Во власти наслаждения

— Тогда почему они так сильно кашляют?

— Они могут болеть… пневмонией. Я считаю точку зрения автора статьи интересной, но, не имея достаточно данных, мы не можем запретить топить углем, как он предлагает.

— Но, Алекс, — возразила Шарлотта, не заметив, что назвала его по имени, — он пишет, что вскрытие установило: у некоторых детей легкие внутри были черные!

— Ну а почему таких детей находят только среди бедных? — отбивался Алекс. — Они могли умереть от чего угодно!

— Вы не хуже меня знаете, что только дети бедных подвергаются вскрытию. — Шарлотта изо всех сил сдерживала себя.

Она выпила еще шампанского.

— Да, но у моих друзей дети почему-то не кашляют гак, как описывает автор. А я, например, если бы Пиппа кашляла, немедленно отправил ее в деревню.

— Вот-вот. Дворянские дети проводят большую часть года в загородных поместьях, в деревне, Мы живем в Лондоне только в течение сезона — самое большее полгода, в то время как дети бедняков дышат этим воздухом круглый год. Я много думала о свете, — призналась Шарлотта. — Вы не представляете, как отличается здешний свет от деревенского, в городе его и светом не назовешь.

Они замолчали. Алекс смотрел на нее по-новому, с уважением. Только что она в споре загнала его в угол. Он свел брови. Почему она проводит много времени, размышляя о свете?

Он мог бы поспорить, что в данный момент она думала не о свете. Откинув назад голову, открыв красивую белую шею, она сидела с закрытыми глазами. Именно такой он воображал ее — с отброшенными назад локонами, в порыве страсти отдающуюся ему.

— О чем вы думаете? — хриплым от волнения голосом спросил Алекс.

Он провел пальцем по ее лбу, маленькому прямому носику и остановился на губах. Шарлотта открыла глаза.

— Аромат роз. У них такой теплый запах. Откуда запаху быть теплым или холодным? Но у них — теплый.

Алекс на минуту задумался.

— Полагаю, — неуверенно сказал он, — горячий шоколад пахнет теплом.

Шарлотта рассмеялась. «Какой милый смех!» — подумал он.

— Я говорю сейчас только о цветах: например, фрезии пахнут холодом.

— Гм, — Алекс обвел пальцем ее подбородок и спустился к ключицам. Затем наклонился ближе. — Вы пахнете… — Он сделал многозначительную паузу.

Она засмеялась. Он наклонился так близко, что она чувствовала его дыхание на своей щеке.

— Вы пахнете теплым, — наконец произнес он. — Очень теплым. И еще немного флердоранжем.

— Очень проницательно, — одобрила Шарлотта.

— Однажды в саду я встретил девушку, она пахла лавандой, и с тех пор это мой любимый аромат. — Его губы почти прикасались к ее губам.

Она снова засмеялась.

— Я думаю, — он коснулся ее губ, — я думаю, что теперь я предпочитаю флердоранж.

Шарлотту охватила легкая дрожь. Но тут Алекс отстранился: не мог же он целовать ее прямо на глазах у виконтессы Дьюлэнд, не говоря уже о группе поклонников Софи! В лунном свете его глаза казались черными как уголь. «Чернее ночи», — подумала Шарлотта. Она, как загипнотизированный змеей кролик, не могла отвести от него глаз. Алекс встал и помог ей подняться. Он, кажется, не испытывает никакого волнения, решила она, чувствуя себя несколько обиженной.

— Давайте посмотрим, что делает мистер Глистер с фейерверками, хорошо? Ваша матушка скоро начнет о вас беспокоиться.

Мистер Глистер расположился в дальнем конце сада.

— Это чтобы не оставить выгоревших пятен, — старательно объяснил он. — Потому что деревья в саду так хороши, и я не хотел бы проявлять к ним пре… пренебрежение.

Стоявший за егр спиной лакей вытаращил глаза. Шарлотта постаралась скрыть улыбку. Алекс, как само собой разумеющееся, взял ее руку в свою, и, пока он обсуждал с мистером Глистером технические детали запуска больших фейерверков без платформы, Шарлотта думала о его руке. Такая большая. Пальцы у нее дрожали, и опасаясь, что он заметит это, она погладила большим пальцем его запястье. Не прерывая беседу с мистером Глистером, он немедленно вознаградил ее, еще крепче сжав ее руку, что совершенно не отразилось на его ровном голосе. Шарлотта же потеряла всякую способность думать о чем-либо, кроме его пальцев, медленно и волнующе гладивших ее руку. Она пыталась сделать вид, что интересуется фейерверками, хотя не слышала ни слова из того, что говорил мистер Глистер. Наконец мистер Глистер заявил:

— Да, сэр, да, через минуту будет готово. Почему бы вам не предупредить всех в доме, чтобы они смотрели из окон. И этот больной ребенок тоже.

Алекс обнял Шарлотту за плечи, и они направились к дому. Плохо дело, взволнованно размышляла Шарлотта: он так сильно прижимал ее к себе, что, идя рядом, она чувствовала тепло его большого тела. А ее собственное словно горело огнем! Как она сможет это скрыть? Если он догадается, то сочтет ее распутной уличной девкой. Леди не испытывают подобных чувств, это она знала точно. Ее мать, говоря о супружеских радостях, не упоминала о существовании такого безумного желания, которое сейчас владело Шарлоттой.

Неожиданно Алекс остановился. Их скрывали от посторонних взглядов яблоневые и сливовые деревья, обрамлявшие дорожку. Он выпустил ее руку.

— Знаете, — непринужденно признался он, — боюсь, что смогу вернуться туда, где светло, не раньше, чем через несколько минут.

— Почему же? — Непроизвольно она придвинулась к нему.

Быстрым движением он схватил ее за запястья и с грубой усмешкой оттолкнул.

Шарлотта сгорала от стыда. Он считал ее шлюхой. Она ощутила комок в горле.

Александр смотрел на ее опущенную голову и мысленно ругая себя. Он притянул ее к себе и заключил в объятия. Ее нежное тело, сливаясь с ним, словно таяло. Он ощущал ее всю — от нежной упругости ее груди до тонкой талии и плоского живота. Черт! В таком состоянии он никак не может присоединиться к компании.

— Шарлотта, — прошептал он ей на ухо.

Она все еще держала голову опущенной. Но должна же она чувствовать его тело так же, как он чувствовал ее. А понимала ли она свои чувства?

Он провел языком по ее ушку, и в ответ ее тело затрепетало. Алекс погладил ей спину.

— Шарлотта, — медленно заговорил он снова, — знаешь ли ты, что со мной делаешь? Я уподобляюсь сатиру из классической пьесы — такой пьесы, которую вам в школе никогда бы не разрешили читать. — Его руки скользили вниз по ее спине к мягким округлостям. «К тому же есть и важная практическая причина не читать эти пьесы. Сатиры — всего лишь волосатые похотливые животные, и нельзя угадать, что подумают девицы, читая о них. (Он не мог удержаться и снова прижал ее к себе.) Они даже могут убежать в лес в поисках сатиров…» Его язык прокладывал огненную дорожку по ее шее. — О Боже! — произнес он вслух и оттолкнул ее.

Шарлотта в полном недоумении посмотрела на него. Он приглаживал волосы, седина холодно серебрилась в лунном свете.

— У вас всегда волосы были такого цвета? — спросила она.

— Они стали такими, когда мне исполнилось семнадцать, — ответил Алекс, глядя на Шарлотту. Неужели ее оставила равнодушной его страсть? Он грубо схватил ее за руки! — Не… не смотри на мои волосы, Шарлотта.

Она смотрела на его лоб, потому что была слишком смущена, чтобы взглянуть ему в глаза. Но когда она все же решилась, то от волнения у нее закружилась голова. Алекс чуть заметно улыбнулся — его любимая тоже не осталась равнодушной. Он не ошибся в ней. Она будет страстной любовницей и умной хозяйкой великосветского салона. Лучшей жены он не мог бы и пожелать. Она совершенно не была похожа на Марию, хотя… он внимательно пригляделся: у нее треугольное лицо, как у Марии, и такая же пухлая нижняя губа, в точности как у Марии. Но это ничего не значит, поспешил заверить он себя. Сотни женщин имеют такие же черты лица. Теперь им обоим надо успокоиться, чтобы он смог появиться там, в свете фонарей, и сказать всем, что фейерверк подготовлен. Он отошел в сторону и прислонился к дереву. Он видел, что она и представления не имеет о том, что происходит.

— Милорд, — нерешительно обратилась она к нему.