Страница 1 из 1
Геннадий Прашкевич
ВЕЧНЫЙ ЛОЦМАН
…Меч сотрет железо ножен,
И душа источит грудь.
Вечный пламень невозможен,
Сердцу нужно отдохнуть.
Пусть влюбленными лучами
Месяц тянется к земле,
Не бродить уж нам ночами
В серебристой лунной мгле.
1
– Хочешь выпить?
– Да, – сказала она, рассматривая календарь. И упрямо оттопырила губу: – Только не эту дрянь. В ней привкус песка. Или пыли.
– Но это придает вину своеобразный оттенок. Это самое вкусное, что есть на Марсе.
– Я согласна на самое невкусное, что есть на Земле.
Лейя упрямо наклонила голову.
Она разглядывала талисман.
Вечный календарь – вот что это было.
Пластиковый лист с фосфоресцирующими цифрами, всегда живыми, и с изображением белой хризантемы, на которой застыла взлетающая радужная бабочка. Календарь был рассчитан на вечность. Значит, радужная бабочка обречена была взлетать вечно.
– Ненавижу Марс. Ненавижу луну, которая дважды всходит за ночь. Молчи, не говори не слова! – предупредила Лейя. – Да, мы на Марсе. Да, мы добрались до мертвых морей. Да, мы плывем на гравитационной барке. Но на гравитационной и воды под нами нет! Только пыль, лед, пески! Севр, я сойду с ума! И еще этот марсианин на носу барки. Их же нет, они давно вымерли. Ты же не будешь спорить? Марсиане вымерли миллион лет назад. И моря высохли. Мы нигде не видели ни капельки воды, только пески и пыль. Планета обмана! Здесь ничто не соответствует своим названиям. Ну почему, – взмолилась она, – называют морями промерзшие мертвые долины пыли?
– Не говори о пыли.
– Почему? – она опять выпятила губы.
– Потому что надо успеть пройти канал Хирхуф прежде, чем пылевое облако нас накроет. Оно сейчас на южной подошве Олимпа и движется в нашу сторону. Если утром мы не войдем в бухту Сет, мы можем застрять надолго. Пожалуй, я бы не прочь… – он хищно облизнулся: – Но ты, кажется, нервничаешь?
…вход в бухту Сет опознаётся по резко разрезанной проливом береговой линии, поросшей смешанным лесом. Иногда у берегов наблюдаются буруны, однако подводных опасностей не обнаружено. Затонувшая барка лежит на дне к западу от устья реки Нейи…
– Этот марсианин… Наш лоцман… Он, правда, считает, что ведет барку по воде?
Севр кивнул.
Он не хотел ссоры.
– Это мы с тобой ничего не видим, – объяснил он, стараясь говорить ровно. – Для нас все вокруг – только развалы мерзлых камней, сухие русла, мертвая тень Олимпа. Но лоцман видит. Он ведет настоящую барку по настоящему каналу. Он ориентируется по деревьям, спускающимся к воде. Смотри, как он напряжен. Он знает все опасности и загадки этих мест. Почему ты нервничаешь?– все же не удержался Севр. – Ты прилетела с Земли. Пустое пространство тебя не остановило. А ведь пустоту пространства представить трудней, чем воду, льющуюся по мертвым камням Марса. – Он улыбнулся, смягчая свои слова. – Ты сама хотела увидеть вечного Лоцмана. Ты мне уши прожужжала на Земле, так сильно тебе хотелось увидеть последнего марсианина. Ну вот, теперь ты его видишь. Так зачем же нервничать?
Она промолчала.
– Хочешь, я попрошу его включить музыкальную книгу?
– С этими ужасными стонами? Они там душат друг друга? Нет, хватит с меня.
– Эту музыку оставила самая древняя из всех известных в Солнечной системе цивилизаций.
– Музыка мертвецов, – фыркнула Лейя и длинным узким ногтем пурпурного цвета поправила нежный завиток платиновых волос, упавший ей на щеку. Классический образчик земной капризности, упрямства, красоты. Севр смотрел на нее и у него сжималось сердце. Так сильно он ее хотел. Она была сама недоступность. Полупрозрачные борта гравитационной барки пугали Лейю, она с недоверием поглядывала на полупрозрачный силуэт Лоцмана, утвердившегося на носу гравитационной барки. Севр чувствовал, что она оттолкнет его руку, если он попробует коснуться завитка платиновых волос.
– Не говори про марсиан, что они мертвецы.
– Но разве он жив?
Лейя пристально глянула на призрачный силуэт Лоцмана.
Бедра старика были обвязаны куском фосфоресцирующей ткани, украшенной крошечным золотым пауком – символом Марса. Паук казался совсем игрушечным, но сразу бросался в глаза. Сквозь широкие плечи, сквозь широкую грудь Лоцмана неясно просвечивал далекий чудовищный купол вулкана Олимп и крошечная звезда в розоватом небе. Черная вершина над белым снежным воротничком. Крошечная звезда над черной вершиной. Почти семнадцать миль в высоту. Кристаллический иней нежно отмечал прихотливые извивы каменных каньонов.
– Здравомыслящий человек старается унести ноги с Марса. Мы могли сейчас валяться на песчаном берегу Крита.
– Но разве мы здравомыслящие? Ты сама предложила эту прогулку на Марс! – возмутился Севр. – Ты сама раскопала рекламу Вечного Лоцмана. «Он указывает будущее»! Ты сразу поверила рекламе, будто для того, чтобы попасть в будущее, обязательно надо что-то узнать о нем. Ну вот, ты на Марсе! Старик из рекламы перед тобой. Окликни его! Почему молчишь? Спроси его, ведь он «…из прошлого. Он видит будущее». – Севр злился. – Ты летела на Марс для того, чтобы задать старику какой-то вопрос. Мне ты его задать не хочешь, и не надо. Делай, как тебе нравится. Чего тянешь? Я устроил тебе встречу с вечным Лоцманом, спрашивай. Я вложил в эту прогулку столько денег, что не хочу вернуться без результата.
– Не кричи на меня, – попросила она угрожающе, хотя он и не думал кричать. – Что там бормочет этот призрак?
Лоцман медленно обернулся.
Кажется, он смотрел на Лейю, но она не могла понять его взгляда, потому что сквозь просвечивающую фигуру видела все те же голые камни, ужасные мертвые обрывы и розоватое небо над ними. Розоватое, нежное небо. Цвета ночной сорочки, брошенной ею в спальне Главного купола.
– Это песня?
Севр не ответил.
Наверное, Лоцману не на кого опереться, подумал он.
Но барка скользит по темной воде. И путь впереди известен.
Ужасные обрывы, тускло мерцающие зеркала скольжения, тонко посеребренные инеем. Вряд ли Вечный Лоцман видит череп с огромными глазницами, ледяным комом белеющий на черной каменной террасе. Вряд ли он видит завихрения серебристого ледяного песка. Под баркой, которую он ведет, плещет вода. Он ее слышит. Иногда вода становится совсем прозрачной, а с обрывов срываются метельные завихрения. Солнечный ветер болтает слабое магнитное поле планеты, как мыльный пузырь. В такую ночь легко сбиться с курса, хотя якорные стоянки здесь можно пересчитать на пальцах. Это не сложно, когда на каждой руке только по три пальца. Некоторые стоянки защищают только от берегового ветра, тогда барку надо прятать под маяками. Ближайший – Хирхуф, по имени канала. Его следует достичь до начала пылевой бури. К этому маяку лучше подходить к восходу, когда Солнце еще за Олимпом, но бедный розоватый свет уже отмечает тяжелую рябь медленного течения, а некоторые скалы фосфоресцируют. Барку следует держать носом на оранжевую светящуюся скалу. Скала будет медленно увеличиваться, она будет расти, заполнять пространство. И лишь когда скала закроет собой Олимп, надо резко взять вправо на двадцать градусов. Когда-то военная барка «Аллис» на полном ходу врезалась в узкий каменный островок, потому что маяк погас. «Аллис» тонула почти три часа, было холодно, отбивное течение не позволило никому спастись. Кипящая лава, стремительно вырвавшаяся из южного кратера Олимпа, вытопила гигантскую ледяную линзу, веками спавшую под каменными слоями, и мутная бешеная вода стеной пошла вниз, в долину. Некоторые маяки еще работали, но их свет помочь не мог. Лабиринты Иртет-центра затопило, несмотря на медные закрышки. Три долгих страшных недели из-под земли доносились стоны. Они записаны на листы земфрии. Существа с Земли принимают стоны умиравших за музыку. Они думают, что нас погубило отсутствие воды, а на самом деле нас погубила вода, вытопленная извержениями…
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте