. А теперь прошу извинить, у меня назначено несколько встреч – сами понимаете, дел полно.

– Можно узнать ваше расписание?

– Ну, казалось бы, все ясно без слов. Завтра вечером мне предстоит обратиться к съезду. Сейчас монтируется фильм памяти Боба Хэзлитта, и я собираюсь представить его съезду. Это будет поистине историческая картина. Собирается выступить и президент – впервые действующий президент обратится к съезду до голосования. На следующий вечер голосование и выдвижение кандидата. И в последний вечер съезда партия обратится к делегатам… Очень простой график. Теперь прошу извинить.

Он отвернулся от микрофона.

Голос Маргарет Бондурант прорезал поднимающийся ропот:

– Вы прямо заявляете, что ваши сторонники, объявившиеся за одну ночь, зря тратят время? Вы утверждаете, что ни при каких обстоятельствах не примете выдвижения от этой партии на президентский пост? Вы говорите, что дверь заперта и никого нет дома?

Тейлор обернулся к ней с легкой улыбкой.

– Нет, Маргарет, этого я не говорю. Я говорю, что ни при каких обстоятельствах не стану бороться за свое выдвижение. Не стану собирать лобби, умасливать делегатов, не поступлюсь принципами ради личной выгоды.

– Но вас можно переубедить? Вы бы приняли такой выбор?

– Делегаты должны быть свободны в своем волеизъявлении. А теперь благодарю за внимание, леди и джентльмены, но мне в самом деле пора.

Выходя из медиа-центра, Бен столкнулся со знакомым балтиморским репортером, кругленьким раскрасневшимся мужчиной в распущенном галстуке и таким же потным, как остальные.

– Прямо Граучо Маркс! «Привет, мне пора!» Ну, Бен, в гонку вступил этот сукин сын Тейлор. Шагает прямо по останкам Боба Хэзлитта.

– Похоже на то, Джек.

– Да тут и говорить нечего!

Дрискилл проталкивался к дверям, когда его оттеснила к стене группа делегатов, прибывших на пресс-конференцию штата. Демократы великого и процветающего Массачусетса собрались, чтобы встретиться с представителями прессы своего штата. Бен рассматривал людей, украшенных значками и флажками, разглядывал их лица, радостно обливавшиеся потом, насквозь промокшие рубашки, прилипшие ко лбам волосы, беджи с именами, висящие на груди. Он пропустил маленькое стадо, сделал шаг и тут же налетел на стоявшего рядом мужчину.

– О, какое совпадение! – вырвалось у него.

Бен уставился в лицо лейтенанта, охранявшего Хэзлитта и служившего у того на посылках.

– Я слыхал, что совпадений не бывает, сэр, – ухмыльнулся тот, протягивая руку, и Дрискилл пожал ее. – Если подумать, нашу встречу здесь можно было предвидеть. Я из штаба генерала Тейлора. Он только на последнюю неделю приставил меня к мистеру Хэзлитту.

– Очень жаль Хэзлитта, – заметил Дрискилл.

– И мне тоже. Но политика – это война, как говорит генерал. Без потерь не обходится.

– Жесткий взгляд.

– На войне к этому привыкаешь. Есть новости о вашей жене, сэр?

– Вообще-то нет. Чем дольше она остается… ну… – Он поймал себя на том, что признается лейтенанту в своих опасениях, словно они сто лет знакомы, близкие друзья.

– Не теряйте надежды, сэр. Если я чему и научился в жизни, так тому, что никогда нельзя терять надежду.

– Я запомню ваш совет. И постараюсь его выполнить. – Они вместе вышли к широкой двери во внешний мир.

У дверей было еще жарче.

– Вы давно в штабе Тейлора?

– О, я давным-давно служил под его началом. Потом надолго уходил со службы. Но когда я понадобился – он обо мне вспомнил. Он меня никогда не забывал. Как сейчас слышу его слова… – Глаза лейтенанта выглядели чуточку стеклянными. «Настоящий вояка», – подумал Дрискилл. Лейтенант носил контактные линзы. Один глаз слезился. – Когда приходило время, он всегда говорил: «Подать мне Томми!» Не знаю, сколько раз люди передавали мне его слова – за морем, понятно. Есть трудная задача? Подать мне Томми! – Его суровое лицо вдруг осветилось почти мальчишеской улыбкой. Дрискилл снова задумался, сколько лет этому человеку. Он выглядел то на двадцать пять, то вдвое старше. – Большая удача служить такому человеку, как генерал Тейлор. А теперь вы меня извините, я должен выполнить его поручение. – Он был в форме офицера морской пехоты и щеголевато отдал честь.

– Он решил поддержать Боба Хэзлитта и сказал: «Подать мне Боханнона!», так?

– Наверно, он догадывался, что для меня найдется работа, сэр. И вправду, дел хватало. А теперь прошу прощения, сэр.

– Разумеется! Может статься, мы еще столкнемся. Мир съезда, знаете ли, удивительно тесен.

Бен шагнул наружу, навстречу влажной пощечине жары, под косые лучи заходящего солнца, прожигавшие дымку смога, окутавшую небоскребы города. Достал мобильник и набрал номер. Он взглянул сквозь туман на отель «Марлоу» и опытным глазом отыскал нужное окно. Телефон отрывисто гудел. Президент принимал гостей на шести этажах отеля, из которых четыре были битком набиты людьми, а еще два – агентами секретной службы. «По сути, не вполне людьми», – подумал он про себя. И услышал голос, который произнес:

– Да?

– Говорит Архангел, – сказал Дрискилл.

– Что ты говоришь? – отозвался Ларкспур. – И как дела в реальном мире, Архангел? Ты там не замерз?

– Вопрос Кота-рыболова. Ответ я получил.

– И какой ответ?

– Да. Он собирается вступить в гонку. Уже гонит на всех парах.

– Надо бы обдумать это вместе. Поднимайся наверх.

– Президент действительно намерен завтра вечером выступать перед съездом?

– Да, он собирался сказать пару слов.

Том Боханнон проталкивался сквозь гущу сторонников с плакатами и знаменами к охраняемому участку модных передвижных домиков в нескольких футах от задней стены центра съездов. Обычно здесь хватало свободных мест для мероприятий, проводившихся в центре, но передвижные домики, снабженные кондиционерами, стали излюбленным местом отдыха кандидатов и сопровождавших их важных «шишек», нуждавшихся в возможности обдумать интригу, сделать глоток-другой бурбона или солодового и вообще расслабиться на полную катушку.

Генерал, окруженный офицерами морской пехоты в форме, не отставал от него – если коменданту подразделения морской пехоты звонит экс-президент и экс-генерал корпуса, тот уж не поскупится на людей для парадного конвоя. Боханнон знал, что среди равных он намного равнее других. Ближе к великому человеку. Они вместе воевали. Но сейчас ему было неспокойно.

Они вошли в трейлер, а остальные остались снаружи. Придержав дверь перед генералом, Боханнон на мгновение ощутил растерянность. Огромная эспланада пестрела пустынными оазисами. Бессмысленно, но приятно на вид. Он читал, что сюда завезли десять тысяч тонн песка, из которого сделали холмики и дорожки, затененные тысячами пальм, грациозно покачивающимися от ветра на адском солнцепеке. Вдали, на водном горизонте озера Мичиган, неподвижно покоились яхты и прогулочные катера, а ближе, у причалов, стояли яхты могущественных сторонников партии: крупных спонсоров, людей вроде Тони Саррабьяна, чью яхту доставили по воздуху на гигантском транспортном самолете; корпораций, нанимавших лоббистов, которые за очень большие деньги создавали никому не нужный мир; кинозвезд, прилепившихся к партии и к президенту; иностранцев, нуждавшихся в технологических разработках и вооружениях, а также в хороших друзьях на высоких постах; и всех прочих, желавших протиснуться в кулуары власти. Если у вас есть яхта, она должна быть здесь. Большую часть опытные команды перегнали из Калифорнии или с востока, с острова Мартас-Виньярд, ради недели в Чикаго, посвященной приемам и вечеринкам, отдыху и показухе. Боханнон поймал себя на том, что вспоминает «Волшебника из страны Оз», – все это не имело никакого отношения к понятной ему действительности.