Четверо в тельняшках

Яша досадливо махнул рукой, зашептал:

— Пш-пш… ш-шторм! Сорвал во время шторма. Был у нас недавно такой шторм, да с таким громом, что я стою, командую, как всегда, с мостика, а матросы меня не слышат. Тогда я стал командовать громче, а они меня из-за бури всё равно не слышат. Я ещё громче, а они опять не слышат… Ну, я и гаркнул как следует! И — сорвал…

— А как дальше? — раскрыл рот Шурка. — Что «дальше»?

— Как дальше командовали без голоса? Ведь плыть-то надо, а гром-то гремит.

— Почему гремит? Гром притих как миленький. После того, как я гаркнул, и матросы меня услышали, и гром притих, и буря присмирела. Дальше я командовал шёпотом. А сейчас вот лечиться ездил, на курорт. Скоро ещё громче гаркнуть смогу, — подмигнул Капитан Шурке.

А папа опять засуетился:

— Да скажи хоть, откуда ты взялся? С неба свалился, что ли? И почему так нежданно-негаданно?

— Что значит негаданно? Я по сигналу.

— По какому сигналу?

— По сигналу бедствия: эс-о-эс! Спасите наши души!

— Что-о? — вскричали все хором. — Мы сигнал бедствия не подавали!

— Это я подал, я, — смущённо сказал почтальон Ладушкин и поднял над головой сумку. На чёрной сумке было написано мелом: SOS!

— Я соображал, соображал, — начал объяснять Ладушкин, — соображал, соображал и вот сообразил: надо написать эти буквы и показать их пассажирам всех проходящих поездов. Ведь в каждом поезде может оказаться моряк, а какой моряк не откликнется на сигнал бедствия?

— Ты дежурил у всех поездов? — ужаснулась мама.

— У всех. У дневных, утренних, вечерних и даже ночных.

— А как же письма? Когда ты их разносил?

— В промежутках.

— Ну, Ладушкин! Ну, Ладушкин! Да ведь за такое дело и нам, и тебе могут всыпать. Ведь мы моряки только наполовину, и пользоваться морскими сигналами у нас нет прав.

— Почему нет прав? — спросил Яша Капитан. — Ладушкин… пш… пш… молодец! Я очень доволен, что сошёл с поезда. Я увидел родной городок и посмотрел на ваше море. Оно чудесное. Я шёл мимо и всё любовался. Правда, по морю прокатился изрядный шторм, но ведь и в настоящих морях грохочут бури.

Яша Капитан лукаво посмотрел на маму, она покраснела, а папа вздохнул:

— Ты, Яша, добрый. Ты нас утешаешь.

— Кто, я утешаю? — чуть не крикнул Яша, но вспомнил, что кричать ему нельзя, и поправил на шее тёплый шарф. — Фу! Чуть опять не сорвал голос… Это я-то утешаю? — повторил он тихо, но сердито. — Ну, если так, то завтра же утром собирайте чемоданы. Я приглашаю вас в Синеморск. Сами смотрите на Синее море, сами сравнивайте его с Цветочным, а моё дело — сторона. Вот так!

Папа с мамой вздрогнули, уставились друг на друга, Ладушкин закивал: «Соглашайтесь!» — а Шурка перестал дышать. И не дышал, пока не услышал мамин ответ:

— Да, мы поедем! Мы придумаем, как сделать, чтобы цветы без нас не повяли, и — поедем!

— Но… — сказал папа. — Никаких «но»! Иди в свою комнату, садись в кресло и думай, думай, думай! Да не забывай, что сел думать уже в седьмой раз!

Папа отправился думать, а Шурка сделал вдох-выдох и выскочил на крыльцо. Он не мог ни сидеть, ни стоять, он мог только прыгать и скакать на одной ножке.

Глава восьмая

ГЛАВНЫЙ КОНСТРУКТОР И НЕОБЫКНОВЕННАЯ ТАНЦОВЩИЦА

Шурка прыгал, как дикарь, вокруг домика, выкрикивал во все горло:

Ликовал Шурка до тех пор, пока не вышла мама и не сказала:

— Хватит шуметь, иди помогай думать. У папы что-то ничего не получается. Боюсь, как бы он снова не задымил трубкой.

У папы и правда ничего не получалось. Он и в кресле сидел удобно, он и лысину тёр крепко, и трубка у него посвистывала, а в голову ничего не приходило.

В голове крутилась одна-единственная мысль: «Вот если бы мне, как Яше Капитану, трубку зажечь да пустить дым до потолка, так я сразу что-нибудь и придумал бы… А так, без дыма, я не могу. Я ведь и цветочные-то волны изобрёл, когда трубка дымила».

Но, конечно, вслух он этого не говорил, он только поделился с Шуркой:

— Ничего, брат Шурка, у меня не выходит! Видно, ехать нам не придётся.

— Что ты! — перепугался Шурка. — Попроси поухаживать за цветами Ладушкина, вот и всё!

— Я бы попросил, — да как-то неудобно. Если бы у нас был водопровод, тогда другое дело. Тогда поливать цветы было бы просто. А тут надо воду вёдрами таскать.

При слове «водопровод» у Шурки в голове словно яркая лампочка вспыхнула.

— Придумал! Придумал! Не надо вёдрами таскать, надо за верёвочки дёргать! — закричал Шурка и выскочил в комнату, где сидели Капитан с Ладушкиным.

— Дядя Ладушкин! — подлетел Шурка к почтальону. — Дядя Ладушкин! Вы подёргаете за верёвочки?

— За какие верёвочки?

— За водопроводные! Мы поставим на крыше вёдра с водой и протянем от них верёвочки. Утром вы дёрнете за одну верёвочку, ведро опрокинется — и вода побежит по водосточной трубе. А потом она побежит по канавкам, а потом по бороздам — и цветы в одну минуту будут политы! А на другой день вы дёрнете за вторую верёвочку, вода опять побежит… В это время и журналы можно перелистывать!

Ладушкин даже руки потёр.

— С большим удовольствием подёргаю. Всякую технику я страсть как люблю. Каждое утро буду прибегать и дёргать.

А папа вышел из своей комнаты и смущённо сказал: — Ну, Шурка, теперь ты самый Главный Конструктор! Поливалка придумана здорово.

— Настолько здорово, что, будь Шурка побольше ростом, я взял бы его на свой парусник, — просипел Яша Капитан.

Обитатели красного домика сразу насторожились.

— Что ты говоришь? Неужели ты командуешь парусником?

— Командую, да ещё каким! Мой парусник — трёхмачтовый клипер, а экипаж на нём — всё смекалистые мальчики, вот вроде Шурки. Ну, правда, годика на три постарше.

Шурку сразу бросило в жар.

— А как называется корабль? — спросил он.

— «Медуза»! — гордо поднял голову Яша Капитан.

— Ой как интересно! — воскликнули папа с мамой и дрожащими, просящими голосами добавили: — А взрослых туда пускают?

— Вообще-то взрослые плавают на теплоходах. Но раз вы наполовину моряки, на «Медузе» я вас прокачу обязательно.

— Ура!!! Да здравствует «Медуза»! — Шурка прошёлся колесом по комнате.

— Ура!!! Да здравствуют белые паруса! Вот оно, то золотое времечко, когда из Моряков Наполовину мы сделаемся Настоящими Бывалыми Моряками! — кинулись обнимать Яшу папа с мамой.

Но Яша Капитан попятился:

— Осторожнее, осторожнее. — И опять заглянул в карман.

— Да что вы всё в карман смотрите? — не вытерпела мама. — Сидит там кто, что ли?

— Вот именно сидит.

— Неужели мышь? — вспомнила мама недавние ужасы и приготовилась бежать.

— Нет, нет, не бегите, — сказал Капитан и вытащил… Ну, кого, думаете, он вытащил?

Че… ре… Точно! Че-ре-паху! Маленькую коричневую черепаху, которая шевелила короткими лапами, покачивала головой, будто кланялась.

Тогда мама сказала:

— Ну, черепахи-то мне нравятся, — и протянула ей кусочек булки, Черепаха отщипнула от кусочка едва заметную крошку и ещё быстрее закланялась.

— Вот какой у меня вежливый друг, — похвастался Капитан.

— Друг? — удивился Шурка. — Да разве с черепахами можно дружить?

— Можно! Когда я совсем не разговаривал и маялся на курорте, она мне очень помогла. Сижу я, бывало, в палате, помалкиваю — и она помалкивает. Вздохну я с горя, головой покачаю — и она покачает. И тут мне кажется, что мы приятно беседуем, и мне становится легче.