Хрустальный миг

- Не смей!

Внезапно сорвалось с моих губ, и в голосе прозвучала и боль, и обида.

- Не смей так со мной говорить! Д-даже если это и так! Уважение к девушке все равно должно быть! Да я кукла! Да я Марионетка в твоих глазах и руках! Но теперь из-за вас… Проклятых лицемеров… я становлюсь матерью… незапланированного ребенка, которого и вовсе не хотела иметь в своей жизни!

Он сделал шаг, едва заметный, будто проверяя, насколько близко он может подойти, не нарушив моей границы.

- Значит, вот как ты видишь нас.

Я не ответила. Слёзы сами катились по щекам, горячие, жгучие, а руки дрожали, словно все силы покинули меня одновременно.

- Я не вижу нас вовсе, Данир.

Голос стал едва слышным, дрожащим, словно я боялась, что любое слово сорвёт крышу над головой.

- Есть только ты… и тело, которое тебе принадлежит.

Он закрыл глаза на мгновение. Казалось, дыхание его сбилось, но, открыв их снова, он вернулся к привычной собранности - холодной, почти неподвижной. Взгляд остался пустым, словно за ним скрывалась гора мыслей, которые нельзя было потревожить.

- Ты беременна. Теперь это не только твоё тело.

- Не тебе решать, кому оно принадлежит!

Выкрикнула я, голос рвался и ломался, обжигая горло.

Тишина упала на нас, тяжёлая и густая, как снег, давящий крыши домов. Я стояла перед ним, каждое дыхание давалось с трудом, ладонь всё ещё горела после удара, а он оставался неподвижным, как статуя, несокрушимый и холодный. Между нами зияла бездна. Маленькое сердце он называл жизнью, а я - оковами.

- Ты и представить себе не можешь, какого это - вынашивать в себе человека!

Слова рвались наружу хрипом, будто язык сам обжигал их, а грудь сжималась до невозможности.

- Каждый день… каждый день просыпаться с мыслью, что внутри тебя растёт жизнь, которую ты не выбирала!

- Конечно, ты не могла просто….

Начал он, но осёкся, будто внезапно понял, что не знает, с чего начать.

Данир сделал шаг вперёд. Движения были выверенными, почти плавными, но за ними пряталась густая, дымная ярость, копившаяся неделями. В его взгляде больше не было ярости - лишь глубокая усталость. Усталость от игры, которую он сам придумал и больше не мог вынести.

Я почувствовала, как пространство между нами стало почти осязаемым, каждое движение отзывалось ударом в груди, дыхание рвалось, сердце колотилось, словно готовясь к взрыву.

- Не приближайся ко мне!

Я подняла руку, будто могла этим жестом остановить Императора.

- Я не желаю, чтобы кто-то вроде тебя вновь игрался с моим телом. Я уяснила, какой ты урод, - и этого достаточно. Убирайся.

Я прошептала последние слова почти беззвучно, пытаясь вновь опуститься на стул, но ноги дрожали, и я почувствовала, как всё внутри сжимается, будто тело не выдерживало собственного веса.

- Ты не понимаешь.

Он подошёл ближе, и я инстинктивно отпрянула. Но Данир не потянулся к силе, не повысил голос. Его рука аккуратно легла мне на плечо, осторожно, почти нерешительно, как к ребёнку, которого боишься напугать. Тёплое прикосновение и одновременно холодное присутствие - оно сбивало с толку, заставляя сердце биться быстрее, а разум - сжиматься в напряжении.

- Твое доверие пошатнулась ко мне, но если это так, и продолжиться, я не смогу тебе чем-либо помочь. Я не хочу тебе вреда. Не сейчас. Не после того, что сказал лекарь.

Я подняла глаза. Его взгляд был странно пронзительным, словно он пытался вычитать в моём лице хоть крупицу ответа. Не оправдания - понимания.

- Всё, что я делал, было ошибкой, но теперь в тебе - жизнь. И если ты разрушишь себя, я потеряю не только «тебя»… я потеряю «всё».

Голос дрогнул, но это не был страх. Это было что-то, что я не могла назвать - смесь боли, бессилия….

Мне хотелось оттолкнуть его. Кричать, что поздно, что всё кончено. Но вместо этого я закрыла глаза, чувствуя, как что-то внутри медленно ломается, трещит и скалывается.

Между нами стояла тишина - слишком густая, чтобы её можно было разрезать словами.

- А где же твоя помощь? Чем ты помог мне за это время? Ежедневными побоями? Надругательствами?

Слова срывались, прерывались слезами, пронзая воздух.

Я с трудом подняла взгляд, цепляясь глазами за его, как за спасительный обрывок:

- Помощь в чем, Данир? В том, чтобы окончательно стереть меня?

Его молчание было хуже любых моих не услышанных криков.

- Если я внешне Далия… разве тебе не больно причинять боль любимому человеку? Не быстро ли ты принял тот факт, что я - Юна, а не она? А может, Далия вовсе не ушла… может, она и есть та, над которой ты издевался? Может, это ее защитный барьер, который ты стал ломать и он пошатнулся, и появилась я? Ты не задумывался о такой вероятности?

Голос дрожал от напряжения, будто сама мысль о том, что всё это не так, рвала меня на куски.

- Может, в тот день на алтаре ты покалечил ее «душу», и она разбилась как хрусталь на мелкие осколки и стала собираться вновь?

Он стоял неподвижно. Только лёгкое подёргивание челюсти выдало, что его задело каждое моё слово.

- Почему ты не задумывался об этом?

Он резко выдохнул, но голос остался ровным, слишком ровным, чтобы быть искренним:

- Потому что я, в отличие от неё, владею магией. И могу добиться истины. А в твоём теле и душе… её нет.

- Нет?

Я чуть усмехнулась, но это был не смех, а резкая, колющая боль.

- А если душу повредить… сможет ли она использовать свою предначертанную силу?

Он прищурился, как будто впервые услышал вопрос, на который не был готов дать ответ. Его глаза сжались, искали в моих что-то непостижимое, что могло разрушить его уверенность.

- Ты все время твердишь и пытаешь выяснить, что же Далия мне поведала. Не решилась ли она вернуться обратно, при этом свергнув тебя. Да, может, она вовсе поведала Марнилу всю ту скрытую информацию, которую ты так тщательно скрывал от нее и меня. Но я и она это одно целое рано или поздно мы все равно воссоединимся. Кто-то из нас заполнит тело. А может, мы добьемся этого вместе. Ты ведь не рассчитывал, что моя и ее сила может слиться воедино?

- У меня есть на это свои ответы.

- Ну так поведай же мне. Что я могу сделать? Что ты хочешь услышать от меня – чтобы я говорила как Далия или как Юна?

Я видела в его глазах не только ярость, но и что-то, похожее на страх.