Страница 44 из 45
Что же касается слухов о странных событиях, происходивших двести лет назад, то они, глухие слухи, давно замерли, и отголоски их сохранились лишь в сказках да песнях, где говорилось о том, как в один черный год вдруг начали исчезать люди неведомо куда. Наверно, они, сумев миновать неприступное кольцо гор, окаймляющих республику, убежали во внешний мир и нашли другую страну, более счастливую…
В страну, на знамени которой начертано: свобода. Страну, над которой не висит дамокловым мечом безработица.
В страну, которая не открещивается от всего прошлого. В страну, которая уверенно и спокойно смотрит в будущее…
В той стране, говорят, место в жизни завоевывается собственным трудом.
Человек там не может претендовать на привилегии по мотивам собственного происхождения, или родственных связей, или чего-либо подобного…
И всем хватает места под солнцем, которое, говорят, благосклонно к той стране…
Однако как достичь земли обетованной?
Как попасть в ту далекую страну?
Никто не знает, пели сказители, вдоль каких пиков вились, какие пропасти пересекали неторные тропы смельчаков. Но вскоре тропы были перекрыты, а пойманных беглецов ждали пытки и каторга. И волшебная калитка во внешний мир захлопнулась, чтобы никогда больше не отворяться, а дорога к ней заросла, затерялась в сером вереске…
Долгое время из уст в уста передавалась мифическая песня, которую якобы сочинили беглецы. Венс припомнил печальный напев и горькие слова:
Странные слова… странная песня… Только теперь для Венса начал проясняться ее темный смысл.
— …Это был какой-то психоз, — продолжал Харви свой рассказ. — Люди отдавали все за такие коробки с двойным дном, за несколько десятков галлонов жидкого гелия… Открывался такой заманчивый путь! Дорога во внешний мир заказана, ее стерегут хищные скалы. А тут так просто!.. Погружаешься в жидкий гелий и замерзаешь, чтобы воскреснуть, я хочу сказать — проснуться, — поправился Харви, — через двести лет. Но как я ошибся! Как ошиблись все эти несчастные, — тихо проговорил Харви и закрыл лицо руками.
— Сжиженный гелий… Но это же смертельно, — сказал Венс.
— Минус двести шестьдесят девять градусов.
— Почти космический холод! Ткани должны погибнуть, — недоуменно заметил Венс.
— Наоборот, только при такой температуре они могут сохраниться, — возразил Харви. — Все зависит от способа погружения. Я знаю секрет. Раздобыть его было не так-то просто.
— Человек ложился в ванну и замерзал. Что же дальше? — спосил Венс.
— Потом друзья беглеца прятали контейнер в укромном местечке, заранее облюбованном.
— Но они могли запрятать его так, что оттаявший потом, через двести лет, мог бы и не выбраться?
— Ну… — Харви пустил колечко синего дыма. — Контейнер если закапывали, так совсем неглубоко, по сути, только маскировали тонким слоем почвы. Если замуровывали в стену, то ограничивались дюймом штукатурки. Если прятали — в полу, то покрывали только пленкой линолеума… Конечно, из-за всего этого ищейкам легче было разыскать беглецов. Но что нам было делать?
— За два века многое могло измениться. На пустыре мог вырасти многоэтажный дом, башня космосвязи, да мало ли что? — сказал Венс. — Наконец, пыль, обычная пыль, оседая, могла за это время образовать новый слой почвы в много метров толщиной. Каково же беглецу очнуться и вдруг оказаться заживо похороненным… Неужели вы не подумали об этом?
— Думали, — махнул рукой Харви, — думали мы и об этом. Но выхода у нас не было, и люди шли на риск. Впрочем, насколько я успел заметить вчера, когда выбрался из тайника, строений в этом городе не очень-то прибавилось…
— Потому что население почти не росло, — пояснил Венс.
— Возможно, — кивнул Харви. — Что же касается тех, которые, очнувшись, так и не смогли выбраться на волю… Что ж! Может быть, им лучше, чем вам…
Венс внутренне содрогнулся от каменного равнодушия, которым повеяло от этих слов. Лицо Харви было неживым, глаза упорно глядели в одну точку.
— Как действовал механизм «воскрешения»? — спросил Венс.
— Очень просто. В каждом контейнере устанавливалось реле времени. Через положенный срок, скажем, через два века оно срабатывало. Открывался маленький клапан, и гелий начинал капля по капле испаряться. При этом температура медленно, в течение трех лет, повышалась до тех пор, пока достигала двенадцати градусов выше нуля.
— Три года…
— Если нагрев происходит быстрей, кровеносные и лимфатические сосуды могут полопаться, и человек погибнет, — терпеливо пояснил Харви.
Венс побарабанил пальцами по столу.
— Итак, бегство в будущее, — сказал он. — Причем таким простым и относительно удобным способом. Непонятно только, почему все вы тогда не сбежали?
— Это было не так-то просто, — покачал головой Харви.
— Негде спрятаться?
— Не то. Сжиженный гелий стоил недешево. Люди готовы были отдать все сбережения, но их часто не хватало.
— А друзья, которые закапывали… Ну, в общем, прятали беглеца… — Венс не договорил.
— Они рисковали жизнью, — просто сказал Харви.
— Вот вас, например… Кто спрятал?
Вопрос этот Харви оставил без ответа. По лицу пришельца из глубокого прошлого скользнула тень. Видимо, горько ему было вспоминать далекого друга, давнымдавно уснувшего в безвестной могиле.
В окна комнаты пробивался робкий рассвет. Бледный свет, мешаясь с желтым пламенем полупогасших стенных панелей, окрашивал все предметы в фантастические цвета.
— Достать контейнер было трудно, — вздохнул Харви. — Существовали потайные мастерские, владельцы которых, рискуя головой, выполняли заказы состоятельных беглецов. Большинство беглецов при этом становилось нищими. Впрочем, у некоторых оставались еще деньги.
— Что же, они брали их с собой, в свой временный гроб? — поинтересовался Венс.
— Нет. Насколько помню, они вкладывали капиталы в страховые общества и банки. Уж не знаю, какая судьба постигла эти вклады…
Венс хотел что-то сказать, но гость опередил его:
— Я, собственно, не успел еще толком прийти в себя: прошли только сутки, как сознание ко мне возвратилось и я вышел на берег реки времени.
— Не каждый, наверное, может решиться на бегство во времени, — задумчиво произнес Венс, глядя в окно и думая о чем-то своем.
— Разумеется, — согласился Харви. — Тогда, два века назад, ложась в ледяную ванну, человек не знал, выйдет ли он из нее… когда-нибудь. А вдруг низкая температура убьет наиболее чувствительные клетки головного мозга и человек, оттаяв, потеряет полностью память? Поэтому самые дальновидные покрывали свой саркофаг иероглифами.
— Иероглифами? — не понял Венс.
— Да, это был самодеятельный, наспех придуманный шифр. В этих письменах были закодированы основные данные о владельце ковчега.
— Придумано неплохо.
— Конечно, заманчиво, вынырнув в туманном будущем, иметь при себе эдакое памятное письмо. Но зато представляете себе, что было, когда такого надписанного беглеца перехватывали длинноухие?
— Длинноухие?
— Так называли ищеек правительства.
— А много их было, этих ищеек?
— Порядком. А сказать точнее — чуть не каждый второй. По крайней мере, мне так казалось.
За долгую беседу Венс почти привык к необычному выговору Харви, и он уже не казался ему странным. Правда, встречались отдельные слова, которые были непонятны, но их было немного, и Харви объяснял каждое.
— Специальных ищеек называли шпурами, — продолжал Харви. — Шпуры рыскали повсюду, разыскивая беглецов. Кого удавалось поймать… — Харви замешкался.