Страница 58 из 66
- Спасибо, - сказал Алексей, - разрешите идти?
Славка действительно ждал его в баре, взял дорогущую здесь "Ньюменовку" и уже выпил четверть. Он молча налил Алексею рюмку. Так же молча и не чокаясь, словно за погибших, они выпили. Водка была как вода, совершенно безвкусная и не обжигала.
- Сволочи, - сказал Слава.
- Что делать будешь теперь? - поинтересовался Алексей. Слава опять налил. Глаза угрюмо заблестели.
- Да уж найду, что делать.
- Только глупостей не надо, хорошо?
- Посмотрим, - буркнул Слава.
- У тебя жена и ребенок.
- Я помню, - Слава стукнул о стол донышком. Алексей вздохнул.
- И еще. Если что, если плохо станет, звони мне. А если меня не будет - мало ли что, ты знаешь, где наша церковь. Найди там отца Иоанна, он поможет. Сошлись на меня.
- Ладно. Ты что, уезжать собрался куда?
- Да нет пока, - ответил Алексей спокойно. Но предчувствие было нехорошее.
Да и что теперь может быть хорошо?
Лена, дети… Церковь… Христос… все прекрасно.
Только как жить без Неба?
И стоит ли вообще?
Алексей вспомнил читанную в детстве книжку о Второй Мировой войне, про своего тезку и тоже летчика. Тот потерял ноги и научился летать на протезах. Подвиг. Ради неба еще не на то пойдешь. А тут - здоровый, сильный, еще не старый, летал бы и летал…
- Рано или поздно все равно на пенсию, - сказал он, не то себе самому, не то Славе.
- Рано. Я еще жить хочу.
Они выпили. Алексей подумал, что Слава прав - этак можно и смерть в молодом возрасте счесть нормой, поскольку "все же умрем когда-нибудь".
Пенсия - это другое. Когда налетался досыта, прошел тысячи возможных ситуаций, устал, тело не то, мозги не те. Когда надо постепенно уже готовиться к переходу в мир иной.
А когда тебя выбросят из жизни еще молодым и полным сил - что тогда? Жить ради детей? Ерунда, дети и без тебя выживут. Книжки писать? Это не его призвание, это побочное.
Господи, за что?!
- Пойдем, Слав. Я машину тут пока оставлю. Пойдем, пешком пройдемся… нет смысла здесь надираться.
Вечером Алексей остался после службы, поджидая отца Иоанна.
Ленке он пока ничего не сказал. Ей не до того. У Митьки опять были судороги. Врачи вчера взяли биопсию мозга. Завтра обещают ответ. Ленка поняла, что он не в себе, но решила, видно, что все из-за вчерашнего - теракт, Джейн…
Джейн стало получше после операции. Сергей, хирург из православной общины, сказал, что через пару дней можно будет перевезти ее в Соколов Ручей, он договорился насчет машины.
Алексей сказал жене, что рейс отменили. И чувствуя некоторые угрызения совести - все же надо было бы остаться с ней - пошел на вечернюю службу.
Там стало легче. Алексей стоял прямо за свечками, слушал пение, смотрел на темный иконостас, и ледяной комок в душе таял. Растворялся.
Свете Тихий святыя Славы Безсмертнаго Отца Небеснаго, Святаго Блаженнаго, Иисусе Христе, пришедше на запад солнца, видевше свет вечерний, поем Отца, Сына и Святаго Духа Бога. Достоин еси во вся времена пет быти Гласы преподобными, Сыне Божий, живот даяй, темже мир Тя славит.
Боль уходила.
Может быть, это всего лишь временное обезболивание, наркоз - но может, пока боль отступила, придет какое-то осознание. Ведь с этим, Алексей понимал, жить нельзя.
Можно жить со смертью близких. С сознанием своей вины. С любым горем. Нельзя жить без Неба, коли уж оно тебе было дано.
Нельзя. Алексей снова и снова прокручивал варианты - можно ли еще как-то восстановиться? Лазейки он не видел. Но ведь и умереть нельзя.
Выхода нет.
Отец Иоанн сел на лавочку рядом с ним. Слушал, скорбно опустив голову, сложив руки на коленях в старенькой рясе.
- Может, вам и правда стать нормальным человеком, Алексей? - спросил он.
Пилот вздохнул.
- Петр же вне седяше во дворе. И приступи к нему едина рабыня, глаголющи: и ты был еси со Иисусом Галилейским. Он же отвержеся пред всеми, глаголя: не вем, что глаголеши… И помяну Петр глагол Иисусов, реченный ему, яко, прежде даже петель не возгласит, трикраты отвержешися Мене. И, изшед вон, плакася горько.*
- ЭТо верно, - сказал отец Иоанн, - плакася горько.
- Как жить-то батюшка? - спросил Алексей, - ведь невозможно.
Священник помолчал. Устремил старческие светлые свои глаза к иконам и заговорил.
- Видите, Алексей, многие думают так, что человек должен жить ради того, что он делает. И что Богу нужно то, что мы делаем. А ведь это не так. Богу мы сами нужны. Просто так. Зачем Ему, по сути-то, все наши дела суетные? Они нам нужны, ближним нашим. А Богу мы нужны без всякой там нашей работы. Голый человек рождается - голый и умирает. Понимаешь?
Алексей молчал, опустив голову.
- Нет, оно больно очень, я знаю. Но боль, ее вытерпеть можно. А вот это сознание долга своего, дела своего - его, кажется, что и невозможно преодолеть.
- Да.
- Только ведь дела наши, они тоже не наши, понимаете? Они принадлежат Богу. Он дает - Он и забирает.
- Но за что? За что?! - прошептал Алексей, закрывая руками лицо. И в этот момент его прорвало. Стало легче.
- Ему виднее, - сказал священник, Алексей кивнул.
- Вы в Соколов переезжаете? - спросил отец Иоанн.
- Да. Дом уже почти…
- Знаете, Алексей, вам учиться бы надо. В Москве заочников берут. Если хотите, возьму вас в храм служить сразу. Чтецом. И поступите заочно в семинарию. Священники хорошие, умные, очень нужны. Нет, я не настаиваю, это должно изнутри идти. Но просто подумайте… *Мф 26, 69-70,75
С утра погода разошлась. Будто и не поздняя осень - небо ослепительно-синее. Алексей проснулся и долго смотрел в это небо, какое, кажется, только за облаками бывает.
Бог дал - Бог и взял. Не моя воля да будет, Господи, но Твоя.
Это что теперь - всегда будет так?
Или он привыкнет, смирится? Да ведь он уже осознал вчера, что Богу виднее. Все в руке Божьей. И то, что он был пилотом - и то, что теперь перестал им быть, все это во власти Божьей, и ничего не остается, как смириться. И верить. Верить, что все будет к лучшему - в конце концов.
Только когда будет лучше - после смерти?
Так живут калеки. С чувством невозвратного.
Он встал, сунул ноги в тапки. Надо ехать к Лене. Баба Ира возилась на кухне, дети еще спали - выходной сегодня в школе, День Ликея. Нельзя быть эгоистом, думать о своей боли. Дети. Ленка. Столько народу вокруг, он всем нужен. Да, это понятно. Алексей взял одежду, отправился в ванную. Это понятно, но сердцу это не объяснишь, оно просто хочет летать. И чувствует необъяснимую пустоту сзади, где раньше были крылья… Алексей сморщился, как от зубной боли - никогда не подозревал в себе поэтических склонностей.
Вода лилась едва теплая. Ну и ладно. Дом старый, трубы давно не меняли. И нет смысла теперь заниматься этим, скоро уедем отсюда. Алексей кое-как вымылся под холодным душем, вылез, включил электробритву. Брился он по старинке - на пасту у него высыпала какая-то аллергия.
Жить, конечно, надо, отец Иоанн прав. Так и будет теперь жить. И калеки живут. Перетаскивая себя изо дня в день, бодрясь, ища себе занятие. Тщательно следя за функциями души и тела - потому что эти душа и тело еще нужны окружающим. Да и вообще они нужны, принадлежат Богу и должны жить и быть здоровыми.
Все же надо написать резюме в провинциальные аэрокомпании. А вдруг? Наивно, конечно, предполагать, что чистка ограничилась Петербургом. Но мало ли что бывает в жизни. Алексей понимал, что это почти невероятно, но знал и то, что все равно тщательно напишет и разошлет резюме везде, где только можно.
Или подумать о словах отца Иоанна? Нет. Во всяком случае, не сейчас.
Деньги теперь следовало экономить, но Алексей зашел в магазин и купил любимых Ленкиных конфет, коробку ореховых трюфелей.