Сага об Эгиле

– Здесь ли, на тинге, Анунд Сьони?

Анунд ответил, что он здесь, и сказал:

– Я рад, что ты приехал, Эгиль. Это устранит все, что препятствует миру между людьми.

– Это ты причиной тому, что твой сын Стейнар начал тяжбу против моего сына Торстейна и собрал столько народу, чтоб объявить Торстейна вне закона?

– Я не виноват, – сказал Анунд, – что между ними раздор. Я потратил много слов, убеждая Стейнара помириться с Торстейном, потому что я всегда избегал оскорблять твоего сына Торстейна. Я делал это ради старой дружбы, которая была между нами, Эгиль, с тех пор как мы выросли такими близкими соседями.

– Скоро станет ясно, – ответил Эгиль, – говоришь ты правду или лжешь, хотя я и не могу поверить во второе. Я вспоминаю те дни, когда каждому из нас показалось бы невероятным, что мы так вот станем судиться и не сможем удержать наших сыновей от глупостей, о которых я сейчас слышу. Я считаю, что, пока мы живы и раз эта ссора наших сыновей, надо нам взять это дело в свои руки и уладить его. Не позволим Одду из Тунги и Эйнару стравливать наших сыновей, как лошадей.[103] Пусть они лучше умножают свое добро другим способом, чем берясь за такое дело.

Тогда Анунд встал и сказал:

– Верно говоришь ты, Эгиль, и нам не подобает быть на том тинге, где судятся наши сыновья. Стыдно будет нам, если мы не сможем их помирить. Я хочу, Стейнар, чтобы ты доверил мне это дело и предоставил вести его, как я найду нужным.

– Я не знаю, – ответил Стейнар, – могу ли я отказаться от своего иска, после того как я заручился поддержкой знатных людей. Я буду добиваться только такого конца, который удовлетворит Одда и Эйнара.

Тут Одд и Стейнар посовещались между собой, и Одд сказал:

– Я буду оказывать тебе поддержку, как я тебе обещал, пока ты не добьешься закона или такого конца дела, на который ты согласишься. Кто знает, как повернется твое дело, если решение по нему будет выносить Эгиль?

Тогда заговорил Анунд:

– Слова Одда мне не указ. От него я ни хорошего, ни плохого не видел, а Эгиль сделал мне очень много добра. Я доверяю ему гораздо больше, чем другим, и потому возьмусь за это дело сам. Тебе не стоило бы восстанавливать нас всех против себя. До сих пор я всегда решал за нас обоих. Так будет и сейчас.

– Ты слишком рьяно берешься за это дело, отец, и мы не раз, я думаю, раскаемся в этом.

После этого Стейнар передал дело Анунду, чтобы тот продолжал тяжбу или заключил мировую, как полагалось по закону. И Анунд, как только взял дело в свои руки, пошел к Торстейну и Эгилю. Он сказал:

– Теперь, Эгиль, я хочу, чтобы ты судил и решал сам, как тебе угодно, так как я верю твоему решению больше всего, в моих делах, как и во всех прочих.

Анунд и Торстейн подали друг другу руки и просили присутствующих быть свидетелями того, что Эгиль, сын Скаллагрима, сам должен решить дело на тинге, как он хочет, без всяких ограничений. Разговор на этом кончился и люди разошлись по своим палаткам. Торстейн велел подвести трех быков к палатке Эгиля и зарезать их, чтоб кормиться во время тинга. А Одд из Тунги и Стейнар вернулись в свою палатку, и Одд сказал:

– Раз ты, Стейнар, с твоим отцом решили прекратить вашу тяжбу, я считаю себя свободным от обещания оказывать тебе поддержку, так как мы договаривались, что я должен поддерживать тебя до того, как ты выиграешь тяжбу, или до такого ее прекращения, которое бы тебя удовлетворило.

Стейнар сказал, что Одд поддерживал его хорошо и смело и что их дружба должна стать еще крепче, чем раньше.

– Я считаю, – добавил он, – что ты свободен от обязательства, которое дал мне.

Вечером собрались судьи для решения дел, но рассказывают, что ничего особенного не произошло.

LXXXII

На другой день Эгиль, сын Скаллагрима, пошел на холм тинга, и с ним Торстейн и все их люди. Пришли туда также Анунд и Стейнар. Одд из Тунги и Эйнар со своими людьми тоже пришли туда. После того как другие люди изложили свои дела, Эгиль встал и сказал:

– Здесь ли Стейнар и Анунд, слышат ли они меня?

Анунд отвечал, что они здесь.

– Тогда я вынесу решение по тяжбе Стейнара с Торстейном. Я начну с того, что мой отец Грим приехал сюда в страну и занял всю землю вокруг Болот и дальше. Он поселился в Борге и определил границы своей земли. А друзьям своим он роздал земли вокруг, где они и жили с тех пор. Ани он дал Анабрекку (холм Ани), где живут теперь Анунд и Стейнар. Все мы знаем, Стейнар, где проходит граница между Боргом и Анабреккой: эта граница – ручей Хавслёк. И ведь дело было не так, Стейнар, что ты послал пасти скот на землю Торстейна, не ведая того, нет – ты присвоил его землю и думал, что он настолько недостоин своего рода, что позволит тебе ограбить себя! А ведь вы, Стейнар и Анунд, должны знать, что Ани получил эту землю от моего отца Грима! Тогда Торстейн убил двух твоих рабов. Всем понятно, что своими делами они вполне заслужили смерть и не стоят виры. Даже если бы они были свободными людьми, они бы не стоили виры. А за то, Стейнар, что ты замышлял захватить владения моего сына Торстейна, которые он получил от меня, а я получил в наследство от моего отца, – за это ты должен отдать твои земли в Анабрекке без всякого возмещения за них. И ты не должен иметь ни жилья, ни приюта здесь в округе, к югу от реки Ланги, и должен уехать из Анабрекки раньше, чем истекут положенные дни перехода.[104] И тебя сможет убить каждый, кто захочет поддержать Торстейна, сразу же по истечении положенных дней перехода, если только ты не уедешь прочь или не исполнишь чего-либо из того, к чему я обязал тебя здесь.

Когда Эгиль сел, Торстейн просил присутствующих быть свидетелями этого решения. Тогда Анунд Сьони сказал:

– Люди скажут, Эгиль, что решение, которое ты вынес и объявил здесь, очень несправедливо. Обо мне можно только сказать, что я всегда стремился уладить раздоры. Но отныне я не упущу случая сделать все что смогу во вред Торстейну.

– Мне сдается, – сказал Эгиль, – что ваша судьба с сыном станет еще хуже, если наша тяжба затянется. Я думаю, Анунд, тебе надо бы знать, что мне всегда удавалось отстоять свое право перед такими людьми, как ты и твой сын. А Одд и Эйнар, которые приняли в этом деле такое большое участие, приобрели благодаря ему столько уважения, сколько они заслуживали.

LXXXIII

На тинге был также Торгейр Соня, сын сестры Эгиля. Он очень поддерживал Торстейна в этой тяжбе, и он просил отца и сына дать ему землю где-нибудь в Болотах. Эгиль принял эту просьбу благожелательно и сказал Торстейну, чтоб он пустил туда Торгейра. Они поселили его в Анабрекке, а Стейнар перебрался на ту сторону реки Ланги и поселился у ручья Лейрулёка.

Эгиль поехал домой, в Мосфелль. Отец и сын расстались дружески.

У Торстейна был человек по имени Ири, быстроногий как никто и очень зоркий. Он был чужеземцем и отпущенником Торстейна. На нем лежала забота о скоте, особенно о том, чтобы выгонять овец в горы весной и назад в загоны осенью.

После положенных дней перехода Торстейн велел собрать овец, которые еще оставались там, и погнать их в горы. Ири остался в овечьем загоне, а Торстейн со своими работниками поехал в горы. Их было восемь человек. Торстейн велел поставить на Грисартунге изгородь между озером Лангаватном и рекой Глюврой. Весной он послал многих людей на эту работу.

Посмотрев, как идет работа, он поехал домой. Но когда он проезжал мимо поля тинга, навстречу ему прибежал Ири и сказал, что хочет говорить с ним с глазу на глаз. Торстейн сказал, чтобы спутники его ехали вперед, пока он поговорит с Ири. Ири рассказал, что днем он взбирался на холм Эйнкуннир посмотреть, где овцы.

– И тут я увидел, – сказал он, – что в лесу, повыше зимней дороги, торчат двенадцать копий и блестят щиты.

103

Стравливание лошадей было излюбленной забавой в Исландии. Такой лошадиный бой происходил на специальных тингах

104

Положенные дни перехода – четыре дня в конце мая (т. е. за месяц до альтинга), когда зависимые люди переходили из одного хозяйства в другое.