Страница 149 из 197
К 1924 году многие крупные немецкие оружейные предприятия имели концессии в Советском Союзе. Известны, по крайней мере, три германских военных завода в Советской России: один в Филях по производству самолетов «Юнкере», другой в Самарской губернии по изготовлению горчичного газа и фосгена и танковый в Казани275. Немецкие офицеры, переодетые гражданскими, приезжали в Россию обучаться военному искусству276. С начала 1924 г. на летной базе, расположенной под Липецком, немецкие пилоты тренировались на «Фоккерах», тайно закупленных в Голландии: по меньшей мере 120 летчиков и 450 человек обслуги прошли обучение там277. По словам генерала Гельма Шпайделя, сотрудника «Спецгруппы Р», обучение в Липецке заложило «духовную основу будущей Люфтваффе»278. Считается, что опыт, полученный в России, обеспечил немецким военно-воздушным силам десять лет преимущества в сравнении с союзниками279. Русские пилоты и наземные службы тоже обучались на Липецкой базе.
Кроме того, в Казани и Самаре германские офицеры обучались танковому делу и приемам ведения химической войны. Неизвестно, какое количество оружия, произведенного в Советской России, было тайно переправлено в Германию. В 1926 г. немецкие пацифисты в Щецинском порту обнаружили три советских корабля, груженных 300 тыс. артиллерийских снарядов, изготовленных в России. Это открытие позволило лидеру социалистов Филиппу Шейдеману обнародовать факты военного сотрудничества между двумя странами и обвинить правительство в использовании советского оружия против немецких рабочих*. Однако надеждам немцев на создание мощного производства запрещенного оружия в России не суждено было сбыться. Изготовление отравляющих газов столкнулось с большими трудностями. Еще большие проблемы возникли на авиационном заводе в Филях: неспособность русских навести порядок на своем предприятии вынудила Рейхсвер в 1926 году закрыть его280. Проект построения подводных лодок, по-видимому, и вовсе не покинул чертежной доски.
* Carsten F.L. // Survey. 1962. № 44—45. P. 121; Freund G. Unholy Alliance. P. 211; Muller R.D. Das Tor zur Weltmacht. S. 146. Очевидно, предупрежденная советская пресса в тот же день, 16 декабря, признала существование германских предприятий на территории СССР, но охарактеризовала их как оборонные (Правда. 1926. № 291/3520. 16 дек. С. 1. Ср.: Радек К. // Известия. 1926. № 291—92. 16 дек. С. 2.). Это, по-видимому, единственное упоминание о военном сотрудничестве с веймарской Германией в советской прессе.
С 1925 года советские командиры, выдавая себя за других — например, за болгар, — наблюдали за маневрами Рейхсвера. Другие были откомандированы в Германию для прохождения секретных курсов при Генеральном штабе, на которых преподавали будущие гитлеровские генералы, включая фельдмаршала Вернера фон Бломберга, первого нацистского министра обороны, а также генералов Моделя, Браухица, Кейтеля и Гудериана; среди курсантов будто бы были Тухачевский и Якир. «Во время обучения русские могли видеть и изучить все директивы, тактические и операционные учения, методы набора новобранцев и их обучения и даже организационные планы нелегального перевооружения. От них ничего не скрывалось»281.
Очевидно, что сотрудничество на таком уровне не могло оставаться незамеченным. И действительно, польская и французская разведки знали об этом, а после открытий Шейдемана это перестало быть секретом для всех. Но союзников это почему-то не настораживало. Они ничего не сделали, чтобы положить конец техническому сотрудничеству двух стран, продолжавшемуся еще не один год.
Таким образом, Советская Россия помогла заложить основу возрождения германской армии, плодами которого воспользовался Гитлер. Тактика бомбардировок на бреющем полете, моторизованных бросков и комбинированных воздушно-наземных операций, составлявших ядро гитлеровского блицкрига, впервые испытывалась на российской земле. Красная Армия, со своей стороны, благодаря этому сотрудничеству оказалась лучше подготовлена к войне с Германией, чем войска союзников.
Немецкие генералы, активно сотрудничавшие с Советским Союзом, готовились ко Второй мировой войне, призванной покончить с Версальским договором и принести Германии господство в Европе, которого ей не удалось достичь в минувшую войну. Очевидно, что они не стали бы посвящать русских в свои военные секреты, если бы не надеялись видеть их на своей стороне в грядущих сражениях. Таким образом, очертания нацистско-советского пакта 1939 года, развязавшего 2-ю мировую войну и благодаря которому Германия, при «благосклонном нейтралитете» Москвы, завоевала почти всю Европу, складывались еще в начале 20-х годов, еще при жизни и под руководством Ленина.
ГЛАВА 9
КРИЗИС НОВОЙ ВЛАСТИ
«Как решить такую проблему: раз крестьянство не с нами, раз рабочий класс подпадает под влияние разных мелкобуржуазных анархических элементов, раз он тоже имеет склонность отойти от нас, на что же может опираться сейчас Коммунистическая партия?»
Юрий Милонов на X съезде РКП (б)
(март 1921 г.1)
Не осталось ничего, что бы могло препятствовать правительству, но и не было ничего, что могло быть ему опорой.
Алексис Токвиль2
Политический кризис, охвативший РКП(б) в 1921—1923 годы, проистекал из того, что подавление партийных соперников не устранило разногласий, а только перенесло их с широкой публичной арены на внутрипартийный уровень. Такое развитие событий подрывало главные устои большевизма — партийную дисциплину и монолитность партии. Решения XI съезда косвенно приоткрывают суть происходящего: «Чтобы закрепить победу пролетариата и отстоять в обостреннейшей гражданской войне диктатуру его, пролетарскому авангарду пришлось лишить свободы организации все те политические группировки, которые были враждебны советской власти. Российская коммунистическая партия осталась единственной легальной политической партией в стране. Это обстоятельство дало, разумеется, много преимуществ рабочему классу и его партии. Но оно же, с другой стороны, вызвало явления, крайне усложнившие работу партии. В ряды единственной легальной политической партии неизбежно устремились, ища приложения своих сил, такие группы и слои, которые при иных условиях находились бы не в рядах Коммунистической партии, а в рядах социал-демократии или другой разновидности мелкобуржуазного социализма»3.
Как выразился Троцкий: «Наша партия — ныне единственная в стране; все недовольство идет только через нашу партию»4. Ее руководство оказалось перед роковым выбором: пожертвовать единством и всеми преимуществами, какие оно обеспечивает, снося инакомыслие в своих рядах, или искоренить его и любой ценой сохранить единство, даже сознавая угрозу омертвения аппарата партийного руководства и его удаления от партийных масс, которые такой путь сулит. Ленин, не колеблясь, избрал второй путь и тем самым заложил основу грядущему диктату Сталина.
Большевистское руководство, и в первую очередь самого Ленина, очень беспокоила бюрократизация власти. Они чувствовали — и это вполне подтверждалось статистическими данными, — что и государство и партию отягчает и тянет вниз паразитический класс функционеров, которые используют свое положение в личных интересах. Хуже того, чем мощнее становилась бюрократия, чем больше поглощала она бюджетные средства, тем хуже справлялась она со своими задачами. Это было справедливо даже в отношении ЧК/ГПУ: в сентябре 1922 года Дзержинский потребовал полного отчета о деятельности сотрудников, добавив, что ожидает «убийственных» результатов от такой проверки5. А для Ленина в последний период его жизни губительная бюрократизация стала неотступной заботой.