Страница 14 из 120
– Я хотел предложить вам отменить выступление. Надо посмотреть, в каком состоянии переправы. – Генерал слегка задыхался, предыдущий разговор явно обошелся ему недешево. Энтони слушал, в полном соответствии с этикетом глядя на левое плечо собеседника, что означало крайнее внимание и позволяло не отвечать. – Я бы не стал полагаться в таком деле ни на кого. Да и людям неплохо бы отдохнуть: за рекой будет не до дневок. Кстати, вы уже завтракали, герцог? Если нет, то давайте позавтракаем вместе, есть что обсудить…
Союзник по-прежнему не утруждал себя приличиями. Напрашиваться на завтрак было кричащей бесцеремонностью – но ведь не откажешь же! Командующие направились к дому. Краем глаза Бейсингем заметил, что офицеры вроде бы расслабились, послышались смешки. Да, единственное, что хоть немного сглаживает хамство союзного генерала, так это то, что он на удивление легко извиняется….
Они уселись за стол. Разговаривать Энтони не хотелось. В конце концов, цыгану надо что-то там обсудить, вот пусть и начинает беседу. Гален долго устраивался на табурете, потом пригубил вина…
– Я весь вечер ждал ваших секундантов, – наконец, начал он. – Решил: как судьба… Если пришлете, так тому и быть, а если нет…
– Успелось бы и сегодня, – пожал плечами Энтони. – Не блох ловим…
– На это я и надеялся, – генерал искоса взглянул на него и вдруг лукаво улыбнулся: – Вы удивлены, герцог?
Да, в цыгане не только хамства, но и обаяния сверх всякой меры. Перед такой улыбкой устоять просто невозможно. Энтони засмеялся:
– Нет! Я потрясен, ошарашен! Если бы я посмел, то даже спросил бы, не испытываете ли вы недомогания, барон?
Смуглая рука дрогнула, опрокинув стакан, вино растеклось по столу. Гален рывком поднялся, снеся соседний табурет, рявкнул на весь трактир: «Хозяйка!» Когда служанка вытерла стол и союзный генерал вернулся на свое место, он был мрачнее тучи.
– Я здоров! – сухо и отрывисто сказал Гален. – Просто я действительно был не прав. Кстати, я виноват и перед вами. Вы не сочли нужным прекратить эту забаву, и я не имел никакого права вмешиваться. Если у меня особое отношение к каким-то вещам, это еще не повод навязывать его всему свету. Да и, кроме того, – он усмехнулся и коротко взглянул прямо в глаза Бейсингему, – мне бы не хотелось в первом же бою получить пулю в спину, с этим тоже надо считаться. Вы поедете смотреть переправы или положитесь на меня?
…Они ехали молча. От хорошего настроения Галена не осталось и следа. Бейсингем также не был расположен к разговорам. Провались он с его вечными перепадами настроения. Теперь-то отчего взбесился? Неужели Энтони, не глядя, попал в «яблочко» и союзник прибегает к услугам лекарей, о которых не говорят вслух?
Чтобы отвлечься от особенностей характера союзного командующего, Энтони вспомнил Шантье. Рене еще в мае просил написать сонет его новой любимой даме… Надо бы сочинить да послать: он приедет в Трогартейн, а его уже будет ждать подарок! Рене так по-детски радуется подаркам!
Бейсингем принялся было складывать слова, но не заладилось. Мысли естественным образом перетекли на женщин, он вспомнил о хозяйке… Да, кстати! Они ведь вернутся, ничто еще не потеряно, так что надо бы глотнуть айвилы… Он перешел на шаг, Гален тоже придержал коня.
– Что это вы пьете? – поинтересовался он, разглядывая затейливый пузырек узорного стекла.
– Ах, это? У меня сегодня намечается любовное свидание. Цыган удивленно поднял бровь и отвернулся, созерцая
сверкающую под солнцем реку
– Не то, что вы подумали! – коротко хохотнул Бейсингем. – Это чтобы не было детей. Наше старое семейное средство, фамильная мужская тайна. Оверхиллы не заводят бастардов, это у нас не принято, да и хлопотно с ними…
Договорить он не успел – конь Галена внезапно сорвался в галоп, обдав его пылью, и помчался вдоль берега. Энтони бросил Марион следом, недоумевая, что случилось: не лошадь же потащила цыганского генерала, в самом-то деле. Бейсингем догнал спутника через полмили – тот ехал уже шагом, как и прежде.
– Что случилось? – спросил он. – Куда это вы сорвались?
– Так… – неопределенно хмыкнул Гален. – Размяться захотелось. Вы правы, – как ни в чем не бывало, продолжил он прерванный разговор. – Мой отец тоже говорил, что один бастард приносит больше мороки, чем трое законных сыновей.
Что-то в его голосе насторожило Энтони. Он взглянул быстро и внимательно: смуглое лицо бесстрастно, темные глаза устремлены вдаль, за реку, где нет абсолютно ничего интересного, но дышит коротко и резко, а руки сжимают поводья – слишком сильно сжимают, даже пальцы побелели! Бейсингему стало не по себе. Да что он такого сказал? Что вообще происходит?
Догадка, объяснявшая все, вспыхнула молнией и была невероятно проста, но от нее Энтони сразу стало жарко. Вот почему Гален так вскинулся, когда Шимони назвал его бароном! А он-то сам… Хорош, нечего сказать! Да цыган просто ангел – стерпеть, когда высокородный мерзавец отвешивает тебе пощечину за пощечиной! Что же делать? Смолчать подло, надо извиниться, но как? Вдруг он все же ошибается? Нет уж, если говорить, то прямо!
– Генерал, – окликнул он.
Тот медленно повернулся, взгляд скользнул мимо Бейсингема, по-прежнему куда-то вдаль, за дорогу. И тогда Энтони заговорил решительно, словно в воду кинулся:
– Если я вас обидел… Если разговор о бастардах касается вас лично, то простите меня, я этого не знал…
Губы Галена дрогнули в злой усмешке:
– Странно, что вам не доложили. У вас плохие осведомители!
– Не интересуюсь сплетнями, – уже резче ответил Бейсингем. – Мне приходилось слышать краем уха, что генерал Оверни Гален после смерти жены женился на цыганке. Если бы я мог хотя бы отдаленно предполагать, что это не так, я бы сменил тему… Я ведь уже сказал: прошу прощения! И я рассчитываю, что вы отнесетесь ко мне так, как я отношусь в подобных случаях к вам…
– Ладно, – вагриец коротко выдохнул и усмехнулся. – Вы действительно сделали мне больно. Я рад, что неумышленно, вы мне всегда казались человеком без подлости. Что же касается отношения – то вы можете не беспокоиться, герцог. Я знаю свое место, многоуважаемая генеральша показала мне его сразу и доходчиво, еще когда я был мальчишкой. Кстати, она и не думала умирать, жива до сих пор, равно как и три ее сына – неплохие люди, но весьма спесивые… Лишнего я не потребую: уж коль рожден в навозе, то и среди роз цветами пахнуть не будешь. Так что ваших извинений для меня даже с избытком…
Гален говорил медленно, тирада была длинной, и за это время Бейсингем успел опомниться. Тем более поэтический эпитет, который употребил цыган, позволял обратить все в шутку.
– По-моему, после месяца похода от всех нас пахнет одинаково, – фыркнул Энтони. – И далеко не розами, а скорее тем, о чем вы говорили… Но неужели в Ваграу недворянин может стать офицером?
– Нет, конечно. Имею личное дворянство. У нас таких, как я, называют мулами. А я, можно сказать, мул в превосходной степени: мало того, что полудворянин, так еще и полуцыган. От вас первого слышу, что мой отец женился на моей матери, это какой-то новый слух. На самом деле все было, как обычно: он ее за собой в обозе возил, сначала одну, потом с детьми…
Кстати, о тех цыганятах… – Гален замолчал и уставился на уши своей лошади. – Я, конечно, вел себя безобразно. Но все же позвольте вам объяснить…
Бейсингем поморщился: нарвался все-таки! Он-то как раз надеялся, что цыгану не захочется объясняться. Но ничего не поделаешь: по опыту он знал, что лучший способ отвязаться от чьих-то откровений – это их выслушать…
– Хорошо, – кивнул он, – но при одном условии: если вы пообещаете, что потом мы торжественно похороним эту историю.
– Конечно, – с готовностью отозвался Гален. – Мнение наших с вами штабных кумушек меня не волнует: пусть кудахчут. Но вы – другое дело… Мне бы не хотелось, чтобы вы считали меня большей скотиной, чем я есть на самом деле…
«Ого! – подумал Энтони. – Как он трезво на себя смотрит…»