Страница 80 из 134
Многие участники событий и историки утверждали, что погибельная для России восточно-прусская кампания была актом высшего самопожертвования, который, вынудив немцев в критический момент снять войска с Западного фронта, сорвал план Шлиффена и дал возможность маршалу Жоф-фру предпринять спасительное для Франции контрнаступление на Марне. Такую оценку событий можно встретить и у немцев, и у французов. Начальник германского генерального штаба Эрих фон Фалькенгайн полагал, что «едва ли можно преувеличить пагубные последствия переброски войск с Западного фронта*. Мольтке, предшественник Фалькенгайна на посту начальника штаба, и маршал Жоффр, возглавлявший французский генеральный штаб, тоже придавали большое значение августовскому наступлению русских войск, как способствовавшему срыву плана Шлиффена49.
* Давая оценку взглядам Фалькенгайна, следует, однако, помнить: будучи убежденным в том, что Германия может одержать победу только на западе, он упорно противился наступательным операциям на русском фронте. И его мемуары едва ли можно счесть беспристрастными по отношению к Гинденбургу, который в августе 1916 года сменил его на посту начальника штаба.
Существует, впрочем, и противоположное мнение, быть может, более обоснованное, — что провал плана Шлиффена был вызван не столько переводом дивизий на восток, сколько такими факторами, как усталость германских войск, продвигавшихся через Бельгию, перегрузка транспорта и непредвиденное появление английских экспедиционных войск. План Шлиффена, не предусматривавший такого оборота событий, был признан нереалистичным. Генералу Александру фон Клуку, командующему германской 1-й армией, действовавшей в Бельгийской кампании на крайне правом фланге, в чью задачу входило окружить Париж, не оставалось ничего другого, как развернуть свои войска по другой, более короткой оси, которая проходила не южнее, как предполагалось, а севернее французской столицы. Этот маневр, не имевший никакого отношения к сражениям, проходившим в тот момент в Восточной Пруссии, принес спасение Парижу и сделал возможным контрнаступление на Марне*.
* Следует также помнить, что Гинденбург и Людендорф разгромили 2-ю армию русских, не имея подкрепления с Западного фронта. Такое подкрепление прибыло лишь к тому моменту, когда встала задача вытеснить из Восточной Пруссии 1-ю русскую армию.
Победа в Восточной Пруссии обусловила мощный подъем боевого духа германской армии, которая не только нанесла сильный урон русской армии и спасла свое отечество от вторжения, но и сумела с меньшими силами и ценой сравнительно незначительных потерь остановить безудержное движение русских войск. В виде жеста, символизирующего отмщение за поражение, которое у городка Танненберг пять веков тому назад потерпели от рук литовцев и поляков тевтонские рыцари, немцы нынешнюю победу окрестили «битвой при Танненберге».
Но на русскую армию это поражение не произвело тягостного впечатления, потому что в какой-то мере горечь поражения скрашивали победы, одержанные над австрийцами. В середине августа русские войска прорвали фронт в Галиции, повергнув австрийцев в беспорядочное отступление. В конце месяца, в то самое время, когда армия Самсонова совершала безудержный бросок, войска Юго-Западного фронта приблизились к столице Галиции городу Львову, который и заняли 3 сентября. Они захватили пленными 100 тыс. человек и 400 артиллерийских орудий, всего из строя была выведена треть австрийской армии. Вскоре передовые отряды русской кавалерии перешли Карпаты, производя разведку на Верхнедунайской равнине, в то время как основные силы приблизились к Кракову и угрожали Силезии.
Русские победы над австрийцами, представляя угрозу Германии с тыла, несколько омрачили торжество немцев. В начале сентября, внимая просьбам австрийцев, германское верховное командование спешно сформировало свежую, 9-ю армию, которая под командованием Гинденбурга должна была атаковать Варшаву и угрожать с севера русским силам в Галиции.
В последующие семь месяцев на Восточном фронте с переменным успехом шли интенсивные бои, не приводившие к каким-либо знаменательным результатам, так как ни у одной из сторон не было достаточно сил, чтобы одержать решительный перевес. Наступление Гинденбурга на Варшаву было остановлено благодаря храбрости русских и нерешительности австрийцев. Русские, в свою очередь, оказались неспособны внедриться в Силезию из-за угрозы по флангу с севера, тогда как у Германии недоставало сил заставить их удалиться из Галиции. К концу зимы 1914/1915 годов положение на Восточном фронте вполне стабилизировалось.
Именно в это время русские войска стали испытывать недостатки снабжения. Уже в конце 1914 года половина пополнения, прибывающего на фронт, не имела винтовок50. В большом сражении вблизи польского города Прасныш в феврале 1915 года русские солдаты бились с немцами буквально голыми руками: «Бой шел в условиях, едва ли сравнимых с чем-либо в истории современной войны. Россия, оказавшаяся в крайне стесненном положении из-за нехватки оружия и боеприпасов, не могла экипировать массы обученных и подготовленных солдат, и вошло в обыкновение держать на задах боевых действий невооруженные войска, которыми можно было бы заполнять бреши от потерь, воспользовавшись оружием убитых. Под Праснышем люди были брошены на линию огня без винтовок, вооруженные только ножом-штыком в одной руке и гранатой в другой. То есть биться, и биться отчаянно, предстояло им в самом тесном бою. Русским необходимо было любой ценой пробраться к позициям неприятеля на расстояние, с которого можно было швырнуть фанату, а затем броситься врукопашную. Это была война одержимых, вызов всем современным правилам, возвращением к временам первобытных баталий»51.
Русские выиграли эту битву, что позволило остановить наступление немцев на Варшаву. Но их потери в первые пять месяцев были ошеломительны: к декабрю 1914 года потеряно убитыми, ранеными, без вести пропавшими и взятыми в плен (более всего последних) 1,2 млн. человек, и среди них большое число обер-офицеров и унтер-офицеров, для которых не было готовой замены. В октябре 1914 года и, снова, в феврале 1915-го в армию было призвано 700 тыс. новобранцев — юношей, которым было чуть больше двадцати. После четырехнедельной подготовки они были брошены на фронт. Пока еще для резервистов более старшего возраста пора не подошла52.
Русская армия держала в тылу крупные резервы. При этом пользовались весьма дешевым и удобным приемом, обернувшимся, однако, весьма бедственными последствиями. Если какая-то часть призванных резервистов была расквартирована и обучалась в прифронтовой полосе, то большинство — добрых три четверти — размещались в больших городах, в казармах тех, ныне отправленных на фронт полков, пополнением к которым они были приписаны. Это не вызывало проблем, пока режим был крепок, но позднее, в начале 1917 года, эти городские резервные гарнизоны, скопища угрюмых ополченцев, стали основным рассадником революционных настроений.
После многих месяцев ожесточенных сражений Россия пожелала гарантий, что за принесенные ею жертвы она получит компенсацию: прежде всего Россия рассчитывала, что ей отойдут Константинополь и Черноморские проливы — вожделенные цели ее внешней политики еще с XVIII века. Выставить эти требования Россию побудили действия англичан против Турции в Галлиполи, имевшие целью установить морское сообщение с Россией. Казалось бы, можно было только приветствовать эту операцию англичан, способную прорвать блокаду России, и поддержать ее, как было обещано, однако в России обеспокоились относительно замыслов англичан в этом регионе. 4 марта 1915 года (н. с.) министр иностранных дел Сазонов направил французскому и британскому правительству ноту, в которой Россия в качестве вознаграждения предъявляла свои права на Константинополь и проливы. Союзники вынужденно пошли на эти условия, опасаясь, что Россия может подписать сепаратный мир с Германией и ограничиться военными действиями против Турции. Год спустя в секретном договоре Сайкса — Пико между Францией и Англией относительно раздела Оттоманской империи России отводились, помимо уже оговоренных, большие территории в восточной и северовосточной Анатолии.