Страница 15 из 29
— Ты обнаружила! — рассмеялся Хэм. — Ты лежала без чувств, когда я выносил тебя из этого обиталища дьяволов. Ты даже не видела ни одного из них!
— Я изучила одного мертвого, которого охотники принесли в Венобл, — парировала девушка. — И не забывай, что Общество хотело дать ему мое имя — triops Patriciae. — Пат невольно вздрогнула, вспомнив дьявольских существ, едва не лишивших их жизни. — Однако я выбрала другое название — triops noctivivans — трехглазый обитатель темноты.
— Слишком романтическое название для этой адской твари!
— Да, но я хотела сказать, что… возможно, трехглазые относятся к существам, которых можно найти здесь, на темной стороне, и что бешеные дьяволы, атаковавшие нас в ущелье Гор Вечности, были передовым дозором, изучающим сумеречный пояс через проходы в горах, лишенные солнечного света. Они не выносят света — ты сам это видел.
— И что с того!
Она засмеялась.
— А то, что по их строению: шесть конечностей, три глаза и так далее, следует, что триопы — родственники коренных жителей Тропиков. Отсюда вывод, что на темной стороне они недавно; они возникли не здесь и попали сюда довольно поздно, разумеется, в геологическом смысле. Вообще-то, «геологический» — не то слово, поскольку «гео» — это земля. Нужно было сказать «в венерологическом смысле».
— А вот и нет. Ты поменяла греческий корень на латинский. Нужно было сказать «в афродизиологическом смысле».
Пат снова рассмеялась.
— Чтобы закончить спор, скажем в «палеонтологическом смысле», это звучит лучше. Во всяком случае, я имела в виду, что триопы живут на темной стороне от двадцати до пятидесяти земных лет или даже меньше — ведь мы же ничего не знаем о скорости эволюции на Венере. Может, она идет здесь быстрее, чем на Земле, а может, триоп приспосабливался к жизни в ночи пять тысяч лет.
— Я видел студентов, которые приспосабливались к ночной жизни за один семестр, — усмехнулся Хэм.
Пат игнорировала это замечание.
— И потому, — продолжала она, — я считаю, что здесь существовала жизнь до того, как явился трехглазый, — он должен был что-то есть, иначе не выжил бы. А поскольку мои исследования показали, что он частично плотояден, здесь должна быть не просто жизнь, но фауна. Вот и все, если говорить о чисто логической части доказательства.
— Значит, ты не можешь угадать, что это за животные. Может, у них есть разум?
— Не знаю. Возможно. Однако, несмотря на уважение, которое вы, янки, испытываете к разуму, биологически он не имеет большого значения. Нет в нем особой ценности, и если говорить о выживании.
— Как ты можешь это говорить. Пат? Что, если не разум, дало людям власть над Землей и Венерой?
— А разве человек — хозяин Земли? Послушай, что я думаю о разуме, Хэм. Мозг гориллы гораздо лучше мозга черепахи, верно? А кому из них повезло больше: горилле, живущей лишь в небольшом районе Африки, или черепахе, которую можно встретить повсюду, от арктических районов до Антарктиды? Если же говорить о человеке… Найдись кто-нибудь с глазами как микроскоп, чтобы видеть всех живых созданий на Земле, он решил бы, что человек всего лишь редкий вид, а планета принадлежит нематодам или червям, поскольку черви значительно превосходят числом все остальные формы жизни вместе взятые.
— Пат, но это же не преобладание!
— А я этого и не утверждаю. Я только сказала, что разум не имеет большой ценности для выживания. Если мы решим, что он важен, то почему насекомые, не имеющие ничего, кроме инстинкта, так досаждают человеку? Мозги у людей лучше, чем у вредителей кукурузы или моли, однако они бьют наш разум единственным своим оружием — чудовищной плодовитостью. Понимаешь ли ты, что каждый раз, когда рождается ребенок (если этого не уравновесит чья-нибудь смерть), его можно прокормить единственным способом — отняв пропитание у такого числа насекомых, чья общая масса равна массе ребенка?
— Все это звучит весьма разумно, но как это связано с разумом на темной стороне Венеры?
— Не знаю, — ответила Пат, и голос ее при этом звучал удивительно нервно. — Я только думаю… Взгляни на это чуть иначе, Хэм. Ящерица разумнее рыбы, но не настолько, чтобы получить какое-то преимущество. Почему в таком случае ящерица и ее потомки развили в себе разум? Да потому, что сама Природа стремится к разуму… А если это так, значит, разум может быть даже здесь — странный, чужой, непонятный разум. Она вздрогнула в темноте, прижавшись к Хэму. — Впрочем, неважно, — продолжала она уже другим тоном. — Все это лишь химеры. Мир снаружи настолько странен, настолько чужд нам… Я устала, Хэм, это был длинный день.
Он спустился за ней внутрь ракеты. Когда, погасли огни, игравшие на неземном пейзаже, Хэм видел уже только Пат, прелестную в скудном наряде, модном в Стране Холода.
— Итак, подождем завтра, — сказал он. — Продуктов у нас на три недели.
«Завтра», разумеется, означало только определенное время, а не свет дня. Когда они проснулись, снаружи царила та же тьма, которая вечно окутывает неосвещенную половину Венеры, все с тем же вечным зеленым закатом на горизонте. Однако Пат была в лучшем настроении и бодро занялась подготовкой к первому выходу наружу. Она достала арктические скафандры из покрытой резиной шерсти толщиной в дюйм, а Хэм, как инженер, тщательно осмотрел шлемы, снабженные короной сильных ламп.
Они предназначались главным образом для освещения, но могли использоваться еще для одной цели. Известно было, что невероятно дикие трехглазы не выносят света, и таким образом, используя все четыре снопа света, падающие из шлема, можно было двигаться в окружении охранного светового барьера. Впрочем, это не помешало включить в снаряжение два оксидированных автоматических пистолета и два огнемета страшной разрушительной силы. Пат взяла свою сумку, куда собиралась складывать все образцы встреченной флоры и фауны, если они окажутся небольшими и в меру опасными.
Переглянувшись, они улыбнулись друг другу.
— Ты во всем этом настоящая толстуха, — ехидно заметил Хэм и весело улыбнулся, когда Пат гневно скривилась.
Отвернувшись, она широко открыла дверь и вышла наружу.
Все там выглядело иначе, нежели в свете иллюминатора. Тогда вся сцена казалась нереальной, неподвижной и тихой, как на картине, а сейчас она окружала их на самом деле, а холод и жалобный голос ветра давали достаточно доказательств того, что мир этот реален. Некоторое время люди стояли в круге света, падающего из иллюминатора корабля, восхищенно глядя на горизонт, где невероятно высокие вершины Больших Гор Вечности вздымались как гигантские башни на фоне фальшивого заката.
Во все стороны, насколько было видно без солнца, луны и звезд, расстилалась пустая, покрытая глыбами льда и камней равнина, на которой вершины, минареты, шпили и пики изо льда и камня поднимались в фантастических формах, которые невозможно описать.
Хэм обнял Пат рукой и с удивлением почувствовал, что девушка дрожит.
— Тебе холодно? — спросил он, глядя на диск термометра на запястье. — Всего тридцать шесть ниже нуля.
— Это не холод, — ответила Пат, — а эта картина. — Она отодвинулась. — Интересно, что удерживает тепло в этом месте? Казалось бы, без солнечного света…
— Тут-то и таится ошибка, — прервал ее Хэм. — Любой техник слышал о диффузии газов. Верховые ветры движутся над нами на высоте всего пяти или шести миль и, разумеется, несут с собой много тепла из пустыни, лежащей за сумеречным поясом. Происходит некоторое проникновение теплого воздуха в холодный, а кроме того, когда теплые ветры остывают, они опускаются. Более того, большое значение имеет при этом рельеф района. — Он умолк, задумавшись, потом продолжал: Слушай, я вовсе не удивлюсь, если мы найдем недалеко от Гор Вечности нисходящий воздушный поток, где верховые ветры двигались бы вдоль склона и в некоторых местах создавали вполне терпимый климат.
Он пошел следом за Пат, которая бродила среди камней на краю круга света, падающего из ракеты.
— Ха! — воскликнула она, — Вот он, Хэм! Вот экземпляр растительности темной стороны. — Девушка наклонилась над серой клубневидной массой. — Лишайник или гриб, — продолжала она. — Листьев, конечно, нет; они нужны только при солнечном свете. По той же причине нет хлорофилла. Очень примитивное растение и все-таки — в некотором смысле — сложное. Смотри, Хэм, высокоразвитая система циркуляции.