Год Мамонта

— Так ведь дракон там. Уж тебе, господин мой, сказывали, а? Но я тебе так скажу, только другим не передавай, и уж точно не говори, что это я тебе насоветовал, а то беда будет. Ладно?

— Ладно.

— В месяц раз бывает у нас сирых один бешеный мужик, именно из северных земель. Четыре лошади в упряжке. Один приезжает, никого не боится. Отчаянный парень, как есть отчаянный. Он против дракона специальный наговор имеет. Не трогает его дракон. Спроси его, может, он согласится. А только с опаской к нему подходи, а то ведь не так поймет, так зашибет ненароком.

— А когда он здесь будет?

— А завтра должен прибыть.

Назавтра отчаянный возница не прибыл, а Волчонок заболел. Лежал не двигаясь, щеки горели, глаза стали мутные, а ноги холодные. Зигвард кутал мальчишку во все, что попадалось под руку, прикладывал ему ко лбу мокрую тряпку, дал мальчику на побегушках золотой, чтобы тот купил на рынке курицу, и сам сварил в кухне трактира отвар по старому семейному рецепту. Через три дня жар у Волчонка уменьшился. Он сидел на кровати и пил из кружки бульон, а Зигвард примостился рядом и рассказывал сказку за сказкой, изображая в лицах героев — храбрых рыцарей, прекрасных княжон, раздражительных драконов, недальновидных и поэтому ужасно злобных колдунов, и прочих сказочных персонажей. Волчонку нравилось. Особенно его восхищали почему-то любовные победы рыцарей. Впрочем, Зигварда они тоже восхищали. От подробностей этих побед Зигвард воздерживался несмотря на настойчивые вопросы Волчонка.

На следующий день Волчонок уже ходил по комнате, воображая себя рыцарем и размахивая волшебным двуручным мечом. Зигвард велел ему сидеть дома и никому не отпирать, а сам пошел осведомиться насчет отчаянного возницы. Оказалось, возница прибыл и ночевал прямо в своей карете, поставив ее у ограды рынка.

Карета доверия не возбуждала, была старая и разбитая. Одна рессора была железная, другая деревянная, а кузов кое-где прихвачен был к платформе веревкой. Но четыре лошади выглядели выносливыми и молодыми. Зигвард потрепал одну из них по холке.

— Не трожь перевозочное средство, — сказали ему из кареты.

— Доброе утро, — вежливо ответил Зигвард. — Мне тут сказали, что ты из северных земель. Не подвезешь ли, как обратно поедешь?

— А сколько в тебе весу?

— Выйди да посмотри.

В карете заворчали и закряхтели. Дверца открылась со скрипом и, сорвавшись с петель, упала на землю. Крепкий, высокий парень вылез наружу и недовольно оглядел Зигварда.

— Один едешь?

— Со мной мальчик девяти лет.

— Воруете?

— Нет. Просто путешествуем.

— А сколько заплатите?

— Пять золотых.

— Мало.

— Если до самой границы, то восемь.

— Все равно мало.

— Сколько же ты хочешь, чтобы тебе заплатили?

— Довезу, а там и поговорим.

— Что ж, идет.

Верзила поднял дверцу и стал ее прилаживать на место.

— Когда отправляешься? — спросил Зигвард.

— К вечеру. Нужно мне тут одну вдовушку навестить, — верзила подмигнул. — Понимаешь?

— Чего ж не понимать, понимаю, — сказал Зигвард понимающе и тоже подмигнул. — У вдовушки твоей подружки нет ли?

— Ого, — сказал верзила. — А ты, мужик, не промах.

— Я тут порассматривал местных баб, — сказал Зигвард. — Какие-то они все невзрачные. Говорят очень громко, ходят враскоряку, старятся быстро.

— Место такое, — объяснил верзила. — Скучное место, и бабы скучные, кроме вдовушки. Ну, ничего, как прибудешь в Колонию, разгуляешься. Там всего много.

— А я вовсе не в Колонию еду.

— Не ври, мужик. Северная дорога никуда, окромя Колонии, не ведет. Разве что в славские земли, ну да ты вроде умом крепок еще, к славам не поедешь.

— Почему же?

— Дикий народ славы. Их даже артанцы боятся.

— Ага.

— Вот тебе и ага. Ну, к вечеру приходи.

У вдовушки было очень хорошо, скорее всего, ибо отчаянный возница появился у кареты только к полуночи, жуя хрюмпель и довольно крякая. Волчонок уже спал внутри, а Зигвард, погрузив на козлы небольшой сундук с приобретениями, подкармливал лошадей морковью.

— Ну, залазь, поехали, — сказал отчаянный возница, неодобрительно посмотрев на морковь.

Лошади рванули с места так, что Зигвард стал опасаться за карету. Но карета держалась и даже вскоре стала как-то меньше скрипеть, дребезжать, и раскачиваться, хотя грохот все равно стоял невообразимый. Дорога была почти прямая, но с подъемами и спусками. Лошади бежали в гору не замедляясь, а с горы ускоряя бег. Спать при таких обстоятельствах умеют только дети. Зигвард забился в угол, закутался в плащ, и стал размышлять о странном городке Мутное Дно, который видел однажды в детстве, проездом.

За четыре дня, проведенных в Мутном Дне, он узнал столько, сколько не узнаешь за пять лет дворцовой жизни. Артанцы вызывающе разгуливают по улицам. Местная публика усиленно делает вид, что их не замечает. Все население верит в дракона. Нет ни одного храма, зато артанская деревянная башенка с целым сонмом идолов внутри красуется посреди города. Местные люди прижимисты, не очень дружелюбны, и любят пофилософствовать. Об Астафии знают понаслышке. А славов, оказывается, «даже артанцы боятся».

И несмотря на все это, на патриархальный уклад, на суеверия, драконов и колдунов, на идолопоклонническую башенку, на наглые взгляды артанцев, на нищету, ютящуюся по соседству в шалашах, Зигвард слышал по меньшей мере восемь раз за четыре дня, что «Фалкон — великий человек».

И все это в данный момент было не главное. Зигвард попытался сосредоточиться на главном. Это было очень трудно. Карету подбрасывало, кругом грохотало и рычало, к стенке голову было не прислонить (он попытался, и тут же набил себе шишку). Какая-то мысль вертелась где-то рядом, раздражая и маня. Зигвард глубоко вздохнул, стиснул зубы, отодвинулся от стенки, и вдруг поймал ее, мысль. В детстве он был проездом в этих местах, и дальнейший путь тогда тоже лежал на север, но дорога была полога и часто петляла. Зигвард передвинулся к дверце и отодвинул тряпку, заменяющую занавесь. Созвездия он знал плохо, но Марс отличал безошибочно. Марс должен быть справа. Марс был не очень справа. Не прямо по ходу, но и не справа. Почти прямо по ходу. То есть, едут они на восток, а не на север.

Возница меж тем напевал какую-то дикую песню, подбадривая лошадей, и рассматривал окрестности. Слева небольшой пруд, в нем отражается луна. За следующим холмом будет роща, потом поле, потом опять роща. Совсем скоро. Возница сунул руку в продолговатый мешок, лежащий в ногах, и выволок длинный кинжал с тяжелой рукояткой. Применять его, скорее всего, не будет надобности, однако с кинжалом лучше чувствуется собственная правота, чем без кинжала. Где-то заорала выпь. Ори, ори, подумал возница. Эх! Должность получу, служить пойду. Какие бабы в столице! А какое вино! В большом каменном доме с камином буду жить, с настоящим дымоходом. Спать буду в настоящей кровати, деревянной, укрываться медвежьей шкурой.

Возница весь задрожал от нетерпения и предвкушения. В этот момент ему въехали арбалетным прикладом по голове, сзади и сверху. Он очень удивился и стал было поворачиваться, чтобы посмотреть, с кем имеет дело. Но ему въехали еще раз, и намерение пришлось оставить.

Очнувшись, он обнаружил, что карета стоит стоймя, а сам он сидит на голой земле, спина приперта к колесу, а руки связаны за спиной. Башка болела дико. Он хотел было опять отключиться, но тут морду ему потерли снегом, а потом ляпнули наотмашь по щеке. Возница поднял глаза. Зигвард стоял перед ним, держа в одной руке арбалет.

— Какого… — начал было возница.

Зигвард замахнулся прикладом.

— Тихо, — сказал он вполголоса. — Ребенка разбудишь. Ребенку нужен сон, он недавно болел. Сон очень важен после болезни. Во время болезни тоже важен. Отвечай тихо. Будешь отвечать громко — зубы вышибу. Для начала. Итак. Куда это мы направлялись на ночь глядя?

— Ты ж велел…

Зигвард съездил его по другой щеке.