Страница 8 из 21
В качестве основной области специализации новоявленный аспирант остановился на уголовном праве и пенологии (уголовной социологии).
ПОДГОТОВКА К ПРОФЕССОРСТВУ И УЧАСТИЕ В РЕВОЛЮЦИИ
Начиная подготовку к профессорству, Сорокин получил от своих кураторов список литературы более чем из 900 наименований книг по криминологии, уголовно-процессуальному законодательству и конституционному праву. Через А года на устном экзамене молодому ученому предстояло показать хорошее знание этих работ.
И опять Сорокин проявил чудеса работоспособности — вместо положенных четырех, а то и более лет, он за 2 года подготовился и сдал устный экзамен на степень магистра, которую и получил в ноябре 1916 года.
Мало того, готовясь к экзамену, Сорокин по-прежнему много издавался, читал лекции по социологии в двух институтах, работал в созданном совместно с преподавателями кафедры социологии Психоневрологического института «Русском социологическом обществе памяти М. М. Ковалевского» (умершего 23 марта 1916 года) и даже успел написать научнофантастическую повесть «Прачечная человеческих душ».
Гиперактивный и суперпродуктивный аспирант после досрочной сдачи устного экзамена на степень магистра был принят приват-доцентом в Петроградский университет. Впереди была защита магистерской диссертации, за ее основу Сорокин взял книгу «Преступление и кара, подвиг и награда». Реакция Ученого совета юридического факультета на планы приват-доцента была благожелательной, и уже назначили дату защиты — март 1917 года.
Однако беспощадная русская революция, к раздуванию которой эсер Сорокин приложил немало усилий, созрела и в одночасье разрушила все его научные планы. Защиту диссертации пришлось отложить и снова включиться в партийную работу.
Поначалу Сорокин воспринял происходящие перемены с большим воодушевлением. Вот что он записал в своем дневнике:
«Старый режим рухнул по всей России, и мало кто сожалеет о нем. Вся страна рада этому. Царь отрекся сам и за своего сына. Великий князь Михаил отказался от трона.
Избрали Временное правительство, и его манифест стал одним из самых либеральных и демократических документов, когда-либо издававшихся. Все царские служащие от министров до полицейских смещены и заменены людьми, преданными республике, чтобы ни у кого не возникло и тени сомнения в нашем республиканском будущем. Большинство народа надеется и ожидает, что войну теперь будут вести более успешно. Солдаты, госчиновники, студенты, горожане и крестьяне — все проявляют огромную энергию. Крестьяне везут зерно в город и в действующую армию, иногда бесплатно. Армейские полки и группы рабочих выступают под знаменами, на которых начертано: „Да здравствует революция!“, „Крестьяне — к плугу, рабочие — к станкам и прессам, солдаты — в окопы!“, „Мы, свободный народ России, защитим страну и революцию!“»
Но одно дело — гулять по улицам с плакатами в руках и выкрикивать красивые лозунги, и совсем другое — выполнять их на деле. Для того чтобы вернуть страну в русло нормальной жизни, нужна была твердая политическая воля новой власти, с чем Временное правительство так и не справилось.
Многочисленные партии различных идеологий и уклонов своей междоусобной грызней за власть продолжали будоражить и так почти уже не управляемый народ. Особые споры вызвал вопрос о войне, ее окончании и справедливом мире. Во всех революционных партиях России однозначного подхода к этому вопросу не было. И постепенно оформились две главные противоборствующие силы — «социал-патриоты» (или оборонцы) и «интернационалисты».
Оказавшись в стане социал-патриотов, которые ратовали за продолжение военных действий с Германией и ее коалицией, Сорокин отстаивал позицию «Войны до победного конца!» на страницах организованной правыми эсерами газеты «Воля народа», где он вел популярную колонку «Взгляд социолога».
Основные политические и идеологические противники Сорокина — интернационалисты, возглавляемые Лениным, в пику социал-патриотам, выдвинули свой лозунг: «Мир — хижинам!
Война — дворцам!» Они желали заменить интернациональную, мировую войну глобальной «классовой войной».
В пылу полемики Сорокин напрочь забывает о своих пацифистских заявлениях, которыми он щеголял еще какихто пару-тройку лет назад, будучи студентом Психоневрологического института. Теперь его не пугают ни «искусство массового убийства», ни аресты политических противников.
«Будь я на месте правительства, я бы арестовал их без промедления», — заявляет он своим соратникам, прослушав речи Ленина, Зиновьева и Троцкого, выступавших перед рабочими с балкона дворца Кшесинской.
В ряде публикаций «Воли народа» эсерами была поддержана идея государственной независимости Чехии. Сорокин и сам написал одну из таких статей. Вскоре после публикации в редакцию пришел пражский профессор Томаш Мазарик и пожелал познакомиться с автором. Мазарик был автором ряда книг по современной философии и социологии.
Пражский профессор и молодой лидер эсеровской партии сразу же сдружились. Эта дружба весьма пригодилась Сорокину, когда через каких-то 5 лет он был выдворен из большевистской России, а Мазарик к тому времени стал первым президентом независимой Чехии.
Немало усилий было приложено Сорокиным и для организации и проведения 1-го Всероссийского съезда крестьянских депутатов, где он, войдя в Исполнительный комитет Крестьянского Совета, неистово призывал крестьян к патриотизму, к безоговорочной поддержке Временного правительства и к отказу от самовольного захвата земель.
Среди этой сумятицы митингов, демонстраций, заседаний Сорокин находит время и на личную жизнь. 26 мая 1917 года он вступает в законный брак с дочерью поместного дворянина — Таврической губернии Еленой Петровной Баратынской.
Молодые люди познакомились еще 1912 году в доме все того же профессора Жакова на одном из литературных вечеров.
Елена была студенткой Высших женских (Бестужевских) курсов, и ее покорили эрудированность и напористость северного самородка, к тому же уже тогда многие авторитетные столичные профессора прочили молодому дарованию завидное научное будущее. Она видела в Сорокине будущего Ломоносова.
Вот как сам жених описывает свою свадьбу:
«Она представляла действительно революционное бракосочетание.
После церемонии венчания в церкви, на которую я явился прямиком с какого-то важного митинга, мы с женой и друзьями имели только полчаса на обед, а затем мне уже надо было поторапливаться на другое окаянное мероприятие. Наверное, такое может случиться только в войну или во время революции».
Необычность и пикантность революционной свадьбы собравшиеся гости смогли оценить в полной мере после того, как жених и невеста исчезли из ресторана, предоставив им самим расплачиваться за съеденное и выпитое.
Возможно, возбужденные молодожены просто забыли о такой мелочи, но, скорее всего, их захватила пьянящая атмосфера революционного города, где отовсюду неслись возгласы: «Да здравствует свобода! Нынче все дозволено!»