Его грешные пути

— Это еще почему, черт возьми? Рядом со мной должна быть она, а не ты! Долг жены — ухаживать за мужем!

Но в последний раз, когда она ухаживала за ним, она его чуть не убила!

Игану очень хотелось напомнить ему об этом. Тем не менее он удержался и лишь коротко произнес:

— Она в южной башне.

— Что она там делает?

— Выбора не было: или там, или в подземной тюрьме.

— В подземной тюрьме? — воскликнул Камерон и выругался. Отбросив одеяло, он быстро спустил с кровати ноги. От слабости у него закружилась голова. — Что, черт возьми, нашло на тебя, Иган? Я знаю, что она тебе никогда не нравилась, но она моя жена! И если ты чем-нибудь ее обидел… — Камерон замолчал.

— Если я ее обидел? Глупец! Эта чертовка отравила тебя! Вспомни, что вам принесли ужин сюда, в эту комнату.

— Да, мы ужинали вдвоем. Никакого яда не было! — горячо запротестовал Камерон.

— Все так, — сказал Иган. — Вы оба попробовали все, кроме вина! Она отлично знала, что ты ничего не заподозришь, если она не притронется к вину!

Камерон покачал головой. Мысль о том, что Мередит хотела отравить его, казалась совершенно неправдоподобной. Он отказывался это понимать.

— Нет! Этого не может быть!

— А я говорю — да! Она хотела замести следы и позвала меня! Я говорил со слугами, Камерон. Все они преданы тебе, как и я. Кто, кроме нее, мог это сделать?

«Возможно, он прав, — подумал Камерон. — Она уже покушалась однажды на твою жизнь. Вспомни, как она занесла над тобой твой же кинжал».

Но ведь тогда она не смогла сделать то, что задумала. А теперь, возможно, смогла!

Слабость, а скорее всего потрясение заставило его опуститься на подушку. Иган помог ему устроиться поудобнее. Камерон лежал бледный, черты лица заострились. — Ты ее обвинил в этом? При всех? Иган помедлил.

— Нет, я не стал обвинять ее открыто. Хотя ей это сказал. — Он поджал губы. — Но она все отрицает.

Камерон заглянул в глаза своему верному другу.

— Скажи, что это неправда. Скажи, что она не предала меня!

Суровое лицо Игана смягчилось, потому что он понимал сомнения Камерона и сочувствовал ему. Он покачал головой.

— Если бы я мог, я сделал бы это, Камерон. Но все указывает на нее. А против правды не попрешь.

Он скоро поправится. В этом Камерон не сомневался. Но что делать с душевной раной? Иган был его лучшим другом. Он не задумываясь отдал бы свою жизнь за Камерона. И он не мог не прислушаться к тому, что говорил Иган. А Иган считает, что Мередит покушалась на его жизнь. К тому же она хотела убежать от него. И не раз умоляла дать ей свободу.

Его смерть была бы ей только на руку.

— Никому не говори об этом, — приказал он. — Я сам докопаюсь до правды.

— Но, Камерон… Камерон отвернулся от него.

— А теперь оставь меня одного, — устало сказал он.

О состоянии Камерона Мередит узнала от Гленды. Он выжил, но потребуется еще несколько дней, чтобы восстановить силы. И именно Гленда неохотно сообщила ей, что Камерон был отравлен.

Мередит была потрясена.

— Не может быть! Кто мог сделать это?

Гленда смущенно молчала, отводя взгляд. И тут Мередит все поняла…

— Он думает, что это сделала я?

— Он дурак, — быстро сказала Гленда. — Из-за болезни совсем разучился соображать.

Мучительная боль пронзила ее тело. Мередит судорожно глотнула воздух и посмотрела на подругу блестевшими от слез глазами.

— А ты Гленда? Ты веришь, что я его отравила?

— Раньше я, возможно, поверила бы. Но теперь — нет. Наберись терпения, Мередит, — сказала она, обнимая подругу за вздрагивающие от рыданий плечи. — Наберись терпения и верь, что все будет хорошо и Камерон поверит в твою невиновность.

Они долго плакали обнявшись. К утру у Мередит высохли слезы. Заскрипел засов, и дверь распахнулась. Она стояла у окна и даже не обернулась, подумав, что это служанка принесла завтрак.

— Унесите еду назад, — сказала она. — Я не голодна. Она услышала, как поднос поставили на стол.

— Ты должна есть, милая, потому что я хочу, чтобы мой сын был жив, здоров и всем доволен.

Мередит побледнела. Ей хотелось броситься к нему, утешить, ведь он чуть не умер. Он побледнел, осунулся, под глазами залегли темные тени, отчего глаза казались темнее, чем обычно.

Но тут она вспомнила, что не нужна ему. Иначе как бы он мог после всего, что было, поверить, что она пыталась убить его?

Она решительно расправила плечи.

— Что я вижу? Неужели ты пришел один? Удивляюсь, ты осмелился. Разве, оставаясь со мной наедине, ты не опасаешься за свою жизнь? Он криво улыбнулся.

— Злость не вдет тебе, Мередит.

— А что идет? Убийство собственного мужа?

Он сложил руки на груди и высокомерно приподнял черную бровь.

— Не знаю, жена моя. Может быть, ты мне скажешь? Интересно, яд был в вине? Или в медовых пряниках? Ты не прикоснулась ни к тому ни к другому.

Мередит поджала губы.

— Мне нечего тебе сказать, — надменно заявила она.

— Ты все отрицаешь?

— Конечно. — Ее глаза возмущенно сверкнули. — Кто меня обвиняет? Иган?

Он долго молча смотрел на нее.

— Он ненавидит меня, — огорченно и рассерженно заявила она. — Он всегда ненавидел меня, и ты это знаешь. Может быть, он сам это сделал, чтобы потом взвалить вину на меня?

Он угрожающе нахмурился.

— Здесь нет ни одного человека, кто желал бы моей смерти, — решительно заявил он. — Данторп — мой дом. Так что думай, что говоришь, милая, потому что Игану я доверил бы собственную жизнь. Так было и так будет всегда.

— А мне ты не доверяешь!

— Это неправда, дорогая. Я доверил тебе свое сердце!

Его сердце? Она не могла больше скрывать ни охватившую ее обиду, ни любовь, непрошено ворвавшуюся в ее сердце. Ей хотелось прижаться к нему, умолять его верить ей, сказать, что любит его так сильно, что никогда не смогла бы причинить ему зла. Однако гордость заставляла ее молчать.

Нет, она ни за что не признается в своей любви. Тем более этому незнакомцу с холодным взглядом. За все эти месяцы, которые она прожила здесь, ничто не изменилось.

Она резко втянула в себя воздух.

— Ты мне не доверяешь! — с горечью повторила она. — Ты поклялся, что будешь защищать меня. Однако ты защищаешь Игана и обвиняешь меня. Для тебя я всегда буду виноватой только из-за того, что я дочь Рыжего Ангуса. Прошло столько времени, а ты по-прежнему цепляешься за это и не хочешь забыть. Ты обвиняешь меня несправедливо, Камерон, потому что, клянусь всем святым, я не сделала ничего, что могло бы причинить тебе зло!

Что-то промелькнуло в его взгляде, но она не могла определить, что именно. Он протянул руку.

— Мередит…

Она оттолкнула его руку.

— Не приближайся ко мне, Камерон, оставь меня в покое. Оставь меня в покое! — Она сказала бы гораздо больше, но неожиданно почувствовала острую боль в спине. Ноющая боль появилась еще утром, когда она встала с постели, но сейчас боль становилась невыносимой. «Может, начинаются схватки?» — подумала она.

Ее рука потянулась к пояснице. Нет, должно быть, это просто судорога, решила она и помассировала спину. Однако ее непроизвольная гримаса не осталась незамеченной.

— Силы небесные! У тебя начинается? Она поджала губы.

— Нет, — резко ответила она, потому что все еще серилась на него. — Не может быть. Боль в спине, а не в животе.

У нее исказилось лицо от боли, и Камерон не мог ковать, он выбежал за дверь и помчался в зал, чтобы позвать Гленду.

Когда они прибежали к Мередит, у нее уже начались схватки.

— Камерон сказал, что ты рожаешь! — воскликнула Гленда, щеки которой раскраснелись от быстрой ходьбы.

— Рожаю… — скорчив недовольную гримасу, проворчала Мередит. — Откуда ему, черт возьми, знать? Скольких ребятишек он родил?

— Поторапливайся, Камерон. Отнеси ее на кровать! — скомандовала Гленда. На ворчание Мередит никто и внимания не обращал, словно это жужжала муха. Гордо выпрямившись, она возмущенно заявила: