Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 38 из 71

Дело было не только в гибели лошади. Кейн с болью в сердце это осознавал. Сейчас слабость и раскаяние Эбби были вызваны не только чувством вины перед Сынком. Как она уже в этом призналась, ее с запозданием начало мучить сознание вины, что она сама не похоронила отца. Теперь все эти чувства перепутались и давили на нее тяжким грузом. Кейн знал, что значит потерять любимого человека. Боже правый, когда умерла Лорелея, ему казалось, будто у него вырвали сердце.

— Возможно, ты права, — прошептал Кейн, гладя еще мокрые от дождя волосы Эбби, щекотавшие ему подбородок. — Возможно, этого несчастья и не случилось бы, не продолжи мы наш путь. Но вовсе не исключено, что мы так или иначе могли попасть в грозу и там, где были, и не исключено, что Сынок все равно бы погиб.

Большими пальцами обеих рук Кейн осторожно вытер мокрые щеки Эбби.

— Мы уже не можем изменить то, что случилось, поэтому мы должны научиться с этим жить.

Кейн усадил Эбби к себе на колени и нежно, как котенка, прижал к груди. Она почувствовала себя уютно и спокойно. Кейн зажмурил глаза, ощущая странное и необычное для себя чувство, похожее на удовольствие, смешанное с болью.

Кейн не давал никаких советов и, уж конечно, не пытался мудрствовать, видит Бог, это не по его части.

Однако казалось, что его молчаливое присутствие успокаивает Эбби. Вскоре ее плач прекратился.

Ночь, мрачная и душная, опустилась на землю.

Раскаты грома едва слышались вдали. Огонь в очаге по-прежнему гудел и потрескивал. Искры от него рассыпались во все стороны, освещая вспышками света царивший в комнате мрак. Нежная щека Эбби, по-прежнему мокрая от слез, прижималась к груди Кейна.

От долгого глубокого вздоха и нечаянного прикосновения ее рук каждый мускул его тела напрягся. Близость теплого женского тела, восхитительный аромат, исходящий от Эбби, ее мягкая податливость… Эти свои ощущения Кейн расценил как предостережение для себя.

Он снял Эбби со своих колен.

Она поняла, что в какой-то миг что-то изменилось, почувствовала, как напряжение охватывает его тело, за какую-то долю секунды до того как он поставил ее на пол. Застигнутая врасплох его резкостью, Эбби видела лишь, как Кейн вскочил на ноги и широкими шагами направился к очагу. Стоя у огня, он ерошил свои волосы, было заметно, что он взволнован.

В смущении Эбби прошептала его имя.

Не услышав ответа, она тоже поднялась на ноги, довольно неуклюже сделала несколько шагов и остановилась позади Кейна, боясь споткнуться о волочившиеся концы покрывавшего ее одеяла. Эбби стояла так бесконечно долго, съежившись, обхватив себя за плечи руками, отчаянно пытаясь не чувствовать себя такой несчастной, такой… покинутой.

Кейн снова замкнулся в себе — абсолютно и надолго. Эбби поняла это, увидев его знакомо застывший профиль. Почему? — мысленно воскликнула она.

Чем она провинилась? Почему из сочувствующего ей и ласкового он внезапно стал таким… таким отчужденным?! Эбби опять ощутила себя настолько несчастной и опустошенной, что ей захотелось умереть.

Странное шарканье ее ног вывело Кейна из оцепенения. Он резко обернулся, выражение его лица было настолько неприятным, что Эбби невольно попятилась назад.

Кейн поджал губы, когда накинутое на Эбби одеяло соскользнуло с нее, открыв обнаженное гладкое плечо.

— Почему ты не переоделась, как я тебе велел?

У тебя было достаточно времени для этого.

Эбби вздрогнула. Его голос прозвучал подобно свисту розги. Она кивком головы указала туда, где на двух единственных стульях, находившихся в хижине, были разложены ее сорочка и панталоны. Она испуганно прошептала:

— Мое белье все еще мокрое.

Кейн круто повернулся и поглядел в противоположный угол, туда, где он бросил ее седельный вьюк.

— Никогда не встречал женщину, которая путешествует с единственной сменой белья.

От его несправедливости у Эбби запылали щеки.

Чувствуя себя еще более неловко и неуверенно, чем прежде, она тихо ответила:





— Я захватила с собой, кроме этого белья, еще две смены. — Эбби кивнула в сторону стульев. — Одну пару уничтожил Джейк. А другую… — Ее голос внезапно замер, они оба вспомнили прошлую ночь и то, как он разорвал на ней сорочку пополам.

Перед ними четко и живо встала картина случившихся той ночью событий, оценить которые по справедливости ни один их них до сих пор не смог. Мысль о том, что сейчас, кроме одеяла, на Эбби ничего нет, вызвала у Кейна хорошо знакомые ему ощущения. Он чертыхнулся про себя и опять уставился на огонь. Эбби стояла устремив взгляд на пол, замерзшая даже под одеялом.

Ей захотелось, чтобы его сильные руки вновь крепко обвились вокруг нее. Но разве она осмелится сказать:

«Держи меня, Кейн. Держи меня крепко и никогда не отпускай».

Едва дыша, Эбби направилась к Кейну.

Тот отступил назад и угрожающе поднял руку.

— Не подходи! — бросил он.

Но Эбби невозможно было остановить. Собрав все свое мужество, она сделала еще один шаг, разделявший их, протянула руку и пальцами коснулась грубой щетины на его щеке.

Рука Кейна изогнулась. Его пальцы с силой обвились вокруг ее запястья.

— Кейн, пожалуйста, ты… ты причиняешь мне боль!

«Не больше той, что доставляешь мне ты», — подумал он. На лбу Кейна выступили капельки пота.

Он не хочет оставаться здесь. С него хватит всяческих осложнений. В его жизни и так было их предостаточно, чтобы добавлять еще одну, особенно из-за этой девчонки. Черт побери, она ему не нужна.

— Ты меня слышала, — проговорил он, тяжело и прерывисто дыша, и выпустил руку Эбби. — Не прикасайся ко мне, просто держись от меня подальше.

Оскорбленная Эбби недоуменно покачала головой.

— Почему ты так поступаешь? Почему ты сознательно хочешь меня обидеть?

— Ну и хороша же ты! — грубо бросил Кейн. — Ты самая тяжелая по характеру женщина из всех женщин, которых я когда-либо встречал. Не говоря уже о мужчинах.

— Нет, Кейн, ты не прав, — сокрушенно покачала головой Эбби. — Ты знаешь, что не прав.

— Ничего я не знаю, — резко проговорил он, в глубине души ощущая безысходность и горечь. — Я больше вообще не знаю, кто я такой и что ты со мной делаешь!

— Я… я тебя не боюсь, Кейн, как бы ты ни бушевал, — сказала Эбби. Но в его взгляде читалась ярость, его лицо побелело от гнева, ноздри раздувались и стали белыми. А она не вынесет, если он снова ее отвергнет…

— Пожалуй, тебе все же следует меня бояться, — со злобой сказал Кейн. — Разве тебе известно, кто я такой, чтобы доверять мне? Я — преступник и не в ладах с законом. У тебя есть хоть какое-то представление о том, как подобные мне мужчины поступают с подобными женщинами?

Лицо у Эбби совсем побелело. И тут Кейн взорвался, было похоже, что он сошел с ума.

— Господи, да понимаешь ли ты, что я мог бы завести тебя в такое место, о котором известно одному Богу! И одному Богу известно, что я мог бы с тобой сделать! Скажем, связать и изнасиловать — тысячу раз и тысячью способами. Я мог бы тебя бить, обращаться с тобой как с животным; кстати, ты любишь меня так называть. А когда этому наступил бы конец, ты сама молила бы о смерти, не вынеся позора от того, что тебя использовал подобный мужчина!

Каждое его слово было для Эбби подобно сильному удару хлыста. Кейну хотелось схватить ее, притянуть к себе и грубо овладеть ее нежными, сладкими губами. Ему хотелось причинить ей такую же боль, как она причиняла ему. Ему хотелось, чтобы ее потрясенное, ошеломленное лицо побелело от страха… увидеть, как она навсегда отвернется от него, посчитав злобным негодяем, каким он сам себя считает.

Но Эбби не повернулась и не убежала от него с криками, будто он был порождением ада. Она продолжала стоять кутаясь в это безобразное одеяло. Ее сверкающие голубые глаза пристально глядели на него. Чистота этого взгляда, как острая шпора, разрывала Кейну душу. Господи! Что бы она сказала, узнав, что его разыскивают как убийцу?

Но ведь ты не совершал этого убийства, пронеслось в голове у Кейна.