Страница 16 из 30
Галя раз сказала, что надо быть аккуратнее. Два сказала. А на третий - машинку в общий коридор вынесла и стул туда же. Берту поставила в известность:
- Я с соседями договорилась, они не против, чтоб вы шили там. А за это вы им иногда какую-нибудь небольшую починку станете устраивать. Удобно, правда ж, и вам, и им?
Берта согласилась.
Постепенно она в коридоре так прижилась, что разместила там и раскладушку. Днем сложит - ночью поставит.
Все довольны: и соседи про оторванные пуговицы и прочее не думают, и Генриху с Галей приятно. Тем более в коридоре старый огромный шкаф стоял с зеркалом во всю дверцу - клиентам оказалось полезно. Берта только попросила разрешения общества вкрутить новую, яркую, лампочку, и расходы по ее эксплуатации взяла на себя. Понятно: чем ярче - тем дороже платить, а это ж лично для нее.
Еду себе варила отдельно и в комнату Генриха с Галей не заходила. Потому что в коридорном шкафу нашлось место и для ее носильного имущества.
Деньги за шитье Берта отдавала Гале в помощь, предупреждая, чтоб она Генриху не говорила. Галя и не говорила.
Ну, жили таким образом и жили.
11
И вот однажды звонок в дверь. Берта, как всегда, открывает. На пороге - мужчина очень пожилой, даже старик.
- Берта, - говорит, - ты меня, конечно, не узнаешь.
- Как же, Дитер Францевич, узнаю, - спокойно отвечает Берта, потому что сто раз эти слова в уме прокручивала и репетировала выражение. - Проходите, проходите.
Проговорили часа три - в коридоре (комнату Галя запирала на ключ) и на кухне, чаю попили.
Дитер Францевич стал подводить итог:
- Я уже десять лет знаю, где ты, что. Думал, ни к чему беспокоить. А теперь решился. Хорошо поговорили, правда, Берточка?
- Очень хорошо, Дитер Францевич, - Берта плакала и сморкалась в передник, плакала и сморкалась.
- А Генрих скоро придет? Он меня и не помнит, наверное. А, Берта?
- Почему же, помнит немного. А так… Его Матвей Григорьевич усыновил и отчество свое дал. А нацию Геня сам выбрал, когда паспорт получал - в честь Матвея Григорьевича.
- Да, Берточка…
- Он на дежурстве, так что вернется очень поздно. Хотите, подождите, а хотите - завтра приходите.
- Нет, Берта, я ждать не могу. Я сейчас на вокзал, в Москву, а оттуда отправляюсь навсегда в Германию. Потому и пришел сейчас, что больше никогда не увидимся. Жалко, Генриха не посмотрю.
Берта еще больше заплакала:
- Ой, жить не могу! Ой, заберите вы меня с этого света, Дитер Францевич! Заберите!
Кляйн обнял Берту и ничего не сказал на ее просьбу.
Думала-думала - посвящать ли Генриха про Дитера Францевича, и посвятила.
Генрих выразил сожаление, что не повстречался с Кляйном, хотя, конечно, почти его и не помнил. А Галя проявила заинтересованность и спросила, не оставил ли Дитер Францевич адреса для дальнейшего общения.
Какой адрес у отъезжающего? Адреса нет, а только будущее.
12
По счастливой случайности - в результате автомобильной катастрофы - освободилась комнатка, которую занимала соседка. Галя похлопотала, договорилась в домоуправлении обещаниями различного рода - и присоединила это пространство к имеющемуся лицевому счету.
Берта перебралась. Красота! Все-таки естественное освещение крайне важно. Правда, с шитьем стало трудновато - суставы. Генрих прописывал мази, уколы, но не помогало. Пришлось Берте оставить шитье.
Устроилась приемщицей грязного белья в прачечную. И тут познакомилась при производственных обстоятельствах с мужчиной. Виктор Александрович, разведенный, заслуженный военный отставник. Он к ней отнесся с необычайной нежностью. Она и мысли не допускала до себя, что может что-то такое быть. Однако же случилось.
Он ей говорит:
- Дорогая Берточка, перебирайтесь ко мне. Захотим - распишемся со временем, не захотим - просто будем жить вместе. У вас ребеночек взрослый, ему ваша помощь больше не нужна, у меня дети взрослые, им до меня серьезного дела нет. Так что же мы будем себя в землю закапывать? Вам пятьдесят пять, мне шестьдесят пять. Очень хорошая разница для мужчины и женщины. Еще поживем.
Берта согласилась.
На прежней квартире телефона не было, и связь с Генрихом Берта утратила. Являться без предупреждения боялась, а предупредить - не телеграмму ж посылать?
Редко Генрих звонил сам и спрашивал о самочувствии, не надо ли оказать какую помощь по специальности. Помощи не требовалось.
Как-то Генрих попросился в гости.
Оказывается, пришло письмо от Кляйна из Германской Федерации. Генрих с Галей письмо тут же прочитали - интересно ж. И какие от них у Берты секреты могут быть! И вот Галя Генриха делегировала с визитом для разговора.
Дитер Францевич звал Берту в гости на неопределенный срок. Обещал принять по первому сорту - у него материальное положение обеспеченное, социальные блага, пособия.
- Тут он про нас с Галей не говорит насчет приглашения, но он этого просто не учел. А ты, Берточка, ему ответь, что мы все втроем готовы.
У Берты начались сомнения. Оформление документов в турпоездку - громадная ответственность. Сто раз всё проверят-перепроверят. За Галю и Генриха Берта была спокойна. А вот она сама - столько лет жила по-ненастоящему, в сущности, документу, никаких подозрений никогда не вызывалось - меняла документ в связи с возрастом и переклейкой фотографии. Но заграница - дело другое.
Виктор Александрович об этих ее сомнениях не знал. Думал, она просто стесняется обременять человека. Ну, и это, Берта, конечно же, учитывала. Однако документы беспокоили ее больше.
Вот она Виктору Александровичу и говорит:
- Я себя что-то очень неважно чувствую. Для меня такая нервная поездка будет непосильна. А Генрих с Галей пускай. Я сегодня же Дитеру Францевичу напишу. Даст Бог, поедут, посмотрят.
Виктор Александрович одобрил с пониманием.
Кляйн приглашение прислал. Генрих и Галя начали оформляться. Анкеты, то, сё - как-то долго получилось. Но в конце концов поехали. Берта написала Кляйну записку с приветом от всей души, выражая надежду на встречу.
Возвратились довольные: Галя три чемодана одежды привезла и Берте гостинцы. Кляйн дал ответное послание - еще раз Берту приглашает и упрашивает во что бы то ни стало приехать на все готовое.
После приезда Генрих и Галя стали часто приходить к Берте и Виктору Александровичу. К себе тоже звали. И такая картина получалась - прямо счастье. Берта воспряла, наконец-то все вместе, по-людски.
Во время совместного обеда у Гали завелась беседа про Германию. Про то, как там живут в обиходе, про Кляйна - что человек прекрасный. Берта в тот раз была одна, без Виктора Александровича.
Галя и говорит:
- Берта Генриховна, вы же немка по национальности, и язык, конечно, помните. Может, вам стоит подумать, чтоб отсюда уехать? Вы ж там родились, там ваши корни, мне Генрих рассказывал. Может, там даже ваши папа и мама живы, а вы тут сидите. Вас быстро отпустят.
Берта покивала, но заметила, что раньше, может, и поехала бы, а теперь Виктор Александрович у нее на руках, хоть и нерасписанный, да близкий, не бросишь.
- Вот он на вас гирей и висит, - намекнула Галя.
Берта перевела разговор на другое:
- Нет ли надежды на ребеночка? Хочется понянчить. Я бы ему шила рубашечки-распашонки. Если понемногу, я смогу. Вы простите такой вопрос, но это единственное, что меня интересует.
Галя посмотрела на Генриха и твердо ответила:
- Я абсолютно здоровая, а Генрих детей иметь не может. У него серьезное нарушение. Он, конечно, для женщины большой интерес представляет, но с детьми не получится никогда.
Помолчали, чаю попили с “Киевским” тортом и распрощались до следующего раза.
13
И тут начался террор.
Галя звонит каждый день и приходит к Берте с уговорами: езжайте на постоянное место, езжайте на постоянное место. Там вас Кляйн ждет и обеспечит. А тут вы с Виктором Александровичем зачахнете. У него свой интерес, чтобы домработница была. А Кляйн вас на руках носить станет, как обещал. Он, конечно, совсем пожилой, но здоровье у него отличное, не то что у Виктора Александровича.