Страница 121 из 123
453
тью, она явилась последним изученным им источником к его истории Петра.
Утренняя газета прочитана. Небольшой лист «Северной пчелы» отложен в сторону. Через три дня точно такая же страница оповестит на своих столбцах: «Сегодня, 29 января, в 3-м часу пополудни литература русская понесла невознаградимую потерю. Александр Сергеевич Пушкин, по кратковременных страданиях телесных, оставил юдольную сию обитель»…
Между тем записки из французского посольства от секунданта его противника прерывают утреннюю работу Пушкина. «Готовый явиться на место встречи, Жорж де Геккерн торопит вас подчиниться правилам»… Не без раздражения Пушкин набрасывает свой ответ д'Аршиаку.
Но эти дуэльные переговоры не отрывают его от главной работы. Только что вышел четвертый том «Современника». Журнал понемногу рос и улучшался. В отделе поэзии появилось несколько замечательных стихотворений, «присланных из Германии», за подписью Ф. Т., т. е. Тютчева.
Душа моя – Элизиум теней,
Теней безмолвных, светлых и прекрасных…
Но отдел прозы был почти целиком занят одной «Капитанской дочкой».
В печати находился пятый том «Современника». Эта первая книжка на 1837 год отвечала самым строгим требованиям. В стихотворном отделе – Баратынский, Жуковский, Языков и Козлов. В прозе – путевые заметки Александра Тургенева о Риме, Веймаре, Лондоне и Париже; критический труд Вяземского, новая повесть Одоевского, отрывок из рукописи Карамзина.
Но необходимо было и далее оживлять журнал, разнообразить его содержание, возбуждать новые темы, откликаться на крупнейшие события научной и художественной современности, вводить в умственный оборот русских читателей замечательные явления западноевропейского искусства. Накануне ночью, на балу у Разумовских, уже в полном разгаре приготовлений к дуэли, в напряженных поисках секунданта, между двумя беседами с д'Аршиаком, уже представляющим официально д'Антеса, и Медженисом, приглашенным поэтом в свидетели, – Пушкин не оставлял мыслей о своем журнале.
«Именно в последний разговор мой с Пушкиным 26 января на бале у гр. Разумовской, – сообщал Вяземский, – просил он меня написать к П. Н. Козловскому и напомнить ему об обещанной статье для «Современника».
Речь шла о статье научного содержания – по животрепещущему вопросу о паровых машинах. Автор сообщил впоследствии о своих редакционных переговорах с поэтом. Они бросают свет на принципы журнальной работы Пушкина, и в частности на его стремление развить самостоятельную научную журналистику в России.
«Когда незабвенный издатель «Современника» убеждал меня быть сотрудником в этом журнале, я представлял ему, без всякой лицемерной скромности, сколько сухие статьи мои долженствовали казаться неуместными в периодических листах, одной легкой литературе посвященных. Не так думал Пушкин: он говорил, что иногда случалось ему читать в некоторых из наших журналов полезные статьи о науках естественных, переведенные из иностранных журналов или книг; но что переводы в таком государстве, где люди образованные, которым «Современник» особенно посвящен, сами могут прибегать к оригиналам, всегда казались ему какой-то бедною заплатою, не заменяющей недостатка собственного упражнения в науках. – Не так думали и его продолжатели, которые мне благосклонно сообщили, что одно из последних желаний покойного было исполнение моего обещания: доставить в «Современник» статью о теории паровых машин…»
Одной из постоянных забот Пушкина-журналиста было ознакомление русского читателя с крупными явлениями европейской литературы, почему-либо не замеченными у нас. Через «Современник» он хотел провести в круг читаемых у нас авторов любимого им Барри Корнуоля. Плетнев сообщил ему о желании писательницы Ишимовой сотрудничать в «Современнике». «Не согласитесь ли вы перевести несколько из его (Барри Корнуоля) драматических очерков?» – писал Пушкин 25 января Ишимовой.
Письмо это, отправленное, очевидно, городской почтой, было получено адресатом на следующий день.
26 января Ишимова извещала Пушкина о своем полном согласии принять его предложение и приглашала его зайти к ней на другой день для окончательных переговоров. Письмо это было, вероятно, получено Пушкиным
455
утром 27 января. Не имея возможности зайти в этот день к Ишимовой, он решил закончить дело о переводе Барри Корнуоля заочно.
Очевидно, прежде чем завершить переговоры, Пушкин решил еще раз проверить литературные способности приглашаемой им сотрудницы. Он раскрыл ее «Историю России в рассказах для детей».
Синяя книжка с узорной рамкой вокруг титула представляла собою новинку. В то время из пяти или шести томов первого издания успели выйти только один-два 1. Очерк главнейших исторических событий России излагался здесь по Карамзину, но в простом и общепонятном изложении. Рассказ был выдержан в патриотическом и верноподданном тоне, почтительном к дворянству и хвалебном к династии. Но сжатость языка, отчетливость построения и непринужденная разговорность изложения сообщали этому первому опыту популярной истории черты занимательной живости. Год спустя издатели «Современника» – Жуковский и Вяземский – свидетельствовали, что слог Ишимовой необыкновенно нравился Пушкину. Не приходится сомневаться в искренности последней пушкинской похвалы: «Вот как надобно писать» 2…
Пушкин утверждается в своем решении принять Ишимову в сотрудницы «Современника». Он разыскивает на своих полках антологию современных английских поэтов, изданную в Париже в 1829 году. Среди четырех авторов здесь был представлен и Барри Корнуоль. Таков был псевдоним Бриана Уоллера Проктора, поэта и драматурга, стремившегося создать новый жанр коротких и трагически напряженных сцен на основе изучения драматургов елизаветинской эпохи и новеллистов итальянского Возрождения.
Еще в 1830 году, вдохновляясь Корнуолем для своих Маленьких трагедий, Пушкин пробовал озаглавить
____________________
1 Цензурная помета на втором томе: 17 декабря 1836 г.
2 Отметим, что во втором издании своей «Истории» (П., 1841) Ишимова воздает особую хвалу Пушкину. Она испещряет свой рассказ цитатами из «Бориса Годунова», «Полтавы», «Онегина». Описывая основание Лицея, она отмечает его значение как «место образования нашего незабвенного поэта Пушкина»: «Здесь нельзя лучше почтить память учреждения Лицея и память гения, так рано покинувшего нас, как вспомнив одно из последних стихотворений его, написанное на Д е н ь Л и ц е я». Следует полный текст Лицейской годовщины 1836 года.
456
их: драматические сцены, драматические очерки, драматические изучения, даже «опыт драматических изучений». Этими формулами Пушкин прекрасно передавал сущность коротких драм Барри Корнуоля. Это психологические этюды отдельных страстей в сжатой диалогической форме. Отмечая 27 января пьесы, особенно близкие ему, Пушкин выделил среди них два «драматических изучения» – опыт о ревности и о мщении, «Амелию Уэнтуорт» и «Людовико Сфорца».
Этими драмами Пушкин в то утро мог тоже «невольно зачитаться». В них было много общего с его собственной судьбой. В первой из них Готфрид Уэнтуорт, возмущенный нежностью своей жены Амелии к юноше Карлу, решает отправить его в Индию или заключить в темницу. Главный стимул для его ревности – боязнь насмешек, опасение стать басней в устах людей, пережить непоправимое бесчестие. Отсюда его непоколебимая воля – устранить соперника. Амелия считает Готфрида «своим злым ангелом», увлекшим ее «в зловещее величье», называет себя «горестной супругой, несчастливицей, невольницей чужих страстей»…
Вот характерный отрывок из их объяснения: