Шторм

Джейк не отрывал взгляда от своего завтрака, и, казалось, миновала целая вечность, прежде чем он произнес своим сипловатым голосом:

– Он выехал очень рано. И сказал, что собирается навестить эту женщину, Сейлз.

Шторм попыталась что-то сказать и не могла, язык не слушался ее. Она чувствовала себя не просто оскорбленной, но оскверненной. Уэйд направился из ее объятий прямиком в объятия Джози. Все ее мечты, мысли, надежды – все пошло прахом. Она ничего не значила для Уэйда. Она значила для него не больше, чем любая другая женщина, с которой он занимался любовью.

Как будто откуда-то издалека она услышала голос Джейка, озабоченно спрашивающего:

– С тобой все в порядке, Шторм?

Шторм заставила свои губы разжаться.

– Все хорошо, – сказала она как можно более спокойно. – Думаю, мне надо уже начинать собирать свои вещи. Пора отправляться домой.

Она повернулась к дверям, но остановилась, когда снова заговорил Джейк.

– Мы с Уэйдом просто не знаем, как и благодарить тебя за то, что ты пришла сюда и присмотрела за мной, пока сын был в отъезде. Мне будет очень не хватать того солнечного света, который ты принесла вместе с собой в наш дом.

Причем, поверь, я вовсе не имею в виду вымытые окна.

– Я как-нибудь зайду навестить тебя, – выдавила Шторм из себя заведомую ложь, отлично зная, что ноги ее больше не будет в доме Мэгэлленов.

– А ты пока, – улыбнулась она Джейку, – береги себя.

«И ты тоже, дорогая», – печально подумал Джейк, глядя вслед этой трогательной отважной женщине. Если бы он сейчас мог добраться до своего сына, он, пожалуй, наставил бы ему шишек и синяков.

Вернувшись в комнату Уэйда, Шторм, отведя глаза от измятой постели и разбросанных простынь, собрала свои вещи и сложила их в седельную сумку. Ей надо было уйти прежде, чем вернется Уэйд. Она испытывала к нему такую жгучую ненависть, что успокоить ее мог только какой-нибудь дикий поступок по отношению к этому мужчине, нанесение ему увечья или смертельного оскорбления. Поэтому Шторм хотела уехать поскорее домой.

Когда Шторм с глазами, полными слез, еле сдерживая их, покидала двор Мэгэлленов, за ней из укрытия с тоской раскаянья и невыразимой нежностью следили серые глаза Уэйда.

Уэйд водил своего жеребца на пастбище, расположенное позади конюшни, там его никто не мог видеть, и вот теперь тайком вернувшись в конюшню, он залез там на сеновал и упал на охапку душистого сена. Его терзало чувство вины. Он обманул отца, сказав ему, что едет навестить Джози, зная, что тот сообщит об этом Шторм. Это было трусливо и подло с его стороны, вовлекать отца в нечестную игру, которую он вел со Шторм.

Но он готов был скорее застрелиться, чем сказать Шторм, чтобы она позабыла ночь, которую они провели вместе. Сказать ей, чтобы она не придавала никакого значения случившемуся. Он не смог бы вынести выражения боли и затравленности в ее милых, любящих глазах.

Когда Бьюти, переходя на легкий галоп, исчезла из виду, унося прочь свою всадницу, Уэйд упал ничком, зарывшись лицом в сено, он ненавидел самого себя, он ненавидел весь мир.

Глава 15

Со дня поспешного отъезда Шторм из дома Мэгэлленов прошло пять недель. На душе у нее царили мрак и уныние, как будто темные тучи навсегда закрыли от нее ясное солнышко. Она автоматически следовала заведенному порядку, выполняла работы по дому и односложно отвечала на вопросы Марии и Кейна, которые пытались втянуть ее в разговор. Экономка часто тайком всматривалась в лицо Шторм, пытаясь распознать причину ее скверного расположения духа. Но Шторм была внешне совершенно спокойна, и выражение ее лица не выдавало внутренней угнетенности и глубоко затаенного горя.

Только оставшись одна, ускакав далеко от людей верхом на Бьюти, Шторм позволяла своему страданию и отчаянью выплеснуться наружу. Только маленькая лошадка Шторм слышала ее рыдания и горький лепет сквозь слезы.

Сегодня Мария попросила Шторм сделать последние покупки ко дню Благодарения, который как раз приходился на завтрашний день. И Шторм, пустив Бьюти шагом, неспешно двинулась по направлению к Ларами.

Завтра за праздничным столом будет немного народа. Конечно, соберется вся их семья, а также Рейф и старый Джеб. Неизвестно, правда, сможет ли приехать Джейк. Что же касается Уэйда, то Кейн сообщил пару дней назад, что он проведет праздники в Шайенне.

Шторм нахмурилась. Вне всякого сомнения, он будет праздновать вместе с той женщиной, с которой Бекки видела его.

Въезжая в Ларами, она все еще думала об этой загадочной женщине и спрашивала себя: неужели она и есть старая любовь Уэйда? Первым, кого Шторм увидела в городе, был Уэйд. Он шагал по улице прямо навстречу ей. Она притворилась, что не заметила его, натянула поводья у мелочной лавки и спешилась. Торопливо привязав Бьюти к коновязи, она собралась уже войти в магазин, но Уэйд схватил ее за руку. Она попыталась вырвать руку, но от этого хватка его стала только крепче.

– Подожди, – рявкнул Уэйд. – Я хочу сказать тебе всего пару слов.

Боковым зрением Шторм видела, что за ними наблюдают три человека, их ближайшие соседи по ранчо. Тогда она прекратила сопротивление и коротко бросила:

– Хорошо, говори, что ты хотел сказать мне. Я спешу.

– Черт бы побрал тебя, – раздраженно процедил сквозь зубы Уэйд и поднял руку, как бы намереваясь дотронуться до ее лица, но внезапно резко отдернул ее. – Я только хотел узнать, все ли у тебя в порядке. Хотел удостовериться, что ничего… – он бросил многозначительный взгляд на ее живот, – что ничего не случиться.

Шторм изумленно заморгала глазами. Самой ей как-то даже в голову не приходило, что эта безумная ночь любви может иметь какие-то последствия. Слава Богу, у нее по части месячных было все в полном порядке.

Шторм захотелось помучить его, вогнать в холодный пот, заявив: «Да, я ношу твоего ребенка». Но ведь это было бы простым ребячеством. Поэтому насмешливо глядя на него, она произнесла:

– Кто знает? Но что касается тебя, здесь я вполне уверена, если я и беременна, то никак не ты этому виной.

Шторм было очень трудно сохранить спокойствие, видя, как побледнел Уэйд и затрясся. Ей даже на минуту показалось, что он сейчас ударит ее.

Пока Уэйд собирался с силами, чтобы прийти в себя и дать выход своей ярости, разразившись потоком злых слов, Шторм резко повернулась и направилась в мелочную лавку.

– Перевари все это, Уэйд Мэгэллен, вижу, ты лишился дара речи, – прошептала она себе сквозь закипающие слезы, которые грозили задушить ее.

Уэйд тем временем глядел ей вслед, сжимая и разжимая кулаки. Он постоял так еще минуту, размышляя, рад он или сожалеет о том, что Шторм не забеременела от него. Было время, когда он запрыгал бы и закричал от восторга, если бы Шторм готовилась подарить ему ребенка.

Его глаза помрачнели. Все это было так давно, как будто в другой жизни. Теперь же самое ужасное, что могло произойти со Шторм – это беременность, случившаяся от него, Уэйда.

Уэйд еще немного постоял, а потом пошел по своим делам, вспомнив, наконец, зачем он приехал в город и что собирался сделать. Он даже не поблагодарил Шторм за то, что она ухаживала за его отцом, и поэтому теперь хотел купить ей какой-нибудь подарок, но не знал, как она отреагирует на это. С одной стороны, он не хотел давать ей ни малейшей надежды, а с другой, он так тосковал по ней, так мечтал хотя бы что-нибудь подарить ей. Подарок должен был предназначаться лично ей и служить долгие годы, чтобы когда она уже состарится, она могла взглянуть на эту вещицу и тепло вспомнить о нем, Уэйде. Пройдя до середины квартала, он открыл дверь единственного ювелирного магазина в Ларами и остановился у застекленного прилавка, служившего одновременно витриной, разглядывая разложенные под стеклом драгоценности, сверкавшие в льющихся на них из окна лучах солнца.

Через двадцать минут, когда Уэйд покидал магазин, он уносил с собой купленную для Шторм изящную золотую цепочку с прекрасным изумрудным кулончиком. Возвратившись снова к мелочной лавке, он увидел, что кобылы Шторм уже не было у коновязи. Уэйд остановился в задумчивости, а затем решил зайти в маленькое кафе и выпить там две чашки кофе, дав Шторм возможность за это время добраться домой.