Страница 20 из 131
Ну, это не столь важно… главное, он выбрался из гроба. Сквозь щели двери, ведущей в склеп, проникал слабый свет, и в его отблеске Деннис увидел гробы, лежащие вокруг ровными рядами. Сквозь разваливающееся дерево проглядывали белые кости, полуистлевшая ткань… или кожа.
Он прислонил пропыленные и разложившиеся останки Мортимера к своему разбитому гробу, очистил, как мог, свои волосы и глаза от трупной пыли и утешился тем, что самое худшее было позади, теперь надо выбраться из склепа.
Проблема, с которой он столкнулся, имела под собой основания. Странная наследственная болезнь, которую он только теперь начал постигать, уносящая жизни одну за другой неожиданно, после хорошего ужина… Эта странная скоротечная болезнь, пережитая, по крайней мере, одним, который здорово за это настрадался. К счастью, Деннис сосредоточился теперь на том, чтобы найти цепь, ведущую из-под земли наверх, на кладбище, к похоронному колоколу, сохраненному здесь на случай, чтобы погребенные в склепе заживо могли из него выбраться.
Там, наверху, в мире, который покинул Деннис, был холодный неспокойный день. Над кладбищем бушевал ветер, переплетая и пригибая к земле ветви лиственниц, нависающие над кладбищенской стеной; мелкий осенний дождь монотонно стучал по церковной крыше. Вечер снес несколько листов шифера, и они с грохотом упали на вымощенную дорожку. Но отошедшие в мир иной этого не видели — они были укрыты и от дождя и от холода.
К пяти часам поднялся ураган, ветер со свистом проносился над мысом; в разные стороны разлетались брызги от морских волн, бьющихся о пирс у основания церкви. В темноте своего склепа бедняга Деннис ни о чем этом не знал. Несчастный Деннис наощупь в темноте искал цепь колокола. Руки его скользили по мокрым гробам, копошились в прахе давно умерших родственников, он спотыкался, застревая ногами в их грудных клетках, когда гроб за гробом падал на пол под тяжестью его веса. Но сырость на стенах склепа даже по-своему устраивала его. Он промокал ее своим саваном, а потом подносил к губам, пытаясь тем самым утолить жестокую жажду.
Это помогало ему, но не могло ослабить нарастающее чувство голода.
Он заставил себя забыть обо всем, кроме цепи, и в конце концов поиски увенчались успехом. Силы почти оставили его, но он ухватился за нее и начал раскачивать.
Там, наверху, колокольный звон был едва различим среди вспышек молнии и раскатов грома, отдаленного рокота морского прибоя и убаюкивающего постукивания дождевых капель. Колокол звонил и звонил, но звук его терялся в шуме и грохоте стихии. И люди улеглись в постели, не потревоженные печальным звоном, ни на миг не представляя себе, как Деннис раскачивает цепь, повиснув на ее конце, упираясь коленями в мертвого племянника.
Позже… должно быть, это было намного позже, он проснулся, чтобы обнаружить, что грудная клетка племянника развалилась, и сломанные кости упирались ему в бедра. И некому было утешить его, снаружи не доносилось ни звука; его окружал покой и тишина.
От колокола толку было мало. Надо было придумать что-то другое. Ему необходимо было выбраться отсюда. А что, если попробовать сдвинуть какой-нибудь камень?.. Но для этого нужны инструменты.
Из третьего гроба, который он вскрыл, он достал то, что искал — не сгнившую еще бедренную кость. Он оторвал ее от скелета и начал долбить ею раствор, соединяющий камни… но тщетно.
Силы почти покинули его. Отчаянное желание есть в конце концов овладело им теперь, когда последняя надежда спастись ускользнула. Сначала он пожевал мокрый конец своего савана, но это не помогло. Ему нужна была пища, если он намеревался остаться в живых. Он поднял одну из костей Мортимера, казавшуюся неповрежденной, и попробовал грызть ее, но она раскрошилась. Он попытался поесть мох с сырого пола, соскребая его ногтями… но этого было мало, совсем мало. Сейчас все желания казались ничтожными, кроме одного — поесть.
И теперь, только теперь, он вспомнил о своей бабушке.
Шторм утих, когда колокол начал звонить опять, и на сей раз он был услышан, но вызвал чувство большого раздражения у тех, до которых донеслись его звуки. В конце концов, сейчас было два часа утра, хотя Деннис об этом не знал. Впрочем, ему это было бы безразлично, даже если бы он и знал. Колокол звонил громко, наполняемый силой и решительностью отчаявшегося человека, умоляющего спасти его жизнь.
Церковный староста, приходской священник, затем полицейский — один за другим взобрались по холму на кладбище и увидели колокол и раскачивающуюся цепь.
Они предположили, что виной всему шторм. Подземный поток, сказал полицейский совсем неубедительно. Надо спуститься вниз и проверить. Эта мысль никому не пришлась по душе. Уже было за полночь, и вряд ли нашлось много охотников разгуливать по кладбищу в этот час.
Приходской священник, человек практического склада ума, предлагал убрать язык колокола и разойтись по домам; но полицейский находился при исполнении служебных обязанностей и настаивал на своем. При сложившихся обстоятельствах им пришлось поднять с постели тетю Денниса, что она сделала весьма неохотно. Они взяли факелы и дубинки и отправились в путь.
Вид у процессии был весьма серьезный, когда они прошли через старые дубовые двери и стали спускаться вниз по сырым ступеням, ведущим к склепу, — месту малоприятному, посещаемому в печальные дни, месту, где покоилась местная знать. Они миновали проход, выложенный каменными плитами, и наконец остановились у большой стальной двери.
То, что последовало затем, было неприятно для всех, кроме Денниса. Дверь распахнулась настежь, когда они сняли с нее засов, и Деннис, спотыкаясь, вышел наружу в рваном измятом саване, со сломанными от соскребывания мха ногтями, речь его… особенно, когда он обратился к тете… была весьма далека от светской.
В большом смятении повели они его наверх и уложили в церкви на скамье со спинкой, подложив под голову подушки и послав церковного старосту за местным доктором.
Тетя была первой, кто обратил внимание на то, что Деннис крепко сжимает в руке кость, с которой клочьями свисали мягкая плоть, а к изодранному савану прилипли сухожилия.
А могильщику в склепе пришлось вновь собирать все, что осталось от еще свежего трупа, раскладывая по местам изжеванные куски мяса.
Они решили никому об этом не рассказывать, даже тетя согласилась на это. Деннису, которому никогда не нравилась бабушка, пришлось признаться всем без исключения, что он многим обязан старой леди. Больше он никогда не скажет о ней плохого слова.
В конце концов, самым чудесным образом его вернули к жизни… неожиданно — после хорошего ужина.
(Перевод А.Сыровой)
Чарльз Браунстоун
ПОДХОДЯЩАЯ ПРЕТЕНДЕНТКА
Моника Конвэй лениво вытянулась на золотистом песке пляжа, и летнее солнце ласкало ее теплое загорелое тело и бледно-голубой бикини. Она пробежала рукой по голому животу и решила, что хватит ей жариться на солнышке — она боялась, что кожа покраснеет, — ей нравился ровный темный загар.
— Пожалуй, пора сменить позу, Хелен, — сказала она, и с этими словами ее стройное, гибкое тело ловко перевернулось на засыпанном песком полотенце. Она закрыла глаза, готовая впитать в себя еще немного солнечного тепла. Но ответа от Хелен не последовало. Она была поглощена газетой, внимательно изучая колонку «Требуются». Ее темные зеленые глаза пробегали по мелким строчкам, она тщательно обдумывала прочитанное и продолжала чтение дальше.
— Будь ангелом, натри мне спину кремом, — мурлыкала разомлевшая от удовольствия Моника.
Ей ни в коем случае нельзя обгореть. Мужчинам не нравится, когда у хорошеньких девушек шелушащаяся красная кожа, а Моника любила мужчин. Хелен вздохнула, показывая всем своим видом, что не нашла в газете того, что искала.