Его грешные пути

Вздрогнув, она проснулась, тяжело дыша. На лбу ее, словно утренняя роса, выступили капли пота.

Она поняла, что это был всего лишь сон, а она находится с Камероном в пастушьей хижине. Она чувствовала рядом его тело. Ужас, сковавший ее во сне, постепенно отступал, она заставила себя дышать медленнее. Ночь была на редкость темная и очень холодная. Она обняла себя руками, скорчившись под шерстяным одеялом.

Дрожь, сотрясавшая ее тело, разбудила мужчину, крепко спавшего рядом с ней.

— Черт побери, — проворчал он, — что с тобой такое? Ты не заболела?

— Нет, — отчаянно пытаясь унять дрожь, ответила она. Он приподнялся на локте и сердито взглянул на нее.

— Тогда в чем дело?

— Ни в чем, — призналась она. — Просто мне очень холодно.

Снова выругавшись, он чуть подвинулся и притянул ее к себе. Мередит тихо, охнула от неожиданности.

— Лежи спокойно! — прошипел он. — Я всего лишь пытаюсь согреть тебя.

Его руки обняли ее и сжали так сильно, что у .нее перехватило дыхание. «Боже милосердный! Да он, кажется, голый!» — подумала Мередит, прижимаясь щекой к гладкой коже его плеча. Как-то так получилось, что ее рука оказалась на его груди и заросли густых жестких волос щекотали ее ладонь.

Его тело излучало тепло, и она постепенно начала согреваться. Он лежал неподвижно, и в конце концов она перестала бояться его.

Она была в смятении. Зачем он ее согревает, тогда как именно по его вине она оказалась здесь? Однако ее тело не терзали сомнения: ему хотелось тепла, и оно получило это тепло. Его тело прогнало ночной холод…

Но оно не могло прогнать мучивших ее воспоминаний.

Глава 8

Они отправились в путь через несколько дней. К тому времени ее рана затянулась и лишь временами напоминала о себе тупой болью. Камерон предупредил ее, что выедут они только после того, как он убедится, что Мередит достаточно окрепла, чтобы выдержать дорогу. Хотя у нее не было причин торопиться с отъездом, оставаться рядом с ним в этом тесном помещении ей тоже не хотелось. Она заверила его, что рана достаточно хорошо зажила, однако не ожидала, что он пожелает убедиться в этом лично. Она попробовала протестовать, но он настоял на своем. В конце концов, зардевшись от смущения, она неохотно отпустила одеяло.

Ее смущало его присутствие. Она уже не могла игнорировать его. Ехать впереди него на коне, как раньше, теперь было невозможно. Его огромное тело и мощь вызывали у нее трепет. Стальные мускулы его бедер сжимали ее бедра. Его руки поддерживали ее, а кисти были такие большие, загорелые, с длинными пальцами, что рядом с ними ее пальчики казались слабенькими и хрупкими…

Никуда от него не деться. Ни при свете дня, ни среди ночи.

Они продвигались все дальше на север, углубляясь в Северо-Шотландское нагорье и поднимаясь все выше и выше. Лес вокруг поредел и сменился скудными зарослями кустарника да редкими искривленными сосенками. Вереск еще не зацвел и выглядел черным на светлом фоне холмов.

Меж огромных валунов журчал ручеек. Здесь он решил остановиться, чтобы напоить Счастливчика. Он поставил ее на землю, а усталый конь подошел к ручью и жадно начал пить воду.

Она посмотрела на него напряженным взглядом и первая нарушила молчание:

— Еще не поздно освободить меня.

Он медленно повернулся к ней. Она ожидала шквала возмущения, но он молчал. И молчание показалось ей зловещим.

Она пообещала себе, что не станет ни просить его, ни умолять, но слишком велико было искушение. Преодолев страх, она взглянула ему в лицо и, облизав пересохшие губы, повторила:

— Отпусти меня. А другим — Игану и Финну — ты мог бы сказать, что я сбежала. Что не успел ты отвернуться, как я удрала…

— Нет. Это было бы ложью. Как можешь ты, женщина, посвятившая себя служению Богу, просить меня солгать?

Он самым бессовестным образом насмехался над ней.

— Я не посвятила себя служению Богу. К тому же я и сама лгала, — с горечью призналась она. — А еще я держала кинжал у твоего горла и подумывала о том, чтобы убить тебя.

Напоминание об этом ему, как видно, не понравилось. Она заметила, как он сжал зубы.

— Я надеюсь все же, что Господь простит меня, потому что после этого я спасла тебе жизнь, Камерон Маккей. — Она гордо вздернула подбородок. — Ты обязан мне жизнью.

Он впился в нее взглядом.

— Вот как? Да я и сам справился бы с ними. Тебе не было никакой необходимости так глупо рисковать. А если уж говорить о том, кто кому обязан, то я тоже спас тебе жизнь. И не один раз, а дважды. Или ты об этом забыла? «Не дай мне умереть», — процитировал он ее слова.

Мередит поморщилась, когда он напомнил об этом. Ей не хотелось быть чем-нибудь ему обязанной, тем не менее она была обязана ему жизнью…

— Почему? — упрямо спросила она. — Почему ты спас меня? И тогда, на реке? И когда меня ранил Монти?

— Я не мог позволить тебе умереть и не мог обречь на страдания. Ты приняла на себя удар, предназначенный мне.

— Ты говоришь, что не хотел обречь меня на страдания, однако я страдаю, зная, какие мучения испытывает мой отец, думая, что меня нет в живых!

Но Камерон отлично знал, какую он причиняет боль. Как же она забыла? В этом и заключается его дьявольский план — нанести удар одновременно и по отцу, и по дочери!

При мысли об отце, сломленном горем, у нее снова заныло сердце.

— Что сделано, то сделано, и я не могу ничего изменить, — сказал он.

Она прерывисто вздохнула.

— Ты поступаешь глупо, потому что я всегда буду напоминать тебе о том, что следует забыть…

— Забыть? Ты хочешь, чтобы я забыл своих братьев? Моего дорогого отца? Они были всей моей жизнью, а теперь их нет! Я буду помнить об этом всю свою жизнь! Ты хочешь, чтобы я забыл? Не выйдет!

Мередит слишком поздно обнаружила, что он в ярости. Она попятилась, но он схватил ее за руку. Она попыталась вырваться. Тогда он схватил одной рукой обе ее руки и резко притянул ее к себе. Она совсем рядом увидела светлые пятнышки на его зрачках, смуглую кожу щеки, суровый изгиб губ.

— Я скажу тебе то, что следовало сказать уже давно. На сей раз ты услышишь-всю правду о Рыжем Ангусе. Ты услышишь о его злодеяниях… о его жестокости и коварстве! Отец, мои братья и я возвращались из Инвернесса. Мы отвозили шерсть на тамошний рынок. Чтобы не нарываться на неприятности, мы объезжали стороной земли Монро. Мы были уже всего в двух днях езды от дома, когда на рассвете подверглись нападению. Брату Освальду, который стоял на часах, перерезали горло — слава Богу, он умер мгновенно!

Меня, моего отца и остальных моих братьев разбудил боевой клич вашего племени. Едва мы успели вскочить с постелей, как они на нас навалились. Отец хотел выхватить меч, но меча не было. Его, как и остальное наше оружие, украли ночью. Отца зарезали на месте. Вдалеке я увидел Рыжего Ангуса — его огненную шевелюру ни с чьей не спутаешь.

Мередит даже попятилась, увидев боль, исказившую его лицо.

— Меня должны были убить следующим — удар по голове, меч в спину. Но я не умер, и следующим оказался мой братишка Томас, которому было всего десять лет! Он даже не умел держать меч да и не хотел учиться, потому что мечтал стать священнослужителем. Он лежал рядом со мной. Мне никогда не забыть его взгляда — умоляющего, растерянного! Он погиб в тот момент, когда потянулся ко мне, ища помощи, защиты, а я не мог спасти его! Я даже не мог пошевелиться!

Мередит хотелось зажать руками уши, чтобы не слышать того, что он говорит. Хотя она поклялась себе, что не будет ни о чем умолять его, но не выдержала.

— Прошу тебя! Замолчи…

— Но я еще не все рассказал, Мередит. У меня оставалось четверо братьев, помнишь? Хотя я не мог пошевелиться, я видел все. Я видел, как одного за другим убивали моих братьев. Нейла, самого старшего, Берка, который был годом моложе. Я слышал, как стонал Кеннет… Помнишь, я говорил тебе, что рана в живот причиняет самые сильные мучения? Я попытался подползти к нему, но не хватило сил. Только смерть Освальда я не видел собственными глазами…