Сердца четырёх

Если же я умру, не важно по каким причинам, до семидесяти лет или доктор Джуниус оставит меня по собственному желанию или в результате увольнения до срока, определенного в десять лет, то сумма в сто тысяч долларов переходит моим законным наследникам.

А также я даю указание оплатить все мои долги, если такие появятся на день моей смерти, и расходы на мои похороны.

Все свое имущество, движимое и недвижимое, я оставляю своим законным наследникам согласно следующему:

Одна половина (1/2) отходит моему единственному ребенку, дочери Блит, а в случае, если она умрет раньше меня, то ее наследникам. Вторая половина (1/2) отходит моей внучке Боните, дочери Блит, а если она умрет раньше меня, то наследникам Бониты».

Далее следовал короткий абзац с указанием имен вице-президента банка, свидетелей и исполнителя завещания.

Положив документ на место, Эллери задвинул ящик и вышел из дома.

На подходе к посадочной площадке Квин увидел, как приземляется самолетик, который в воскресенье вечером стоял в ангаре. На землю спрыгнул похожий на старого кондора доктор Джуниус. Он помахал рукой Бонни, уже сидевшей в другом самолете, и быстрым шагом пошел навстречу Эллери.

— Как вижу, вы нас снова посетили, — компанейским тоном заговорил он. — А я вот летал за покупками! Ну, что нового на голливудском фронте?

— Без перемен, — ответил Эллери. — Мы только что были удостоены чести побеседовать с вашим богатым благодетелем.

— Судя по тому, что вы целы и невредимы, встреча прошла в дружеской обстановке. — И добавил совсем другим тоном: — Вы назвали его моим благодетелем?

— Ну да. А разве это не так?

— Я вас не понимаю.

— Да будет вам, доктор.

— Нет, правда, мистер Квин.

— Только не говорите мне, будто вы не в курсе, как этот чудак обеспечил вам старость.

Доктор Джуниус запрокинул голову и громко захохотал. Правда, с горечью.

— А, вы об этом! Конечно, я в курсе. А почему, как вы думаете, я здесь себя заживо похоронил?

— Думаю, что для этого должна быть весомая причина.

— Значит, он вам все выложил.

— Ммм...

— Не уверен, что я выиграл от этой сделки, — пожав плечами, сказал доктор Джуниус. — Сто тысяч — это так, дешевка. Десять лет под одной крышей со старым пиратом и его выкрутасами — скорее ближе к миллиону, даже по скромным подсчетам.

— Доктор, как ему вообще-то пришла в голову такая странная сделка?

— Когда я познакомился с ним, он как раз получил печальное заключение парочки «специалистов», которые просто доили его. Они его вконец запугали, сказали, что у него рак желудка и что жить ему осталось не более двух лет.

— Хотите сказать, что они умышленно поставили ему неправильный диагноз?

— Думаю, что да. Вероятно, эти знахари понимали, что рано или поздно их дойная корова перестанет давать молоко, и решили сосредоточить усилия на небольшом отрезке времени, вместо того чтобы возиться я с его ипохондрией. Кто-то порекомендовал ему обратиться ко мне. Я его обследовал и обнаружил всего лишь язву. Я ему об этом сказал, и знахари исчезли бесследно.

— Но мне все же непонятно...

— Я же говорил: вы не знаете Толланда Стюарта. Он человек очень подозрительный. Тем шарлатанам он не поверил и от канцерофобии до конца не смог избавиться. Язву я ему легко залечил, он почувствовал себя вполне здоровым. Поскольку ему понравилась, как он сказал, моя профессиональная честность, мистер Стюарт пригласил меня к себе на службу, чтобы моими заботами прожить еще, как минимум, десять лет. И если он проживет в добром здравии в пять раз больше, чем отпустили ему другие медики, то меня ждет приличное наследство.

— И вы неустанно поддерживаете его «доброе здравие» весь этот период.

— Ха! Язву я ему залечил очень быстро, и с тех пор него не было ничего страшнее простуды.

— А микстуры, таблетки на столике?

— Подкрашенная вода и успокоительное в виде драже. Обман, конечно, но во благо пациенту. Представляете, за восемь лет я не дал ему ни одного патентованного лекарства из моей аптечки. Приходится делать вид, что я его лечу. Не то он выставит меня за дверь.

— И вы не получите эти сто тысяч, когда он умрет.

— Когда он умрет! — Доктор воздел руки к небу. — Да он и до девяноста дотянет. У него все шансы меня пережить, а я за все годы мук получу две строчки в колонке об умерших.

— Но жалованье-то он вам платит?

— Да-а, и очень достойное. Но оно у меня не задерживается. Я начинаю сходить с ума, если долго не бываю в Лос-Анджелесе. А как прилечу, так все деньги спускаю на скачках или в рулетку.

— Не у Алессандро? — спросил вдруг Эллери.

Джуниус задумчиво смотрел в сторону горизонта.

— Скажите, вам случалось когда-нибудь испытывать непреодолимую тягу к чему-то? — спросил он.

— Часто.

— В самом начале своей врачебной деятельности я осознал, что медицина не для меня. Характер не тот. То, что я хочу больше всего на свете и чего лишен из-за отсутствия денег, — это праздность, свобода распоряжаться своим временем.

— Но ведь с какой-то целью?

— Писать книги! Знаете, я мог бы о многом поведать миру! Столько сюжетов! Но все это заперто здесь, — он похлопал себя по груди, — и не выйдет на волю, пока мой разум занят заботами о деньгах и спокойной обеспеченной жизни.

— Но и здесь...

— А что у меня здесь? — неожиданно резко ответил доктор Джуниус. — Я здесь узник. Думаете, у меня есть время? Да я с утра до поздней ночи на ногах! Готовлю этому старому дураку, вытираю ему нос, убираю дом, исполняю все его прихоти... Нет, мистер Квин, заняться литературной деятельностью я здесь не в состоянии. Одна надежда, что старик в один прекрасный день пойдет охотиться на кроликов и сломает себе шею.

— Да, человек вы откровенный.

Доктор Джуниус испугался. Он коротко попрощался и быстро зашагал к дому.

— До свиданья, — пробормотал мистер Квин и полез в самолет.

Глава 16

МИСТЕР КВИН — КРЫСА

В субботу утром Эллери, накинув халат поверх пижамы, расположился за кухонным столом и попеременно дарил свое внимание тостам, утренней газете с новостями по делу об убийстве Джона Ройла и Блит Стюарт, где никаких новостей в принципе не наблюдалось, книжке под названием «Гадание на картах». Раздался телефонный звонок, Эллери снял трубку и услышал нетерпеливый голос Тая:

— Квин, что она вам сказала?

— Кто что сказала? — озадачился Эллери.

— Бонни. Вы ее просветили?

— Ах, Бонни...

Скорей, скорей, что же придумать...

— Н-ну, знаете, Тай, у меня для вас плохие новости.

— То есть?

— Она по-прежнему считает, что карты посылал ваш отец.

— Не может быть! — воскликнул Тай. — А вы ей рассказали о службе рассылки писем и все такое?

— Разумеется, — уверенно лгал Эллери. — Но разве можно ждать рассудительности от женщины? Уж вы-то, с таким богатым опытом по женской части, должны это знать. Смиритесь, Тай. Дело безнадежное.

Тай молчал. Эллери прямо-таки видел, как он сжимает челюсти и потирает гладко выбритый подбородок.

— Нет, я не мог ошибиться, — наконец заявил он с упорством отчаяния. — Бонни меня любит. Я точно знаю.

— Фу-у! Да ведь девчушка — актриса. Все женщины в душе актрисы. А если это к тому же ее профессия...

— С каких это пор вы так много стали понимать в женщинах? Бонни точно передо мной не играла!

— Послушайте, Тай, — стараясь сохранить видимость спокойствия, сказал Эллери. — Сейчас я не в лучшей форме — никак не проснусь. Не морочьте мне голову с утра. Вы меня спросили, я вам ответил.

Но Тай продолжал бубнить:

— За свою жизнь я перецеловал много девушек, и чтобы я да не распознал фальшь...

— Эх, вы, Казанова, — вздохнул Эллери. — Нет, вам определенно надо взять отпуск. Слетайте в Нью-Йорк. Погуляете по Бродвею и забудете о Бонни.