Море ясности

Вот тебе и девчонка из деревни приехала, а знает то, о чем он даже и не думал. А она, баюкая свою куклу, вдруг притихла и попросила почему-то шепотом:

— Ты только, смотри, никому не рассказывай, что я танцевала. Это от всех секрет.

— Какой секрет? — спросил Володя.

— Мне танцевать нельзя. Если мама узнает…

Она недоговорила, и Володя не спросил, почему ей нельзя танцевать и что будет, если узнают, что она танцевала. У этих девчонок вечно какие-то секреты, тайны. Из каждого пустяка они делают тайну и шепчутся о ней целый день!

Володя презрительно повел плечами.

— Очень мне надо про твои секреты думать. Глупость какая-нибудь.

— А вот и не глупость, — тихо сказала Тая.

Она вдруг так притихла и сжалась, словно секрет, о котором она вспомнила, придавил ее всей своей тяжестью.

Нет, наверное, не глупость этот ее секрет, если одно воспоминание о нем так подействовало на задиристую, веселую девчонку.

Вдруг в притихший, выжженный солнцем город ворвался горячий ветер. С разбойничьим свистом понесся он по улицам, с грохотом распахивая калитки, хлопая ставнями, срывая по пути все, что плохо держится на своем месте.

Ахнули истомленные зноем деревья и, отчаянно заламывая ветви, как длинные руки, закачались от страха.

Отчаянный ветер гулял по городу.

Пыль носилась столбами, крутилась колесом. Прохожие разбегались во все стороны, укрывались где попало.

По двору, звеня и подпрыгивая, прокатилось пустое ведро.

— Ой, что это? — вскрикнула Тая.

Над соседним домом начали взлетать сказочные ковры-самолеты и жар-птицы, Капитон и Васька гонялись за ними, хватая за пестрые хвосты. Один ковер занесло на Володин двор и ветром прижало, как приклеило, к стене дома.

Тая звонко смеялась, забыв о гнетущей своей тайне.

Все потемнело вокруг.

Перевернув все вверх дном, ветер бросил растрепанный город, как своевольная девчонка бросает изорванную куклу. Ветер взмыл в небо и там тоже все переломал, перепутал, продолжая свою веселую гульбу. Закрутились тучи, заиграли зеленые молнии, загремел гром.

— Ребята! — крикнула мама с крыльца. — Володя, Тая, немедленно домой! Где вы там спрятались?

Тяжелая капля с разлету ударила в звонкое дно ведра, как в бубен. Это был сигнал. Сейчас же зазвенели, загрохотали крыши, запели водосточные трубы, зарокотали тротуары и заборы. Как чудовищный барабан, гремела над головой крыша навеса.

Все исчезло. Дома, небо, звуки, голоса… Дождь, один дождь властвовал на белом свете. Казалось, ему уже никогда не будет конца.

Выкрикнув что-то непонятное, Володя выскочил из-под навеса и заплясал под дождем. Тае казалось, что при свете длинных молний под дождем пляшет человечек, сделанный из жести.

Но вот откуда-то из дождя появилась Володина мама и, схватив его за руку, потащила за собой. Но он все еще продолжал плясать так весело и азартно, что Тая не выдержала и тоже выбежала из-под навеса под дождь. Мама и ее схватила за руку и, крича что-то веселое, потащила их обоих к дому.

ВЛАЗИНЫ

Дядя поселился в кухне. Александра Яновна, его жена, перед этим два дня наводила порядок в этой, довольно-таки запущенной комнате. Дядя в это время ремонтировал старую мебель. Он собрал на чердаке и под навесом все, что давно отслужило, пришло в негодность, и теперь старательно сколачивал и подстругивал всю эту рухлядь.

Неожиданно для Володи дядя подружился с Капитоном.

Дядя, прилаживая к старому комоду фанерную крышку, бубнит:

— Этакое богатство пропадает — дом…

А кажется, что это вдруг комод заговорил своим дубовым голосом. У людей не бывает таких голосов.

— К нему, к дому-то, если по-хозяйски подойти — доход бы иметь можно. А она чего понимает? Целый день на работе, идеи всякие, а квартиранты за три комнаты сотню в месяц дают. Разве это порядок? Я ей говорю: по теперешним тесным обстоятельствам полторы сотни за каждую комнату.

— С удовольствием отдадут, — соглашается Капитон. Глухо покашливая, он добавляет: — Художник этот тоже хитряга.

Дядя продолжает свое:

— Да. А она мне: «Как, говорит, было, так и останется. А ты тут не мешайся».

— Характер у нее отцовский. Отец ее говаривал: я — сучок дубовый, от меня топор отскакивает. Они все такие. Сучковатые.

Он погладил затянувшийся шрам на щеке и вздохнул:

— И Володька такой же. В деда.

Вернулась из магазина Еления. Затворяв за собой калитку, она села отдохнуть на крыльцо. Капитон приподнял над головой берет:

— С приятной погодой вас.

Дядя молча поклонился и громче застучал молотком. Володя понял: боится.

Старуха громко спросила:

— Выплюнула тебя деревня?

— Сам ушел…

— Как же, сам. Такие сами не уходят. Ну, чего делать будешь?

— Была бы шея, — гукнул дядя, — хомут подберут.

Развязывая желтый платок, Еления шумно вздохнула:

— В город, значит, пожаловал. В дармоеды. К Капитошке в напарники. Ох-хо-хо… Зря жалостлива Советская власть бывает. Сколько в городах дармоедов кормится. Спекуляции подпорка, чтоб вам провалиться.

Дядя бросил молоток и посмотрел на то место, где только что находился Капитон. Тот словно и в самом деле провалился по одному грозному слову старухи. Неприятный холодок прокатился по его спине, хотя день разгорелся жаркий.

А та говорила, обращаясь к Володе:

— Вот, Володимир, вырастешь — пуще всякого врага бей таких хозяйчиков, собственников. От них много зла на земле. Не жалей их, Володимир. Думаешь, зачем он прикатил из деревни? Там работать надо. А он не привык…

Вечером дядя устроил влазины — новоселье.

Пришел Капитон. На вытянутых руках, чтобы не испачкать нового костюма, он нес горшок с пионом. Его жена, тоже в новом голубом платье с розовым бантом на плече, расцеловалась с хозяйкой и расслабленным голосом сказала:

— Капитоша, подай цвет.

— Ах, какое вам от нас беспокойство, — равнодушно ответила Александра Яновна, нюхая пион.

— Обожаю цветки, — манерничала Муза, — я их для запаха содержу и для развлечения жизни.

Хозяйка прошелестела:

— Спасибочки вам.

Больше от нее не слыхали ни одного слова до тех пор, пока не сели за стол. Тогда она сказала, подняв рюмку:

— Ну, господи благослови…

И после этого совсем замолчала.

Ваоныч, получив приглашение на новоселье, не пришел. А его мать просто отказалась:

— Зачем я вам? Вина не пью, приятных слов не знаю. Нет, и не зовите. Не в компанию гость.

Когда Капитон узнал, что Еления отказалась от приглашения, он сказал дяде:

— Такой гость, что в стуле гвоздь. Ты, однако, не унывай — хвостом-то перед ней покруче работай, да на все четыре не вставай — ходи на задних. Старуха — яд: на большой вред способна.

Володя, услыхавший этот разговор, сам тоже побаивался и не любил строгую Елению, но никогда не ожидал от нее никакого вреда. А Капитон, это Володя замечал много раз, старался спрятаться от нее и если не успевал этого сделать, низко ей кланялся, размахивая беретом, и тогда он действительно напоминал нашкодившую собаку, которая стремится «покруче работать хвостом».

Он не понимал причин этой боязни. Не понял и дядя. Он спросил:

— Зачем ей это надо — мне вредить?

Капитон, как и всегда, ответил прибауткой:

— Если у Гурия башка не дурья — сам поймет.