Страница 19 из 67
Его босые ноги, открытая грудь и руки — все поросло густыми волосами. Небритое круглое лицо казалось мохнатым. Он был похож на большую обезьяну. Пот стекал по его лицу, плечам и груди, оставляя извилистые грязные дорожки. Блестящие капли пота, срываясь с его носа, падали на пыльный раскаленный асфальт и тут же испарялись с тихим шипеньем.
На тележке стояли фанерные чемоданы, перевязанные веревками, ремнями, проволокой, лежали пестрые узлы, полосатые перины, железные части кроватей, панцирная сетка, новая большая кадушка, в каких солят на зиму капусту, и другая кадушка, выкрашенная голубой краской. В голубой кадушке росла комнатная пальма. Под узорной сенью пальмы на самой вершине воза стояли две большие клетки с серыми и пестрыми кроликами.
Удивительно, как один небольшой человечек может тащить столько вещей, да в то же время еще бодро покрикивать хриплым голосом:
— Не тушуйся, хозяин! Культурно довезем.
Конечно, над забором сейчас же показалась огненная Васькина голова. Смешно двигая своей репкой, он дурашливо пропищал:
— Рикша!
За тележкой шли толстая женщина с очень белым лицом и тоненькая загорелая девчонка в новом красном платье. Она несла большую гипсовую собаку, прижимая ее обеими руками, как ребенка.
Женщина шла, спотыкаясь и покачиваясь, как слепая. На ней было надето тонкое желтое платье. Синее суконное пальто она несла на руке. Другой рукой она держала черный дождевой зонтик, загораживая от солнца свое лицо.
Было видно, что она умирает от жары.
А девчонка — Володя это сразу определил — была вредная. Она задирала широкий нос и при этом так презрительно щурила глаза, что казалось: она смотрит на окружающий ее мир своими круглыми ноздрями. Хотя гордиться ей было совершенно нечем. Платье на ней короткое, коленки острые, и загорелые ноги сплошь в белых царапинах. И шляпка на ней смешная: желтая, соломенная, с пучком тряпочных цветов. А из-под шляпки, как будто сделанные из той же соломы, торчат две жидкие косенки, завязанные розовыми бантиками. Один бантик развязался, и длинная ленточка подрагивает на ходу.
Словом, сразу видно, вредная девчонка, что она сейчас же и доказала.
Как только Васька пропищал на заборе, девчонка моментально опустила свой нос и звонко, на всю улицу рассмеялась:
— Какой рыжий! Смотрите, как петух!
— Малявка! — завопил оскорбленный Васька и для убедительности показал язык. — Э-э, малявка!
Володя тоже засмеялся. В самом деле, Васька, когда сидел на заборе, очень напоминал яркого петуха.
— Стой! — вдруг скомандовал унылый человек таким гулким басом, что Володе показалось, будто голос ударил из большой кадушки, стоящей на возу.
Голодным взглядом он осмотрел дом, Володю, рыжего Ваську и спросил:
— Чей дом?
— Наш, — ответил Володя.
— А вы-то чьи? — прогудел унылый человек, и не успел еще Володя ответить, как из калитки выбежала мама.
— Гурий Валерьянович?! — спросила она.
Вот оно что — дядя приехал!
Васька свистнул на всю улицу.
Дядя снял с головы свою сковородку.
— Здравствуйте, сестрица, — сказал он.
И вдруг многочисленные морщины на его лице дрогнули и заиграли, редкие усы ощетинились. Можно было догадаться, что он улыбнулся.
— Мое семейство, — ткнул он рукой в ту сторону, где находилась тележка с чемоданами и кадушками.
Сейчас же толстая женщина, продолжая прикрываться зонтиком, поцеловала маму в щеку.
— Здравствуйте, сестрица, — простонала она, — какие у вас погоды невозможные…
И девочка поцеловала маму в другую щеку, сказала тоненьким голосом:
— Здравствуйте, тетя!
— А это мой сын, — мама подтолкнула Володю.
Снова на дядином лице вздрогнули и заиграли все морщинки. Ощетинив усы, он пробубнил:
— Здорово, пистолет.
Девчонка захихикала, прикрываясь своей белой собакой.
Мама показала на дом и положила руку на Володину голову:
— Наследник.
Оловянные глаза вспыхнули, словно их поскоблили, вернув утраченный блеск, отчего его взгляд сделался совсем уж алчным.
— Здравствуйте, молодой хозяин, — прогудел он и протянул вперед кепку и свободную руку.
Володя попятился. Ему показалось, что этот высокий голодный человек сейчас посадит его на свою сковородку и пришлепнет свободной рукой.
— Примите бесприютное семейство, — умильным голосом запричитал он, — мы, значит, вам дядя, хотя и двоюродный.
— Культурно, — сказал человек, впряженный в тележку. Задирая подол грязной рубахи, он размазывал пот на лице. Другой рукой в это время он придерживал оглобли, чтобы не перевернулся его экипаж.
— Ох, да как же вы так! — воскликнула мама, вдруг увидав чудовищный дядин багаж. — Да заезжайте скорее во двор. Такси разве не было? Взяли бы грузовое.
Дядя свысока поглядел на маму и, как бы снисходя к ее молодости и неопытности, пояснил:
— Сестрица, так это денег сколь надо! Такси-то ваше, оно кусается.
— А этот, я думаю, еще хуже кусается.
Дядя подозрительно оглядел своего возницу. Тот блудливо ухмыльнулся всей своей широкой мохнатой рожей.
— Вы тоже, скажете…
— Куда уж такому кусаться-то, — согласился дядя, открывая ворота.
Тележка вкатилась во двор.
Ох, нехорошо все-таки, — продолжала мама. — Такси-то приличнее, да и много дешевле.
Когда выяснилось, что за грузовое такси пришлось бы заплатить почти вдвое дешевле, дядя побледнел и в глазах его снова появился тусклый оловянный блеск.
— Обманул ты меня, значит? — спросил он.
Тележник радостно подтвердил:
— Ей-богу, обманул!..
— Да как же ты посмел?
— А я тебя разве заставлял верить? Я, если обманывать перестану, дня не проживу.
Васькин отец, привлеченный шумом на дворе, поднял над забором свою красную голову — подтвердил:
— Правильно.
Тогда дядя стал так ругаться, что мама не выдержала и сказала:
— Ну, довольно. Как не стыдно!
Но дядя продолжал бушевать.
— Сваливай! — кричал он на весь двор. — Разгружай, нечистый твой дух.
И бросился отвязывать веревку, которой был стянут воз.
— Погоди, — грозно протянул тележник. — Культурно отдохни. Остынь. Деньги отдай, тогда кидайся до веревок.
— Я тебе все отдам, — зашипел дядя, — по закону. Согласно тарифу. За километраж.
Но тележник был не дурак. Он бойко повернул тележку так, что Гурию Валерьяновичу пришлось отскочить в сторону. Он снова забежал назад, и снова тележка повернулась к нему колесом, угрожая наехать на ноги.
— Врешь, культурно отдашь, — хрипел тележник, лихо разворачивая свой экипаж.
Васька свистел на заборе. Его отец хохотал, утирая слезы своим беретом.
— Не отставай, сосед! Давай, давай!
— Да что вы делаете! — кричала мама. — Сейчас же прекратите! А вам-то стыдно, Капитон Романович!
— Ох, не мешай им, соседка, — надрывался Капитон. — Гляди, какой балет! Давай, дядя, давай закручивай!
— Закручивай!.. — надрывался Васька.
Девчонка, поставив свою собаку на крыльцо, подскочила к забору и начала колотить кулаками по доскам.
— Дураки! — пронзительно визжала. — Все вы дураки рыжие!
Когда Володя услыхал голос матери, он тоже кинулся было на Капитона, но его опередила девчонка. Тогда он схватил обломок кирпича и запустил им в Капитона. Тот охнул и схватился за щеку. По пальцам потекла кровь.
Сразу наступила такая тишина, что все услыхали, как вздохнул Капитон.
— Ну, ладно, — сказал он и ушел домой с таким видом, словно он получил все, что хотел.
— Ловко! — воскликнул Васька одобрительно, будто и его желание исполнилось как нельзя лучше.
Мрачно разглядывая свои босые ноги, Володя ждал возмездия. Но маме сейчас было не до него. Она таким строгим голосом, какого даже Володя не слыхал от нее, сказала дяде:
— Сейчас же отдайте деньги. Балагана тут устраивать не позволю.
Обозленный тележник пригрозил перевернуть тележку и пообещал это сделать так, что «от всех ваших чемоданов и цветов одна повидла останется!» Но, получив пятьдесят рублей, он сказал: «Культурно» — и, укрепив оглобли на специальной подставке, помог разгрузить вещи.