Мир по Кларксону

Затем все стало гораздо серьезнее. Не могу ли я объяснить ребятам, что происходит на экране. Вопреки байкам о знаменитой системе образования ГДР он не умел читать. Но он говорил по-английски, правда, в пределах словаря старых песен Doors.

Вы пробовали когда-нибудь комментировать автогонки, используя только слова из песен Джима Моррисона? То-то и оно.

«Хайнц-Харальд Френтцен. Это конец. Ты больше никогда не посмотришь ему в глаза».

На пятидесятом кругу я уже сильно притомился, а они выпили по 150 литров пива на человека и были готовы к хорошей драке.

Обычно они разбивают игровой автомат о головы друг друга. Но тут была цель получше. Я. Западный гад, живое воплощение бездушной капиталистической машины, которая пришла в их город, купила их шахту и, выкачав все до дна, закрыла ее, лишив их работы, бесплатных детских садов и друзей. Зато им починили канализацию. Выбор небогат: или мне проломят башку игровым автоматом, или мне удастся досмотреть Grand Prix.

Эти люди больше всего на свете хотели, чтобы Берлинская стена вернулась на место.

А я больше всего на свете хотел досмотреть Grand Prix.

Мои пожелания ЕС после брюссельских баталий

Обычно я не ввязываюсь в разговоры о Евросоюзе. Но когда вы в Брюсселе, столице Бельгии и собственно Евросоюза, избегать таких разговоров становится все труднее.

Намедни сели мы в кафе с милой ирландской девушкой, начитанной умницей, которая здесь живет уже четыре года. Мы четыре секунды обсуждали прелести Брюгге, двенадцать – прелести Жан-Клода Ван Дамма, но дальше я не сдержался.

Что хорошего я видел от этого Евросоюза? Вчера вечером я въехал в отель President одновременно с двумя автобусами туристов, которые не могли ни прочесть, ни заполнить регистрационные карты. Какого черта меня пускают в Бельгию без паспорта, а в отель без паспорта не селят? Всего лишь каких-то два часа – и мне выдали ключи от моего номера, который оказался двухместной доменной печью. Отель этот, видно, сделан исключительно для туристов из Америки, для которых в комнате должно быть или так жарко, что мозги варятся вкрутую, или гак холодно, что по стенам течет жидкий азот. В час ночи сунул подушку в мини-бар, чтобы хоть как-то охладить, но тут за стенкой стали играть в сквош. И играли где-то час.

После этого сосед-игрок пошел в душ и делал это громко и с расстановкой еще час. Потом он решил, что самое время позвонить домой в Айову.

– Алло, Тодд, это Чак! Послушай, какая тут громкость у телика!

Я не открывал Книгу рекордов Гиннесса на странице «самый громкий голос на планете», но уверен, старина Чак там упомянут. На мою беду, Чак имел много друзей. Потом он опять решил сыграть в сквош. Гут я не выдержал и позвонил на ресепшн, попросив их принять меры и угомонить соседа.

Я услышал, как он взял трубку. Да, сказал он, конечно. Положив трубку, он постучался ко мне в дверь и прошептал в замочную скважину: «Извини, приятель…» И тут взошло солнце. Я пытался спрятаться от его радиоактивных лучей в мини-баре, но они жгли мою левую пятку, и мне пришлось вернуться в раскаленную, словно печка Aga, постель.

Неудивительно, что после такой ночки я был не расположен обсуждать прелести Жан-Клода-Хренова-Дамма. Поэтому я уперся рогом: «Ну и чего хорошего лично мне сделал это Евросоюз?» Моя собеседница-еврофилка попыталась возразить. Мол, она училась в британской школе и не смогла бы поступить в ирландский университет, потому что не знала ирландского.

Но какое это имеет отношение ко мне? Она согласилась, что никакого, и, нимало не смутившись, сказала, что теперь кожаные ботинки, сделанные в Евросоюзе, должны иметь специальный знак ЕС, подтверждающий, что они сделаны из кожи.

Гм-м. Я не уверен, что это обстоятельство оправдывает существование многоуровневого суперправительства, в котором работает 350 000 человек. Мы и сами можем увидеть, сделана обувь из коровы или саудовских нефтепродуктов. Нет, говорю, история про кожу не работает, давай другие аргументы.

Она понесла про то, что дизайнерская одежда из ЕС стала дешевле в Британии, но так как я Prada сроду не носил, мне наплевать. Потом она сказала, что если бы не совет евроминистров, то загрязнение воздуха достигло бы куда больших масштабов. Не то, черт подери! Через двадцать минут, когда я закончил объяснять ей, насколько ничтожен ущерб природе от человека и его машин, она продолжила.

Если меня арестуют за провоз наркотиков в стране, где нет британского посольства (а что, есть такие страны?), я могу позвонить в посольство любой другой европейской страны.

И если вас трахнут за производство героина в Кабуле, что крайне маловероятно, и родное министерство иностранных дел от вас отречется, можете смело проситься к шведам.

Все, что они могут предложить, – дешевая кожа и помощь от викингов в дыре третьего мира.

В тот же вечер я переехал в отель, горничные которого круглые сутки что-то пылесосили. А так как мой номер был угловым, они все время стукались пылесосами в мою дверь. Теперь я знаю, почему панъевропейское правительство не работает. Они никак не могут выспаться.

Уик-энд в воровском городе Париже

В прошлое воскресенье пассажирский поезд, развозящий по Англии рабочих из третьего мира, сломался (все из-за правительства) и заблокировал в Кенте движение. В результате поездам Eurostar на континент и обратно пришлось идти по одной и той же колее. Рейсы из Парижа и Лондона задерживались на пять часов.

Пассажиры из вагонов-скотовозов жаловались, что им, пока поезд стоял, не предложили ничего, кроме бесплатного стакана воды, а ехавшие первым классом жаловались, что двери слишком громко скрипели и не дали им выспаться.

Странно, я как раз ехал на одном из тех задержанных рейсов и ничего такого не заметил. Да, первый час от Ватерлоо мы тащились, как дохлые клячи, но это было ожидаемо. Нам уже сто раз сообщили, что Eurostar не ходит, а тоннель под Ла-Маншем переполнен больными бешенством и немецкими танками.

Вот почему я всегда старался добираться в Париж на машине, на самолете, на лодке, да хоть на карачках. Все что угодно, кроме поезда, который меня заразит чем-нибудь и потом загорится на глубине в шесть километров под дном Северного моря.

Давайте задумаемся. Никто никогда нигде не писал, что водителя, едущего в Париж, остановила полиция и закрыла его голым в ледяном карцере за превышение скорости. Да и самолеты над Борнмутом не разворачивают «из-за неправильного состава воздуха».

Но прошлой осенью я оставил машину в Гатвике, а самолет сел в Харне. И что мне было делать? Сесть на поезд и поехать тупо в Лондон или сесть на автобус и проехать часа три по М-25, чтобы воссоединиться со своими колесами? Ответ, насколько я знаю, до сих пор стоит на гатвикской парковке в пятом ряду паркинга.

В результате я поехал в Париж на Eurostar. Билет в первый класс стоил на 2000 франков дороже, чем на самолет. Зато поезд добирается из центра Лондона до центра Парижа на десять минут быстрее, чем Boeing.

Вы можете курить, не обращая внимания на хлопающие двери и громыхающие тележки с напитками. У них там квадратные колеса, что ли?

Не уверен, что в Париж стоит так уж стремиться. Странно, что приземистое, похотливое детище барона Османа пиарит себя в качестве главного романтического «места для двоих».

Помпезности городу не занимать, но сегодня он грязный, тупой и еще более грубый, чем когда бы то ни было. К тому же тут стало не так уж и интересно. На левобережье Сены высокие арендные ставки давно вытеснили философов-леваков сартровского типа, и даже аристократия убралась в свои клубы на рю Сен-Оноре.

Все, что в итоге осталось, – это многочисленный средний класс. Париж превращается в слоновник без слонов. Ничего нет, кроме разве что опасения, что вас сейчас обчистят. И вы засовываете бумажник поглубже в карман.