Страница 66 из 67
Похрапывая и гулко ударяя копытами о землю, лошадь неслась прямо на Володю. Он струсил и хотел спрятаться за Конникова, но в это время Конников сам выступил вперед и ликующим голосом воскликнул:
— Здравствуй, Анна!
— Здравствуй, милый! — тихим голосом, похожим на голубиное воркованье, ответила она. — Ох, как заждалась я тебя!
Конников взял повод из ее рук и помог ей слезть с лошади. Стоя на земле, она оказалась чуть повыше Володи. У нее было скуластенькое загорелое лицо и черные монгольские глаза. Своим голубиным голосом она спросила:
— У нас гости?
— Да. Это Володя, он сын «любимой сестры Вали».
Володя уже привык к тому, что здесь все знают о маме и о Снежкове гораздо больше, чем знает он сам, и подумал, что сейчас Анна Петровна начнет все расспрашивать. Взрослые очень любят обсуждать всякие дела, не стоящие обсуждения. Ну, конечно: вот она уже и спрашивает:
— А она здесь?
— Да. И она.
Но дальше, к его удивлению, Анна Петровна заговорила совсем о другом:
— Знаешь, как я ждала тебя!
— Что случилось?
— На старых посадках появилась свиноголовка.
Володя не знал, что это такое — свиноголовка, и только из дальнейшего разговора понял, что это такая бабочка, очень вредная для леса, потому что Конников очень встревожился.
— Эти посадки — наша гордость, и мы за них головой отвечаем, — тревожно говорил он. — Надо спасать лес. Будем вызывать самолет. Иди включай рацию. А я пока расседлаю Серого.
Они шли все втроем. За спиной громко фыркала серая лошадь, наверное, от тумана. Володя тоже попробовал фыркнуть по-лошадиному и неожиданно чихнул. Тогда Конников остановился, положил руку на Володино плечо и подтолкнул его к Анне Петровне:
— Володю возьми. Он тут всю кашу заварил и натерпелся зато больше всех.
Мама и Снежков уже были в комнате. Он сидел около двери, как будто бы зашел на минутку и сейчас уйдет. Мама стояла у окна и что-то рассматривала в тумане. Они молчали. Должно быть, наговорились вдоволь. Вид у обоих был усталый и недовольный, как у людей, которые проделали какую-то трудную работу и тут оказалось, что ничего этого делать не следовало и все их труды пропали даром.
Анна Петровна сказала:
— Здравствуйте! Что же вы в темноте сидите?
— У нас Валя, — устало сообщил Снежков. — Валентина Владимировна.
— Я знаю, — отозвалась Анна Петровна и попросила Снежкова: — Миша, включи рацию, а я займусь ужином.
— Вы не забыли мое отчество? — спросила мама.
Снимая у порога сапоги, Анна Петровна вызывающе сказала:
— Он у нас памятливый. Иди, Миша, надо скорее.
Мама вздохнула:
— А он меня никогда и не называл по отчеству. Вот я и подумала…
Анна Петровна, раздеваясь, повторила;
— Он все помнит, наш Миша…
Она сняла телогрейку и в своем клетчатом платье стала еще больше походить на задорную девчонку. Даже косички, светлые и тонкие, торчали в стороны, как у Тайки. Шлепая босыми ногами по полу, она пошла к печке. Из-за перегородки уже слышалось потрескивание и гудение рации.
Володя сидел у стола, клевал носом, глаза у него сами закрывались, и он уже плохо разбирал, что творится кругом. До него доносилось гудение рации и негромкий голос Снежкова. Мама с Анной Петровной о чем-то говорили расплывчатыми, туманными голосами. На мгновение мелькнул синий огонек примуса в темном углу, где стояла печь, и послышалось его шипение. Должно быть, над столом зажгли лампу, потому что в глаза бросился яркий свет, и он увидел розовую клеенку на столе и склоненное над ней, тоже розовое, лицо Анны Петровны. Она что-то делала, наверное, готовила ужин и тихо ворковала:
— Главное — не спешите. Не надо все решать сегодня.
Вдруг, побеждая все звуки и даже Володин сон, раздался громкий голос Снежкова:
— Самолет прибудет на рассвете!
Володя хотел открыть глаза, но не смог. Он подумал, что до рассвета еще целая ночь, он еще успеет выспаться. Самолет — это здорово! Он спасет лес, за который Конников отвечает головой.
— Да ты совсем спишь! — воскликнула мама, поднимая Володину голову.
На одну секунду он широко распахнул глаза:
— Нет…
И тут же снова уронил голову на стол.
ДОБРОЕ УТРО
Володе показалось, что он спал очень недолго, каких-нибудь пять минут. Даже снов никаких не успел увидеть. А проснулся, смотрит; уже утро, он лежит на одной из великанских кроватей, как дома — совсем раздетый.
А на другой великанской кровати лежит незнакомый очень молодой человек и негромко похрапывает. Он раскинулся прямо на одеяле, широко разбросав ноги в белых мохнатых носках. На нем синий комбинезон, застегнутый на «молнию». На розовой клеенке стола лежит черный кожаный шлем и смотрит прямо на Володю сверкающими стеклами очков.
Ночью Снежков сказал: «Самолет прибудет на рассвете». Вот, значит, и прибыл. И Володя проспал такое событие.
Володя вскочил с постели и подбежал к окну. Конечно, вот он, самолет! Стоят посреди сверкающей от росы широкой поляны. Большой, зеленый и пока что тихий. Летел, наверное, всю ночь и теперь отдыхает. На крыльях и на фюзеляже тоже поблескивают капельки росы.
Через поляну к дому идет большой усатый человек в таком же, как и на летчике, сияем комбинезоне и в зеленой стеганке. Он на ходу вытирает тряпкой ладони. За ним по росистой траве тянется темный след.
А летчик все спит да спит. А Володя смотрит и думает, что он похож на большого мальчика, и удивляется, как такому покоряется огромная машина.
Володя осторожно погладил шлем, взял его в руки а хотел примерить, но в это время усатый вошел в комнату.
— Не озоруй, — сказал он хриплым шепотом, — видишь, человек отдыхает.
— Я тихо, — тоже шепотом ответил Володя и осторожно положил шлем на место.
Погрозив Володе толстым, черным от масла пальцем, усатый изо всех сил закричал:
— Юрка, подъем!
Летчик сейчас же вскочил с постели. Потягиваясь и зевая, он спросил:
— Как там, порядок?
Ничего не ответив, усатый вышел из комнаты.
Летчик засмеялся. Натягивая сапоги, он спросил:
— Напугал тебя механик?
— Да кто его боится-то!
— А я вот побаиваюсь, — признался летчик. — Ну-ка, дай шлемофон. Ты, наверное, летчиком хочешь стать?
— Нет. Космонавтом.
— Ого! Это, брат, не так просто. Ну, желаю удачи.
Он вышел. Володя бросился разыскивать свою одежду, боясь, что самолет улетит без него, а он так ничего и не увидит.
Натянул штаны и рубашку, всунул ноги в ботинки. Застегивать пуговицы и завязывать шнурки уже было некогда.
На крыльце сидела мама и, задумчиво глядя на Белку, лежащую у ее ног, куталась в чей-то чужой серый платок. Она незнакомым голосом спросила:
— Проснулся?
Но в это время самолет так взревел, что кругом все покачнулось и даже солнце задрожало в небе. Белка заскулила и прижалась к Володиным ногам. Самолет взревел еще раз и покатился по росистой траве, оставляя за собой две черные дорожки. Он бежал все скорее и скорее прямо на деревья, и вот он стремительно взмыл в ясное небо, косо развернулся и улетел спасать старые посадки.
Володя сказал:
— Летчика зовут Юра. Я с ним познакомился.
Мама промолчала. Она все куталась в чужой серый платок, как будто ей все время было холодно, несмотря на то, что солнце начало как следует пригревать. И лицо у нее было неподвижное, застывшее.
— А где все? — спросил Володя.
Мама тихо ответила:
— Уехали.
— На старые посадки?
— Да.
— А Снежков?
— А он их повез на своей моторной лодке.
И вдруг она сбросила платок, и лицо ее вспыхнуло. Она привлекла к себе Володю, обняла и горячо поцеловала в неумытые, не остывшие еще от сонного тепла щеки.
— Хочешь, у нас будет папа? — прошептала она и начала застегивать пуговицы на его рубашке.
Володя горячо задышал на мамины руки. Что они еще там надумали, пока он спал, до чего договорились?
— Никого мне не надо.