Страница 8 из 18
«Готовность – тридцать пять».
– Понял.
«Отстрел основных несущих…»
Стас всем телом ощутил, как вздрогнул корпус шаттла. Он представил, как снаружи разошлись в стороны, подобно лепесткам тюльпана, мощные стальные фермы, поддерживающие челнок.
«Состояние груза отличное. Биометрические показания пилота в норме, – продолжил бормотать диспетчер. – Внутренний объем герметичен, компенсаторы функционируют в пассивном режиме, центральный компьютер в норме, система подачи первичного жидкостного топлива работает стабильно, охлаждение в норме, теплозащита в норме, накопители в норме, проводится контрольное тестирование гравитонных ускорителей…»
– Кажется, небольшой сбой в силовом контуре маневровых… – нахмурился Стас, читая показания на основном дисплее. – Хотя нет… Все в порядке. Это энергетический скачок в момент петличного прозвона был…
«Гравитонные ускорители в норме. Конденсация энергии для первичного импульса проходит в штатном режиме. Основной реактор в норме, резервный реактор в норме, гидравлика в норме, регенерация в норме, терморегуляторы в норме…»
– Тестирование систем закончено. Результаты положительные. Подтверждаю траекторию и параметры стартового коридора. Подтверждаю навигационные привязки.
«Подтверждение принято. Идет трансферинг коррекционных пакетов… Готовность – тридцать…»
Стас с силой зажмурил глаза, пока не появились радужные пятна, и резко открыл их. Глубоко – насколько позволяли пневморемни – вздохнул.
Мысли текли ровно, голова была ясная, пальцы в перчатках скафандра работали четко, вводя на широкой клавиатуре данные траектории, корректируя эксцентриситет предварительной орбиты согласно информации, поступающей из комплекса управления полетами, удостоверяя готовность систем, контуров, цепей.
Сомнения и философия остались снаружи, за тридцатисантиметровым слоем обшивки. Здесь, на борту, требовались: твердое знание, молниеносная реакция и филигранная точность.
И ничего кроме.
«Готовность – двадцать минут. Как чувствуете себя, Нужный?»
– Самочувствие отличное. Жду команды.
Переключился канал. В шлеме прозвучал новый голос: «Борт „Трансвакуум“ 658214-2-МВ, говорит дежурный руководитель полетами. Как слышно?»
– Слышимость удовлетворительная.
«Озвучьте маршрут, состав и назначение груза».
– Среднетоннажник «Ренегат» категории 8-С, приписанный к центральному филиалу карго-агентства «Трансвакуум», готов совершить рейс номер 816 по штатному расписанию. Маршрут Земля – Марс – Ио – Япет – Марс – Луна – Земля. На борту имеется четыреста контейнеров, предназначенных для доставки на орбитальный док Марс-2. Общая масса груза три сотни тонн. Характеристика груза: фасованный табачный лист. Исходящий номер накладной…
Стас еще минуту продолжал монотонно проговаривать протокольные данные, параллельно закрывая забрало шлема и проверяя основные и контрольные фиксаторы. Регулируя подачу кислорода и температуру.
«Санкцию на старт подтверждаю, – наконец произнес руководитель полетами. – Удачи, пилот».
– Спасибо.
Канал вновь сменился.
«Диспетчер на связи. Готовность – десять минут. Отстрел вспомогательных через восемь. Азоттетроксид…»
Стас краем ухом продолжал внимать, как диспетчер бубнит десятки раз слышанный набор общих фраз. Мысли кончились. Перед глазами, за прозрачной полусферой шлема и передними обзорными стеклами, виднелись квадратики голубого неба. И ничто уже не могло помешать разорвать его жаростойким носом корабля…
«Готовность – две. Отстрел вспомогательных…»
Едва ощутимый толчок.
«Ключ на старт!»
Тряхнув головой, насколько позволяло положение, Стас расстегнул карман и достал ключ замысловатой формы на металлической цепочке, первый экземпляр которого каждый пилот обязан был всегда носить при себе. Сунул его в ромбовидное отверстие, расположенное по правую сторону от основного дисплея, и повернул против часовой стрелки на 90 градусов.
По всей махине шаттла прошла волна вибрации, где-то далеко внизу раздался низкий гул.
– Есть «ключ на старт», – хрипло проговорил Стас, плохо слыша собственный голос.
«Тридцать секунд. Зажигание…»
«Ренегат» вздрогнул. Гул усилился. По экрану поползли данные о разогреве первой ступени, возрастающем уровне тяги, подаче окислителя, отводе агрессивных продуктов сгорания и допустимых значениях высокочастотных колебаний давления в рабочих объемах разгонного блока.
«Пять, четыре, три…»
Стас закрыл глаза. Он всегда предпочитал в момент отрыва чувствовать корабль, а не наблюдать мешанину показаний приборов и вязь цифр на дисплее.
«Два, один… Старт».
Основные сопла разверзлись, выпуская струи плазмы и плавя конструкции под собой. Корпус шаттла словно вдохнул полной грудью… И с ревом выдохнул, неторопливо поднимаясь над космодромом.
«Десять секунд. Полет нормальный. Двигатели работают без сбоев. Биометрические показания пилота в норме… Как слышите меня, Нужный?»
– Слышу хорошо, – сказал Стас, открывая глаза. – Все бортовые системы фурычат на пять.
«Отставить неуставную лексику, – сухо проговорил диспетчер. – Через десять секунд отстрел разгонной ступени и переход на гравитон».
– Конденсаторы в полной готовности. – Стас чувствовал, как все труднее становится говорить. Перегрузки давили на грудь. – G– двигатели в режиме активного ожидания…
Раздался оглушительный грохот, и челнок тряхнуло так, что неопытный пилот решил бы – взрыв… Но это был всего лишь отброс разгонных ступеней. Практически сразу с кормы донесся высокий вой, переходящий в ультразвук. Пространство вокруг «Ренегата» на миг подернулось маревом G-аномалии Вайслера – Лисневского, и Стаса вдавило в кресло так, что перед глазами поплыли темные круги.
Заработали мощнейшие гравитонные ускорители.
Согласно технике безопасности, пространственные G-движки категорически запрещалось включать на высоте ниже пяти километров от уровня моря. Правильно, это вам не парочка ускорителей крошечных атмосферных летунов, это маршевые пространственные. У них тяга на полтора порядка выше. Половину космодрома в кисель превратить могут со всеми вытекающими.
Поэтому стартовать пилотам-межпланетникам приходилось на обыкновенных жидкостных ракетных двигателях и, только набрав расчетную высоту, запускать гравитонники…
Но основная проблема заключалась в другом. При выходе на орбиту запрещалось врубать систему компенсации ускорения. Дело в том, что при ее активации в плотной атмосфере из-за энергетических аберраций создавался эффект вакуумного взрыва, и челнок просто-напросто разносило в клочья. Именно по этой причине для всех пилотов процедура старта до сих пор, в век прогрессивной технократии, оставалась самой неприятной и болезненной – ведь перегрузки достигали 8 – 10 жэ при включенных гравитонниках. Хотя в околоземном пространстве они и развивали всего четверть от нормальной мощности.
Стас лежал в кресле, ощущая, как каждая клетка тела становится все тяжелее. Сейчас от него ничего уже не зависело: маршевые двигатели работали в автоматическом режиме, изредка выдавали серию импульсов маневровые, корректируя траекторию – корабль стал автономной космической единицей. Конечно, специалисты комплекса УП готовы были в любой момент подхватить управление в случае возникновения нештатной или аварийной ситуации, но такое случалось крайне редко, так что санкцирам с Земли оставалось лишь наблюдать, как огненная точка удаляется, рассекая плотные слои атмосферы и все больше «заваливаясь» на бок, чтобы по расчетной глиссаде выйти на предварительную геостационарную орбиту.
Диспетчер замолчал на время, перестав докучать Стасу прогорклой протокольщиной. Остались лишь едва слышимое нытье G-движков, рев рассекаемой атмосферы за бортом, которая с каждой секундой становилась все разреженней, и тяжелый стук пульса в висках. За смотровыми стеклами полыхал оранжевый венчик плазмы, образуемый на носу шаттла.
Минута.
Еще одна…
Самое трудное уже позади…