Вечное дерево

Журка снова почувствовал легкость и радость, как там, в толпе, на площади.

Но стоило ему повернуться и взглянуть на окна своей квартиры, как эта легкость исчезла и он подумал о другом: "А что он сделает со мной? Выгонит из дому?

Опять даст пощечину? Или поговорит, как с глупым мальчишкой?"

Когда наконец из подъезда вышли гости, которых он тотчас узнал - и Куницына, и дядю Самофала, и Копну, и отца Кольки Шамина, и Инессу Аркадьевну-жену Самофала,-Журка был уже до того наэлектризован ожиданием, до того взвинчен, что ему было все равно, что с ним будет, только бы поскорее все это кончилось...

Отец сидел "столбиком"-не сгибая спины-за еще не убранным столом и читал газету. В комнате пахло вином, папиросами и духами. ("Мама такими не душится"). Журка стоял у дверей, дожидаясь взгляда отца.

Отец вскинул голову и посмотрел на Журку.

- А-а,-протянул он и неторопливо отложил газету. - Подойди сюда.

Журка не двигался. Ему казалось, стоит сделать шаг-и будет заметно, как у него дрожат коленки.

- Подойди, - отец встал и развел руки.

Журка, зажмурившись, шагнул вперед.

- Наклонись.

Журка наклонился и, к удивлению своему, почувствовал, как отец обнял его и поцеловал в губы.

Редко целовал его отец, только в день рождения.

Журка всхлипнул и простонал протяжно:

- Прости, папа.

- Бывает, - сказал отец. - Всякое бывает по молодости. Садись-ка, садись. Мать, там не осталось у тебя?

Нина Владимировна налила вина из недопитой бутылки.

"Помирились!"-с радостью подумал Журка.

- И себе налей,-приказал Степан Степанович.- Вот за что я тебя поцеловал, -сказал он, глядя ошеломленному Журке в глаза,-за то, что ты сегодня там, на Невском, вместе со всеми, с народом был... Значит, есть в тебе хорошее.,. Такое... Настоящее... За него и выпьем.

Нина Владимировна, поняв, что ее присутствие может помешать разговору, отправилась на кухню. Степан Степанович уже другим, поучительным тоном, как, бывало, говорил с подчиненными, повел беседу:

- Ты насчет работы проезжался.., "Не надо, мол...

ишачить", и так далее. А все работой, вот такими руками сделано, все... Я эту любовь через всю жизнь пронес...

Журка плохо понимал отца. Он смотрел на его руки, все в шрамах, как в наклейках, и ему хотелось прикоснуться к ним,погладить.

Он тряхнул головой и, конечно, прогнал эти излишние желания.

* * *

Степан Степанович оформился на работу в три дня, Кадровик-служака, вручая пропуск, сказал:

- Извините, товарищ полковник. Пропуск временный. Положено пройти курсы техбезопасности-тогда постоянный получите.

- Действуйте как положено, - ответил Степан Степанович.

Кадровик помедлил:

- А еще вас просил зайти товарищ Песляк. Это секретарь нашего партийного комитета.

В коридорчике Степан Степанович столкнулся с Аловым.

- Как дела? - спросил Алов.

- В общем, все в порядке. Но еще к товарищу Песляку зайти надо.

- Это вот сюда, налево. Не очень возражай, он этого не любит.

За большим столом, покрытым зеленым сукном, сидел человек с крупными чертами лица.

- Просили к вам зайти,-произнес Степан Степанович, получив разрешение войти. - Моя фамилия Стрелков.

Песляк неторопливо поднялся, выбрался из-за стола.

"Фигура", - подумал Степан, Степанович, разглядывая секретаря парткома. Песляк был высоким, представительным, седина на висках, та благородная седина, что не только очаровывает женщин, но вызывает уважение и у мужчин. На нем был модный костюм, белая сорочка, капроновый галстук, остроносые ботинки.

- Песляк,-с важностью произнес он и крепко пожал Степану Степановичу руку.

Сели друг против друга у стола.

- Решил поближе познакомиться с вами,-объяснил Песляк причину приглашения.-Рассказывайте о себе.

Он уставил на Степана Степановича серые, внимательные глаза, приготовился слушать.

- А что говорить? Я не говорить-работать на завод пришел,-с шутливой ноткой в голосе сказал Степан Степанович.

- Это хорошо,-тотчас поддержал Песляк и закивал тяжелой головой.

Поддержка подбодрила Степана Степановича, захотелось пооткровенничать.

- Да вот так. Молодость вспомнил. Когда-то слесарил. Любил это дело. Мечтал о нем. И вот решил вернуться. Тем более что другой гражданской специальности нет.

Песляк слушал внимательно, не перебивал.

- Я ведь ушел в армию с завода,-продолжал Степан Степанович, - а к старости, знаете, всем хочется еще раз с юностью встретиться.

- Так уж и старость,-деликатно возразил Песляк.-Вы, вижу, еще мужчина в силе...-он изменил тон, что-то придумал. - Вот что, товарищ Стрелков. Мы ваше поступление на завод расцениваем как пример большого уважения заслуженного человека к рабочей профессии...

- Но мне бы не хотелось ненужной шумихи, - возразил Степан Степанович.

Песляк вдруг задвигался на стуле, побагровел.

- Товарищ Стрелков, мы в партийном комитете тоже знаем, что и как надо делать.

Степан Степанович вспомнил наказ Алова и сдержал себя.

- Полковник идет работать слесарем, не гонится за должностью, не боится рук испачкать, - видя, что ему не возражают, уже помягче объяснял свою мысль Песляк.-Вникните сами в это явление. Прямо скажем, оно не типичное. Но мы и не собираемся агитировать полковников в отставке стать слесарями. Тут в другом дело.

В авторитете рабочей профессии. Мы должны воспитывать нашу молодежь, прививать ей любовь к труду рабочего. Показать, что этот труд заслуживает не меньшего уважения, чем труд техника, инженера...

- Будет ли в этом смысл? - проговорил Степан Степанович.

- Будет, товарищ Стрелков. Еще как будет,-совсем дружески сказал Песляк.-Для примера, для молодежи. Молодежь у нас всякая. Есть и хорошая. А есть филоны-такие, что только шатаются по цеху.

- Все ясно, - сказал Степан Степанович, потому что за долгие годы службы привык соглашаться с начальством.

Довольный результатами разговора, Песляк положил руку еку на колено, сказал, как старому доброму товарищу:

- Кипит еще в нас кровушка. Годимся еще.

Уходил Степан Степанович от Песляка в приподнятом настроении, будто и в самом деле с боевым товарищем повстречался.

Песляк после его ухода подошел к столу, записал на настольном календаре: "Полковник-слесарь".

Потом он позвонил редактору заводской многотиражки и попросил его срочно зайти в партком.

* * *

Степан Степанович шагал широко, чувствуя, что земля под йогами твердая. Все люди казались ему хоро"

шими, добрыми, просто замечательными. Он шел, заглядывая им в глаза, радуясь их улыбкам, вслушиваясь в их оживленные голоса. Сегодня все люди были веселее, чем обычно, двигались быстрее и улыбались чаще. Наверное, потому что выглянуло первое по-настоящему весеннее солнце, а это всегда радует и веселит горожан.

А у Степана Степановича была сегодня своя радость.

"А я принят. Я снова рабочий человек. Рабочий класс".

- Вот моя Нина удивится, - произнес он вслух, окончательно забыв о недавней ссоре.

И то, что он назвал ее Ниной, вернуло Степана Степановича к далеким годам молодости, когда он был влюблен, когда на земле существовало два солнца - то, что над головой, и она-красивая девушка с певучим голосом.

"Нужно будет ей с первой получки подарок купить", - решил Степан Степанович, открывая дверь своей квартиры.

Нина Владимировна возилась с платьем, повертываясь перед зеркалом то одним, то другим боком.

Она увидела отражение мужа в зеркале и спросила, поправляя рукавчики:

-Ты чего это, отец, светишься? По займу выиграл?

- Закрой-ка глаза,-попросил он и полез в карман за пропуском". - Ну, закрой.

Нина Владимировна прищурилась. Он заметил, что ресницы у нее дрожат: подглядывает.

- Нет, мать, давай по-честному.