Вечное дерево

- Скажи...

Она почувствовала его дыхание на своей щеке.

- Скажи,-настаивала она.

- Никогда не оставлю. И выбрось эти мысли... Это уже серьезно прошу.

- А я тебя... Какой бы ты ни был, что бы с тобой ни случилось...

Раздался протяжный скрип, полязгивание. Тотчас послышались голоса, будто ждали этих звуков, как условного сигнала. Голоса были вялыми, уставшими и не походили на голоса людей. Казалось, это перекликаются ночные птицы.

Когда Ганна открыла глаза, мост уже развели, он и в самом деле походил на гигантскую птицу, распростершую крылья для взлета. Но птица все не взлетала, а баржи и пароходы начали двигаться ей навстречу. Они ползли медленно, не нарушая покоя, как и должны были двигаться монументы, которые перекатывают по гладкой и черной дороге на новое место.

Все, что происходило вокруг, не походило на явь, но не было и сном, Ганна все видела и слышала - и спокойная ночь, и очертания одноцветных домов на том берегу, легкое воркование воды и бесшумное движение барж по реке-все казалось подчиненным таинственной силе.

- Закрой глаза,-прошептала она.-Нет, закрой.

Закрыл?

- Ну, закрыл... По просьбе трудящихся.

- Ты когда-нибудь молился?

- Ты что? .. Ну, в самом деле?

- Не открывай глаз. Отвечай.

- Ну я ж не верующий... И ты...

- А я молилась... Маленькая... Про себя... Не богу, конечно, а кому-то... Не знаю кому... Чтобы маму нашел...

- Не нашел же,..

- Нет, не нашел... А ты скажи мне всю-всю-всю правду... Ты ничего от меня не -скрываешь? Ни в чем не обманываешь?

- Ну что сделать, чтобы ты поверила?

- Просто скажи правду.

- Да я уже сто раз говорил.

Она прижалась щекой к его щеке.

Так они сидели долго, не открывая глаз.

Неожиданно что-то мягкое, теплое и ласковое коснулось ее лица.

Ганне представилось, что это само счастье погладило ее. Она хотела сказать об этом Леше, но не сказала, побоялась спугнуть прекрасный миг.

Солнце-красное, круглое, еще неяркое-висело в разводе моста.

Барж и пароходов уже не было, и казалось, что мост развели специально, чтобы пропустить солнце.

Все вокруг преобразилось, ожило, засверкало красками, сделалось знакомым, только в тысячу раз красивее, чем всегда. Все вокруг было чистым, свежим, радостным, будто умытым. Шпиль Петропавловки сиял. Деревья сверкали зелеными вершинами, и каждый листок был ясно виден. Окна домов блестели.

А вода стала синевато-голубоватой. В глубине ее были видны стайки коричневых рыбок. А на поверхности отчетливо отражались искрящиеся на солнце парапеты, арки моста, лица Ганны и Леши.

Ганна, глядя в воду, машинально принялась поправлять прическу. И вдруг словно спохватилась:

- Идем, Лешенька. Сегодня столько дел.

Она заговорила громко, по-дневному, без опаски вспугнуть тишину и таинственность.

Леша, не возражая, поднялся и подал ей руку.

Навстречу им попадались парочки, такие же счастливые, как и они, проносились машины, сверкая лакирован. ньши крыльями. Все так же, не шевелясь, стоял рыбак со своей длинной удочкой. Теперь он не вызывал смеха.

Просто казалось, что так и должно быть.

- Идем, Лешенька. Идем, может, такси схватим.

Ганна, тряхнув головой, побежала, увлекая его за собой. Венок рыжих волос распустился, толстая коса скатилась на плечи и, подпрыгнув, развернулась во всю спину.

Ганна любила свою работу больше всего на свете.

Еще с ремесленного сохранила она ощущение чуда от того, что такой большой и такой тяжелый станок делается послушным, подчиняется ей и понимает ее, как живой.

Когда Ганна выточила первую деталь, нарезала первую гайку, ей не верилось, что это сделала она, что гайка получилась настоящая, такая, какую делают старые мастера.

Ганна остановила станок, прошла по цеху, отыскивая, кто еще нарезает такие же гайки. Оказалось-слесарь Уклейкин. Она тихонько взяла из его ящика гайку и, уйдя в умывалку, долго сравнивала ее со своей. Выходило точь-в-точь как у него.

И тогда гордость и радость овладели ею. , После ремесленного Ганна попала на этот завод, в бригаду Полины Матвеевны. Ей сразу же дали норму, и она опять заробела. Разве может она угнаться за Полиной Матвеевной, за другими слесарями, работающими на заводе по многу лет?

- Ручки белые все-то сделают,-ласково ободрила Полина Матвеевна.

Ганна неясно помнит мать, но ей показалось, что эти слова сказала мама. "Сделаю, все сделаю", - про себя ответила она и как бы выбыла из цеха, ничего и никого не видя, кроме станка, кроме резца и детали.

- Поздравляю, доченька,-в конце дня сказала Полина Матвеевна. - Почти норму дала. Нет, нет. Нынче все. Завтра я тебе покажу кое-что, для скорости, - п потянешь.

Ганна, помнится, расплакалась без причины, и Полине Матвеевне пришлось провожать ее до самого общежития.

- Что случилось? - всполошилась тогда Галка Матвеева, подружка Ганнина.

- Почти норму выполнила, от радости.

На следующий день к ней вновь подошла Полина Матвеевна:

- Не так делаешь-то. Вот приглядывайся, как надо.

Так и нянчила Ганну Полина Матвеевна, следя за каждым ее шагом.

Так и росла Ганна, по капле собирая драгоценный опыт дорогих своих учителей.

Ганна любила людей, в каждом искала добринку и старалась сделать так, чтобы и другие заметили эту добринку в ее товарище. Единственное, что вызывало в ней неприязнь, это нелюбовь человека-к работе...

Приняв бригаду от Полины Матвеевны, Ганна собрала товарищей в красном уголке и сказала им лишь одну фразу:

- Будем работать как можно лучше.

Товарищи знали ее не первый день, уважали и верили Ганне. Но в цехе кое-кто принял ее назначение с насмешкой. Бригадиров-девушек еще не бывало.

Особенно усердствовал Кирилка: по многу раз на день подходил к ее станку, подбоченивался и хихикал, похрюкивал. Ганна старалась не обращать внимания на этого наглого парня. Кирилка пытался ухаживать за нею, но безуспешно. Появился Леша и окончательно пресек эти ухаживания.

Прошло время. Все встало на свое место. Ее бригада была не на плохом счету. Выполняла и перевыполняла нормы. И к бригадиру-девушке все привыкли.

С бригадой Ганны Цыбулько соревновалась соседняя бригада Пепелова. И побеждала.

Портрет Пепелова висел на общезаводской доске Почета, изрядно запылившись и выгорев на солнце.

Ганна не завидовала этим успехам, не переживала поражений, потому что знала-ее бригада работает честно, с полной отдачей. А в глубине души сочувствовала Пепелову, и было неловко за него: такой пожилой, а так любит, чтобы его хвалили.

* * *

Ганне и Леше предстояло ехать в мебельный магазин за торшером. Узнав о скорой свадьбе, завод выделил молодым однокомнатную квартиру в новом доме. А завком выхлопотал через кассу взаимопомощи ссуду на мебель.

Теперь каждый день Ганна и Леша ездили по городу в поисках нужной мебели. Они уже купили диван-кровать. И вот сегодня поехали за торшером, который приглядели еще вчера в ближайшем мебельном магазине.

- Только ты сегодня, Лешенька, не мешай. Я сама выберу.

Подошла очередь Ганны.

- Нам торшер с тремя рожками.

- Почему с тремя?-возразил Леша.

- Мы ж договорились... Желтый, зеленый и красный...

- Как светофор,-заметил Леша.

Ганна хотела спорить, но подумала и поправилась:

- Вот тот, желтый, синий и розовый.

Она оглянулась. Леша улыбнулся - согласен.

- Тебе не тяжело?-спросила она, передавая ему торшер.

- Ха! Я еще и тебя унесу. Хочешь?

Они шли по улице, гордясь своей покупкой. Ганна несколько раз пробовала подложить руку под торшер, на Лешино плотное плечо.

- Не надо, мне не больно, - всякий раз говорил он, но было видно, как ему приятна ее помощь.

"Какой он у меня красивый",-думала Ганна, любуясь Лешей. Лицо его сегодня было необычным: на щеках выступил румянец, ранние морщинки на лбу и у глаз разгладились. Слегка припухлые губы вздрагивали, гася улыбку.