Его грешные пути

А Монти? Был бы Камерон сейчас жив, если бы она не бросилась между ними? Он не знал этого. Но зато знал, что она пыталась спасти его. Он не мог не отплатить ей тем же. К тому же он пообещал, что не позволит ей умереть.

Больше он не размышлял. Набрав воды из колодца возле хижины, он уселся рядом с Мередит, держа салфетку и воду наготове. Одним движением он снял с нее плед, обнажив ее тело. Он осторожно обтирал ее мокрой салфеткой с головы до ног, охлаждая горячую кожу.

Она поежилась.

— Мое платье… Зачем ты делаешь это? Не прикасайся ко мне… там. Этого нельзя делать!

Камерон замер в недоумении. В чем дело? Почему она так боится его прикосновения? Он нутром чуял, что это объясняется не только ее скромностью. Еще сегодня утром она так его не боялась! А теперь он уловил в ее голосе неподдельный страх. Это его встревожило.

Она застонала.

— Так темно, я ничего не вижу… Я не вижу… Кто ты такой? Кто ты такой? — Она испуганно открыла глаза и уставилась на него немигающим взглядом. От этого взгляда у него мороз пробежал по коже.

Похоже, она его не узнавала. У нее начался бред. Он погладил ее плечо. Всхлипнув, она испуганно отпрянула в сторону и свернулась в клубочек.

Он пришел в отчаяние. Что, черт возьми, ему делать? Он совсем не хотел пугать ее. Но если она не позволит ему прикасаться к себе…

— Успокойся, дорогуша, я ничего плохого тебе не сделаю. Не надо меня бояться.

Если она и услышала его, то не подала виду. Он принялся тихо, спокойно бормотать ей всякий вздор. Как ни странно, звук его глуховатого низкого голоса как будто успокоил ее. Вскоре дыхание ее стало более глубоким и равномерным. Напряжение постепенно покидало ее, тело расслабилось.

Он осторожно прикоснулся кончиками пальцев к ее лбу, потом пригладил влажные пряди волос на виске. На этот раз она не отстранилась. Костяшками пальцев он погладил ее щеку. Прикосновение было похоже на ласку, и она потянулась к нему. Жар еще не прошел окончательно, но она уже не горела, да и цвет лица стал почти нормальным.

И все же что-то ее беспокоило. Губы ее время от времени двигались, пальцы что-то перебирали… «Наверное, четки», — подумал он. Он вдруг со вздохом вспомнил ту ночь, когда выкрал ее из монастыря. Когда он, подкравшись сзади, зажал ей рукой рот, четки были у нее в руках. Он покачал головой. Ишь ты, святая душа! Даже во сне молится.

Тихо всхлипнув, она перевернулась на спину.

Камерон замер. Теперь ее обнаженное тело целиком открылось его взгляду. Шелковистые пряди рыжевато-золотистых волос разметались во все стороны, длинные темные ресницы отбрасывали тени на ее щеки. Губы были слегка приоткрыты — мягкие, наверное, и очень приятные на вкус. Кожа была безупречна…

Как и вся она.

Он вдруг почувствовал жар в крови. Он не мог сдержать желание, особенно когда глаза наслаждались подобным зрелищем. Трудно было вообразить, что она готовилась к постригу. Неужели такая красота навсегда скрылась бы под грубым серым одеянием за высокими стенами монастыря?

Мысленно обзывая себя последним негодяем, он продолжал жадно разглядывать ее. Его плоть немедленно отреагировала самым естественным образом.

Ничего не поделаешь, он был всего лишь мужчиной, со здоровыми потребностями, хотя в отличие от многих мужчин не ложился в постель с кем попало. Ему пришлось признать, что она его сильно возбуждает, будит в нем первобытный инстинкт самца.

Ему вдруг пришло в голову, что если бы он положил ладонь между ее бедер и широко расставил пальцы, то мог бы обхватить весь ее живот. Именно это место притягивало его взгляд, потому что там, между бедер, располагался треугольничек таких же рыжевато-золотистых волос, как и на ее голове.

Греховное желание овладело им. Она лежала перед ним, словно изысканное блюдо, которое предлагают человеку, голодавшему много дней, и это напомнило ему о том, что он и в самом деле много недель не видел женщину. Он вдруг подумал, что плоть у нее, наверное, тугая и войти в нее будет нелегко — все равно что натянуть узкую перчатку на его разгоряченную плоть…

Пока он лечил ее рану, он прикасался к ней бесстрастно, с подчеркнутым равнодушием. Но теперь ему мучительно хотелось обласкать языком эти нежные розовые соски, зарыться пальцами в рыжеватые кудряшки между бедер и запустить один палец в скрытое от глаз отверстие, чтобы убедиться в том, что ее лоно так же плотно облегает его палец, как будет облегать орудие любви.

У него вскипела кровь. Потребность прикоснуться к ней стала главным его желанием. Девчонка, несомненно, провозгласила бы это смертным грехом…

Боже милосердный, что такое с ним происходит? Он не из тех мужчин, которые позволяют похоти брать верх над разумом. Она Монро. Его враг. Сегодня и завтра и на всю оставшуюся жизнь.

Он некоторое время беспокойно шагал взад-вперед по хижине, потом остановился возле распахнутой двери. «Иган и Финн уже подъезжают к дому», — уныло подумал он. И конечно, будут со дня на день ждать его прибытия. И что они подумают, если он не появится? Ответ на этот вопрос ему совсем не нравился. Неужели они решат, что девчонка перерезала ему горло? Не может быть. Однако Камерон знал, что его клан все равно обвинит во всем клан Монро.

Мысль о том, что это может послужить поводом для развязывания войны между кланами, потрясла его до глубины души. Он не мог изменить того, что сделал. Да и не хотел! Пусть Рыжий Ангус поверит, что его дочь мертва. Тогда он, Камерон, отомстит — без дальнейшего кровопролития.

Он долго стоял неподвижно, глядя на небо, которое заря окрасила в багровые и золотистые тона. Все дело в том, что он слишком долго был без женщины, решил он. Да, в этом все дело. Просто его тело властно требует любую женщину — пусть даже эту! Но как только они окажутся на земле Маккеев, его постыдная тяга к ней исчезнет сама собой.

Он тут же поклялся сделать все возможное, чтобы как можно скорее вылечить ее.

Глава 7

Жарко. Ей еще никогда не было так жарко. Словно адское пламя бушевало вокруг, а она лежала на раскаленных углях. Дышать было трудно, как будто легкие опалило огнем.

Мередит, временами погружаясь в забытье, парила где-то между настоящим и прошлым. В той преисподней, где она теперь пребывала, все было чужим, даже солома, на которой она лежала. Но главное — с нее сняли платье, и она лежит голая. Боже милосердный, голая!

Дрожь пронзила ее. Она чувствует чьи-то руки на теле… руки на ее животе… руки прикасаются к тем местам, которые нельзя трогать!

Она снова возвратилась в ту ночь. Смертельный ужас охватывает ее. Она отбивается наугад, не видя в темноте от кого. «Оставь меня! — кричит она. — Я пожалуюсь своему отцу!»

В ответ раздается хриплый смех. «Нет, девочка, не пожалуешься. Я слишком хорошо тебя знаю».

Резкий шепот заставляет ее съежиться. Она с ужасом понимает, что, кажется, знает этот голос… Кто он такой? Кто?

«Мери, — произносит голос. — Моя малышка Мери».

Где-то в глубине души она знает, что это всего лишь сон. Пробыв какое-то время в Конниридже, она уже научилась, закрывая глаза, не думать об этом… не вспоминать о нем… о руках в темноте… о руках, которые удерживали ее, не давая подняться.

Но теперь появилось лицо… Он наклонился над ней, строго сжав губы.

«Успокойся, дорогуша, я ничего плохого тебе не сделаю. Не надо меня бояться».

«Ну уж нет, — думала она, — как раз тебя-то мне и следует бояться». Она смутно понимала, что это Камерон Маккей. Человек, который ее ненавидит. Человек, который использует ее как орудие мести.

Она снова погрузилась в забытье. Она не сопротивлялась — она была рада забыться.

Сколько времени прошло, она не знала. Ей все еще было очень жарко и было трудно дышать.

Она с усилием подняла тяжелые.веки. Словно в тумане перед ней расплывалась красивая физиономия Камерона Маккея.

— Силы небесные! — слабым голосом произнесла она. — Значит, я попала в ад, если вижу тебя!