Третий полюс

В Евангелии много мгновений, где Христос приводит человека к этой черте. Когда Петр идет по воде и начинает тонуть, то одновременно сходит в отчаяние и все еще цепляется за надежду. Когда отец бесноватого мальчика восклицает: “Верую, Господи, помоги моему неверию!” – это именно та точка, где надежда и отчаяние дышат в унисон, и Христос входит в эту дилемму, чтобы преобразить ее в чудо. Подлинная встреча с Богом всегда где-то на границе: между еще-страхом и уже-верой, между почти-гибелью и уже-спасением.

Отчаяние часто вырастает не из злобы, а из боли. Человек надеется долго, истово, а потом, когда рушатся его представления о том, как должно быть, он проваливается в пустоту. Эта пустота кажется ему свидетельством собственной ничтожности и забытости Богом. В этом состоянии особенно легко принять ложь о том, что все кончено. Корни отчаяния тонки и извилисты: в нем есть и гордыня (“я должен был все удержать в своих руках”), и страх быть разоблаченным в своей слабости, и лукавое удовольствие в самооплакивании. Но под этим всегда скрыта тоска по смыслу, по опоре, по Тому, Кто силен там, где человек слаб.

“Отчаяние – это слепое суеверие, что Бог меньше твоей беды” – запомни это.

А надежда в своем поверхностном виде тоже часто бывает не духовной, а всего лишь психологическим бегством от страха. Она может быть ожиданием легкой судьбы, тихим сговором с миром, наивной иллюзией, что все обойдется без боли и креста. Такая надежда не очищена, не испытана и потому неустойчива. Истинная же надежда не живет в безоблачном небе, а как раз в гуще бурь. “Чем темнее ночь, тем чище свет надежды” – это ее подлинная суть. Настоящая надежда требует смирения, потому что она покоится не на своей силе, а на доверии Тому, Кто ведет нас через смерть к жизни. Она всегда сопряжена с внутренним трепетом, с готовностью принять и страдания, и отверженность, и долгую ночь без откровений, не переставая ждать рассвета.

И вот, в самой сердцевине этой дилеммы начинает пробуждаться то, что можно назвать синергическим качеством. Не полу-надежда и не полу-удрученность, а новое зрение, когда человек видит свои страхи, свою немощь, свою склонность отчаиваться, но смотрит на них в свете Божьем. Он перестает опираться на собственную устойчивость, перестает требовать от себя того, чего может дать только благодать. И тогда даже отчаяние становится учителем. Бог иногда ведет тебя в отчаяние, чтобы отнять у тебя последнюю ложную надежду – на себя. В этом состоянии души исчезает напряжение борьбы между надеждой и отчаянием, потому что и то, и другое отдано в руки Того, Кто сильнее сердца нашего. Душа начинает тихо покоиться на обетованиях, даже когда не чувствует их. И это уже не человеческая надежда, а нечто большее – упование, которое выстрадано, выкрикнуто сквозь слезы, и потому несокрушимо.

Для такой трансформации нужен особый внутренний труд. Прежде всего – сознание собственной борьбы. Не пытайся заполнить ее шумом дел, разговорами или иллюзиями. Остановись и прислушайся. Тишина перед Богом страшнее всех бурь, но только в ней слышится голос жизни.

Когда всем существом осознаешь: “Господи, это безысходность, я в отчаянии. Все безнадежно” – это и есть начало пути. Потом придет различение духов: что в тебе от смерти, а что от жизни? Спроси это в молитве, не спеша, не требуя ответа сразу. И смотри на свою дилемму через Евангелие: как бы Христос отнесся к твоей боли? Не упрекнул бы Он тебя, но взял бы за руку. Обнажи свое сердце – и позволь себе быть слабым пред Богом. Без пафоса, без попыток продемонстрировать духовную зрелость. “Господи, я не могу, но Ты можешь” – вот самая настоящая молитва покаяния. За ней приходит смирение и послушание. Не просто пассивность, а твердое согласие на Его волю: “Да будет Твоя, а не моя”. И тогда по благодати произойдет, не строительство новой надежды своими руками, а открытое место, куда может войти Дух. Это может быть долго. Это похоже на медленное таяние льда, под которым вдруг зазвенела живая вода.

Вот так постепенно в душе возникает новое качество – упование. Оно не похоже на ту легкую надежду, что была раньше. Оно крепче, потому что прошло через огонь отчаяния.

“Упование рождается на пепелищах несбывшихся надежд”.

Это качество уже не ищет утешения в том, что все будет так, как хочется. Оно спокойно даже в неизвестности. Оно дает сердцу способность ждать без истерики, плакать без безысходности, радоваться без требовательности. Оно умеет сказать: “Даже если нет, все равно Ты благ”. Это упование проявляется в жизни как глубокий внутренний покой, не отменяющий слез и боли, но делающий их светлее. И оно отличается от прежних крайностей: это уже не надежда из страха, не отчаяние из гордости, а ясный взгляд, обращенный в вечность.

У роста упования свои пути. Аскетика дает душе строй – через пост, молитву, хранение ума. Пост учит сердце быть свободным от привязанностей, молитва соединяет его с источником жизни, а хранение ума спасает от хаоса страстных мыслей. Дисциплина помогает наблюдать свои состояния без паники, трезвенно, мягко. Внутренний диалог: не осуждать себя, но и не льстить себе. “Истина о себе всегда лечит, если принять ее пред Богом”. Живое восприятие мира – видеть все, даже скорби, как дар, ведущий к смирению. Память о смерти тут не для мрака, а как внутренний компас: “Помни, что все временно, кроме твоей души”. И конечно, открытие помыслов сердца духовнику – чтобы не остаться наедине с иллюзиями, которые так ловко маскируются под духовность.

И когда вновь придет новая проблема, не беги. Прими ее с короткой молитвой: “Господи, дай мне упование посреди моего мрака”. Повторяй это тихо, днем и ночью. Тогда сам процесс станет молитвой. Не ищи скорого выхода – ищи Бога в своей борьбе. Дух даст разумение в свой час. Не осуждай себя за слабость, но и не оправдывайся. Признайся в ней и принеси Богу. Не ищи просто устранения отчаяния, а его преображения в твердость духа. Страх может стать благоговением, а уныние – дверью к упованию. И если заметишь плоды: благодарность, тишину, кротость – не приписывай их себе. Благодать действует в скрытом, а являет ее только измененная жизнь.

Каждая проблема становится твоим жизненным крестом. Ты распинаешься, когда рвешься между отчаянием и надеждой. Но если стоишь на Голгофе вместе с Тем, Кто первый пронес этот крест, то и воскреснешь с Ним. Плод – не просто победа надежды над отчаянием, а новое сердце, способное уповать на Путь, Истину и Жизнь без условий.

ЛЮБОВЬ (s+) НЕНАВИСТЬ

“Господи, соедини во мне любовь и правду”

Есть особая точка внутренней жизни, где человек внезапно обнаруживает, что любовь и ненависть живут в нем рядом, словно два дыхания одного сердца. И эта точка – тончайший конфликт между его падшей природой и неразгаданным замыслом Божьим о нем. Гроза возникает там, где встречаются две силы, каждая из которых требует всей души, и обе звучат как правда. Она становится местом истины, где сердце распинается между страхом потерять себя и надеждой обрести себя заново.

Не случайно Христос в Евангелии именно в столкновениях таких противоречий являет высшую премудрость. Когда Его предают, Он не дает свободы ярости, но и не притворяется равнодушным. Когда очищает храм, Он вознегодует пламенно, но гнев этот горит как огонь, который очищает золото, а не как костер, что сжигает дрова. Так и наши дилеммы, если смотреть на них духом, становятся не тупиком, а порогом. “Твое сердце не узко для любви, но тесно от ненависти”, – так шепчет в душе образ Нерукотворного Спаса, когда мы впервые пытаемся разобраться, что живет в нас.

Если всмотреться внимательно, ненависть не всегда исходит из чистого зла; она часто рождается из раны. Когда нас предают, унижают, когда видим торжество лжи и беззакония, внутри вспыхивает протест. Этот протест сначала бывает праведным, но, не очищенный, он мутнеет, становится ненавистью, которая уже не ради истины, а ради удовлетворения собственной боли. В ней так легко найти ложные утешения: гордость своей правоты, ощущение власти, презрение к падшему. В то время как любовь, в нас часто также испорчена. Она может быть привязанностью к тому, кто льстит нам, слабостью к тем, кто дает нам ощущение собственной значимости, или мнимым всепрощением, в котором нет жажды истины, но лишь желание избежать труда различения.