Страница 43 из 76
Сознавая невозможность немедленной отмены семьи законом, создатели нового мира приступили к ее разрушению изнутри. "Семья еще не разрушена, – констатирует в 1924 г. педолог А. Залкинд. – Нищее пролетарское государство ни в воспитании, ни в хозяйственном отношении не в силах еще полностью заменить семью, и поэтому семью необходимо революционизировать, пролетаризировать. Роль молодняка в этом вопросе огромная".81 Наступление на семью велось широким фронтом. Объектами обработки были, в первую очередь, "молодняк", т. е. молодежь, дети и женщины: "слабые звенья" в семейной цепи.
Эмансипация женщины – извечная тема утопий. Н. Чернышевский представил в Что делать? освобождение женщины непременным условием социального освобождения. Для него, как и для многих других утопистов, освобождение женщины означало, во-первых, уравнение женщины с мужчиной, во-вторых, разрушение моногамной семьи, которая закабаляет женщину.
Советский революционный закон "раскрепостил" женщину, уравняв ее в правах с мужчиной – в семье. Одновременно ведется активная кампания по распространению новых взглядов на половую жизнь, которые должны привести к внутренней эмансипации женщины. Широчайшую известность приобретают призывы к "свободной любви" коммунистки, первой женщины-министра (народного комиссара социального призрения), в свободное время писательницы Александры Коллонтай. Взгляды А. Коллонтай приобретают широкую популярность, становятся эталоном новой морали. Об успехах борьбы с семей свидетельствуй Ленин. Беседуя с немецкой коммунисткой Кларой Цеткин, вождь Октября жаловался: "Хотя я меньше всего мрачный аскет, но мне так называемая "новая половая жизнь" молодежи, а часто и взрослых, довольно часто кажется чисто буржуазной, кажется разновидностью доброго буржуазного дома терпимости… Вы, конечно, знаете знаменитую теорию о том, что в коммунистическом обществе удовлетворять половые стремления и любовные потребности так же просто и незначительно, как выпить стакан воды. От этой "теории стакана воды" наша молодежь взбесилась". Ленин утверждает: "Все это не имеет ничего общего со свободой любви, как мы, коммунисты, ее понимаем".82 Основатель советского государства не объясняет, как коммунисты понимают свободную любовь. Более того, при жизни, за своей подписью он ничего не опубликовал на эту тему. Воспоминания Клары Цеткин – они стали навечно базой советской сексуальной морали – были напечатаны только после смерти Ленина.
Столкновение двух концепций – Ленина и Коллонтай – отражало разногласия тактического порядка. Ленин считал, что "революция требует напряжения сил от масс, от личности", Коллонтай полагала, что революция уже победила, поэтому следует использовать "крылатый эрос" "на пользу коллектива".83 Ленин молчал – при жизни – понимая, что "крылатый эрос", "свободная любовь" способствуют разрушению буржуазной семьи.
Александра Коллонтай закончила свою повесть о свободной любви призывом: "Жить и любить. Как пчелки в сиренях! Как птицы в гуще сада! Как кузнечики в траве".84 Литературная бездарность Любви пчел трудовых не мешает (может быть, помогает?) широкой популярности "теории свободной любви". В ней есть главные компоненты "нового": освобождение женщины и мужчины от уз буржуазной семьи и классовая иерархия в области половых отношений. Диалектическое отношение к свободе особенно наглядно проявилось в отношении к "свободной любви". Теоретики "стакана воды" проповедуют полную свободу, но настаивают на необходимости классового "выбора". А. Коллонтай резко осуждает героя своей повести – коммуниста, оставившего пролетарку ради буржуазной женщины.
Молодая пролетарская литература делает конфликт Между "душой" и "телом" одним из главных новых сюжетов. В повести А. Тарасова-Родионова Шоколад чекист погибает, ибо не устоял перед чарами женщины из враждебного класса. В знаменитом в 20-е годы романе С. Семенова Наталья Тарпова героиня после мучительных колебаний выбирает коммуниста. Поэтическое выражение классовая и половая гармония находит в стихах: "… Поцелуи бросаю острей и звончей. Строки Маркса падают на кровать из карманов Большие идеи равенства всех людей… Мои ласки их на миг унесут, одурманя, Чтобы после им всплыть еще ясней".85 Автор катехизиса половой жизни пролетариата (Революционных норм полового поведения), отмечая, что "половая жизнь большей части современных людей характеризуется еще резким конфликтом между социальными симпатиями человека и его чувственными половыми влечениями",86 требует: "Половой подбор должен строиться по линии классовой, революционно-пролетарской целесообразности".87
Литература 20-х годов верно отражала смятение умов и чувств, вызванное революционными лозунгами, призывами строить "новую жизнь", бороться со "старой семьей". Даша Чумалова, первая в советской литературе "освободившаяся женщина", отстаивает свое равноправие с мужчиной на работе и в личной жизни. Ревнующему ее мужу она отвечает: "В нас самих должна быть беспощадная гражданская война. Нет ничего более крепкого и живучего, чем наши привычки, чувства и предрассудки. У тебя бунтует ревность, – я знаю. Это хуже деспотизма. Это такая эксплуатация человека человеком, которую можно сравнить только с людоедством". Даша Чумалова – редкий пример использования женщиной права на "свободную любовь". Десятки романов изображали трагическую реальность: несчастных девушек и женщин, одурманенных революционными лозунгами. А. Луначарский вынужден был вступиться за них. Он приводит типичный диалог советской молодежи а 20-е годы. "Мужчина: Пол, удовлетворение пола есть вещь простая, надо отучиться об этом задумываться. Женщина: Может быть, это и правильно, может быть, это и научно, но все-таки как же это будет: если ты меня бросишь, а у меня будет ребенок, то что же мне делать? Мужчина: Какие мещанские рассуждения! Какая мещанская предусмотренность! До какой степени ты сидишь в буржуазных предрассудках! Нельзя тебя считать за товарища!" Луначарский подводит итог: "И запуганная девушка думает, что она поступает по-марксистски, по-ленински, если она никому не отказывает".89 Комсомолец Хорохорин, чекист, а потом студент, персонаж из повести Льва Гумилевского Собачий переулок, убеждает свою однокурсницу: "Считал и считаю тебя хорошим товарищем! Ведь если бы я подошел к тебе и сказал, что я голоден, а мне нужно работать, разве ты не поделилась бы со мной по-товарищески куском хлеба?"90 Популярнейшая повесть 20-х годов – Луна с правой стороны Сергея Малашкина – рассказывает о судьбе крестьянской девушки Тани, вступившей в Комсомол и ставшей, после того, как ее убедили в революционности "свободной любви" – женой двадцати шести мужей.91 Типичность образа Тани подтверждается книгами писателей-комсомольцев, носящими автобиографический характер.92
Старый большевик П. Лепешинский в 1923 г. признает могучую силу теории "свободной любви": "Что можно противопоставить этой теории? – Родительский авторитет? – Нет его. Авторитет религии? – Нет его. Традиции? – Нет их. Моральное чувство? – Но старая мораль умерла, а новая еще не народилась…" Лепешинский подводит итог: "Старая форма семьи в общем и целом основательно разрушена, а новой еще нет".93 В 1923 г., через 6 лет после революции, диагноз старого большевика был тенденцией, планом и благим пожеланием.
Россия, став советской, оставалась крестьянской страной: более 80% населения жило в деревне. Разрушение семьи, разложение морали – не вызывали сомнения.
Революция пришла вслед за войной, сначала с Германией, а затем гражданской – предельно жестокой и беспощадной. Войны начали ломку семьи, разложение морали. Военные жертвы, в первую очередь гибель мужчин, породили явление, зарегистрированное первой переписью населения после войны (1926 г.) По предыдущей переписи (1897) число мужчин и женщин в России было почти одинаковым: 49,7% и 50,3%. В 1926 г. мужчин было на 5 млн. меньше, чем женщин. Половое неравновесие будет увеличиваться в дальнейшие годы (в 1959 г. женщин было на 20 млн. больше, в 1981 г. – на 17,5 млн.), во многом определяя характер советской семьи, нравственности, отношений между полами.