Страница 102 из 114
Комната m-lle Бернардины отделена переборкой от ванной. Оттуда доносятся странные звуки, но не мешают старой деве, она к ним привыкла.
Ванную, очень просторную, занимает уже сорок минут маркиз де Сен-Папуль. Под нее отвели в XIX веке помещение, служившее раньше жилой, а может быть, бельевой комнатой. В данный миг маркиз гол. Он переходит к третьей серии упражнений или, вернее, обрядов, которые проделывает ежедневно. Глубоко вдыхает и выдыхает воздух сквозь сжатые челюсти. Выбрасывает руки вперед, затем роняет их, шлепая себя по ляжкам. Поворачивает туловище, не сгибая колен. Ходит на цыпочках. Пальцами левой руки касается большого пальца на правой ноге. Выкидывает еще много других штук. Некоторые из них, впрочем, комбинируются. Общая их цель – поддержать физическую силу и гибкость хозяина дома. Но есть у них и более определенная цель – преодолеть вялость кишечника. Маркиз де Сен-Папуль допустил, пожалуй, ошибку, рано сосредоточив свое внимание на этом заурядном недуге. В первое время он перепробовал всевозможные лекарства: порошки, таблетки, травки, соли, эликсиры. Ими он только повредил себе. Затем обратился к специальным режимам. Каждый из них некоторое время давал результаты в силу неожиданности. Организм, однако, быстро раскрывал махинацию, которой поддался, и возвращался к своей беспечности. Состояние улучшалось только в те. короткие периоды, когда маркиз вел совершенно необычную жизнь, в частности – когда с рассвета охотился в своих Перигорских лесах или у одного из приятелей в имении. Это наблюдение, присоединившись к прочитанным и услышанным советам, навело его на мысль, что ему помогут физические упражнения. Он применял один за другим различные методы. Брал уроки. Затем, руководясь опытом, – или случайностями, которые он называл этим словом, – разработал для себя особую программу. Но программа эта, в конце концов, чрезвычайно усложнилась и стала требовать много времени. Зато г-н де Сен-Папуль получал от нее результаты. Он хорошо понимал, что действенность его метода, несомненно, зависела не столько от самих упражнений, сколько от строжайшего соблюдения ритуала. Но если наше тело, по-видимому скучая, ищет обольщений в церемониале, который нравится ему своей пышностью и восхищает его своей непреложностью, если оно тоже желает религии и чародейства, то с нашей стороны всего разумнее идти ему в этом навстречу. А если даже смешно было со стороны человека, его качеств затрачивать столько средств на такую скромную цель и убивать на нее изрядную часть своего времени, то г-н де Сен-Папуль, не будучи дураком, понимал это не хуже всякого другого, и ему случалось смеяться про себя, когда он в десятый раз притрагивался средним пальцем руки к пальцу на ноге.
Супруги Шансене занимали квартиру из шести комнат в новом доме на улице Моцарта. Комнаты были не очень велики. Потолки – высотою ровно в 3 метра. Но ванных комнат было две, плюс туалетная, а в доме лифты – пассажирский и грузовой.
Вся квартира, за исключением одной комнаты, была обставлена в современном вкусе. Г-жа де Шансене съездила в Нормандию, чтобы заказать там столовую, кабинет, будуар и две спальни в новом стиле. Когда надо было решить вопрос о меблировке залы, мужество изменило ей. Вернувшись в Париж, она собрала для залы мебель в стиле Директуар, потому что ей нравилась эта эпоха, и в то же время потому, что из классических стилей, как ей показалось, этот все-таки наиболее сносным образом контрастировал с вытянутыми кривыми цветочными украшениями, блеклыми тонами в остальных комнатах. (Стиль Louis XV, хотя и более родственный новому, так скрежетал зубами рядом с ним, пусть даже только в воображении, что сердце разрывалось.)
6 октября 1908 года, в девять часов утра, г-жа де Шансене сидит в своей спальне на твердом стуле, плохо рассчитанная спинка которого придает насильственное положение пояснице и туловищу. Она утешается тем соображением, что новый стиль, вполне соответствуя духу времени, непрерывно апеллирует к энергии.
Дверь из спальни в ванную открыта. Слева г-жа де Шансене видит свой зеркальный шкаф. На днях она заметила неприятное сходство: если мысленно удалить само зеркало, то обе отвесные части и фронтон – это совершеннейшие входные двери метро. Тот же взлет сладострастно изогнутых, близких к обмороку стеблей, те же венчики и почти тот же орнамент. Недостает только надписи вьющимися, как лианы, буквами: "Метрополитен". Конечно, все произведения искусства определенной эпохи напоминают одно другое. Самый скромный железный подоконник конца семнадцатого века принадлежит к тому же семейству, что и великий Трианон. И для глаз современника чем же вход в метро, по части претензий на красоту и благородство, уступает, например, входной решетке Питомника в Нанси, которою в наше время восхищаются как шедевром? Тем не менее, г-же де Шансене, когда она теперь становится перед зеркалом, всякий раз представляется, будто она сама выходит из недр метрополитена, и она чуть ли не обоняет затхлый запах подземелья. От такого наваждения могут расстроиться нервы.
Этих мыслей не рассеивают ни присутствие маникюрши, ни ощущения от мелких инструментов около ногтей, так как эта молодая особа и ловка, и молчалива. Однако, взгляд г-жи де Шансене упал на стан маникюрши, наклонившийся в это мгновение. Теперь в моде высокие воротники с кружевной отделкой, а поэтому трудно скользнуть взглядом за корсаж. Но наружные формы показательны. "Какая у нее, должно быть, красивая грудь!" И г-жа де Шансене задает себе вопрос: "Так же ли моя хороша?" Ей приходится ответить на него отрицательно: и эта мысль ее тяготит. Прежде всего, г-н де Шансене, судя по многому, неравнодушен к пышности груди. И хотя г-жа де Шансене совсем уже не влюблена в своего мужа, все же она желает и впредь внушать ему если даже не страстную любовь, то по крайней мере желание. Правда, она говорит себе, что мода за последние годы склоняется в пользу стройности стана, несомненно, из духа солидарности с новым искусством, о тенденциях которого свидетельствуют стул и шкаф. Бедра и грудь начинают исчезать. Борьба против тонкой талии, начатая мужественными людьми в конце прошлого века, принесла в начале нашего некоторые несомненные плоды. Но еще сегодня утром г-жа де Шансене получила каталог зимних новинок и перелистала его в постели. Противники тонкой талии не могут похвалиться победой. Картинки доказывают, что она не утратила обаяния. А покуда тонкая талия будет целью стремлений, сохранят свою ценность и выступы, ее подчеркивающие сверху и с боков. Рассматривая картинки внимательнее, можно согласиться, правда, что общая линия образует менее выпуклую кривую, чем когда-то. В частности, гораздо круче ниспадают бедра. Вместо того, чтобы дать тазу раздаться в стороны, его сжимают, удлиняют. Он уже напоминает не полный зрелый плод, а первое набухание оплодотворенного цветка. То же и с грудью, хотя ей позволяют быть полнее. Не поощряя объемистой груди, моды осени 1908 года еще предоставляют грудям приличных размеров прекрасные возможности показать себя в должном свете. Разве что им приходится расположиться несколько ненормально, ибо, по-видимому, есть тенденция опускать их как можно ниже. Скат от шеи очень длинен.
Все это, очевидно, вопрос корсета. И это приводит г-жу де Шансене к вопросу:
– Вы носите корсет?
– Не то что корсет, скорее лифчик, почти без китового уса.
– А что вам доводилось слышать? Верить ли слухам, что дело идет к упразднению корсета?
– К полному? Не думаю.
– Заметьте, что, по-моему, заменить корсет лифчиком значило бы его упразднить.
– Конечно! Но этого не будет. Как же получить линию?
– Вам скажут, что при хорошем сложении у самого тела есть линия.
– Простите, графиня, но для этого надо естественной линии тела быть модной линией, а это, согласитесь, не часто бывает. Да и когда тело слишком подвижно, оно принимает неправильные положения. Если вы чем-нибудь жестким не сдержите движений тела, вы никогда не сможете одеть его в платье, которое бы сидело как следует.